Старосветские убийцы - Валерий Введенский

— Вот как, и говорить может! Это хорошо, — обрадовался Илья Андреевич. Если речь вернулась, значит, апоплексические удары были несильными, и есть надежда на полное, а главное, быстрое выздоровление.

Тоннер принялся считать пульс.

— Кто? — вопросительно уставилась на сиделку Северская.

— Тоннер Илья Андреевич, доктор медицины из Петербурга. — Медик представился сам, внимательно разглядывая пациентку.

Наметанный глаз тотчас подметил последствия вчерашних ударов. Половинки лица несимметричны: правая, из-за ослабевшего тонуса мышц, словно утюгом разглажена, даже старческие морщины не заметны. И глаза разные: левый раскрыт широко и внимательно разглядывает Илью Андреевича, а на правом веко опущено, зрачка почти не видать.

Анна Михайловна попыталась кивнуть и прошамкала:

— Северская!

— Очень приятно! Что же, пульс сегодня и крепче, и ритмичней. Теперь попрошу высунуть язык.

Старушка приоткрыла рот, и Тоннер при помощи маленькой серебряной ложечки его осмотрел. Как и ожидал, язык слегка перекошен вправо.

— Отлично! Можете шевелить пальцами?

Анна Михайловна послушно выполняла просьбы: на правой руке затруднений не было, пораженная ударом левая слушалась хуже.

— Помираю? — спросила Северская.

— Всех нас переживете, — улыбаясь, пообещал Тоннер.

В комнату вошел Глазьев, и старуха сразу скривилась.

— Настойка, тьфу! — сообщила она.

— Больше давать ее не будем, — заверил Илья Андреевич.

Один симптом радостней другого: пациентка в уме, при памяти, и изъясняется уже не отрывочными словами — первое предложение произнесла. Тут же прозвучало:

— Где…

Тоннер напрягся. Если спросит про сына, что отвечать? Могла и забыть о его кончине. А если напомнить, вдруг повторный удар последует? К облегчению доктора, Анна Михайловна задала другой вопрос:

— …Митя?

Илья Андреевич пожал плечами.

— Наверное, завтракает. Кстати, вам тоже следует подкрепиться.

Старуха в знак согласия кивнула.

— Начните с легкой пищи — творожок, простокваша. Если к вечеру почувствуете себя лучше, можно будет и бульончика выпить.

— Васю похоронили? — вдруг спросила Анна Михайловна. В глазах ее не было ни отчаяния, ни слез.

— Похороны завтра, сегодня тело повезут в церковь. Я бы не рекомендовал…

— Из окошка погляжу, — сообщила старуха и тихо добавила: — Попрощаюсь.

Сиделка отдернула тяжелые шторы на окнах. На лужайке перед главным входом наблюдалось столпотворение. До одиннадцати было еще далеко, но на церемонию уже собрались окрестные крестьяне, да и помещики потихоньку подтягивались.

Киросиров решил воспользоваться случаем и опросить крепостных людей Северских — многие из них должны помнить прежнего князя и его дочь Катю. Удобно устроившись на вынесенном из столовой стульчике, урядник учинял допрос подводимым по очереди крестьянам. Вопросов было два. На первый: «Видел ли вчера после полудня старшего конюха Савелия?» — все опрашиваемые отвечали отрицательно. По второму: «Похожа ли Елизавета Берг на Катю Северскую?» — мнения разделились. Некоторые уверяли, что нисколечко, другие считали, что как две капли воды. Попадались такие, что сами ответить не могли, но обещали обязательно уточнить у супруги или кумы.

В разгар опроса к усадьбе подъехал предводитель местного дворянства Осип Петрович Мухин. Тепло поздоровавшись, Киросиров немедля уступил тому стул. Как раз ценный свидетель обнаружился! Беззубая старушенция клялась, что видела Савелия утром, вел лошадей на водопой. Киросиров уже представил, как утрет нос чванливому доктору, не способному сегодняшнего утопленника отличить от вчерашнего. Но, выслушав ответ на второй, вопрос, приуныл: бабуля побожилась, что Елизавета Северская — вылитый фельдмаршал Суворов! Лет семьдесят назад, проезжая по этим местам, бравый вояка угостил допрашиваемую пряничком. Это событие так и осталось самым ярким в ее жизни.

— Ерундой занимаетесь, Киросиров! — наставительно сказал Мухин. — Похожа, не похожа! Я так понимаю, за сутки четырех человек убили, пятого пытались, а еще один пропал?

— Так точно, Осип Петрович. Есть мнение, что пропавший, то есть пропавшая, всех и убила!

— Княгиня Елизавета? Да вы с ума сошли! Ее поиски организовали, окрестные леса прочесали?

— Нет! Я думал…

— Ах, думали! Людей как клопов убивают, а вы думаете… Хоть одно преступление раскрыли?

— Так точно, Осип Петрович! Раскрыли! Шулявского застрелил господин Тучин!

— Тучин? Понятно! Вот почему он мой портрет рисовать не захотел! Злодейские планы вынашивал!

Саша в это время на крылечке курил сигару, которой угостил его Роос. Увидев злодея на свободе, Осип Петрович сначала потряс головой — может, привиделось, — но, убедившись, что вполне довольный жизнью убийца преспокойно пускает дымные кольца и весело перебрасывается шуточками с Николаем, накинулся на Киросирова:

— Почему преступник не в тюрьме?

— Дык… — замялся урядник. — Не успели, исправники задержались. Дезертиров ловили. Вы не волнуйтесь, подозреваемый под надежной охраной.

— Немедля в тюрьму и под суд!

— Слушаюсь! — вытянулся по-военному Киросиров.

Тем временем исправники подтащили на допрос очередного крестьянина. Урядник решил сорвать злость на подчиненных:

— Чем вы тут занимаетесь? Везите убийцу в тюрьму, и ямщика захватите, который мост поджег. Что встали как истуканы?

После долгих препирательств — непонятно было, на чем, собственно, ехать: бричка исправников осталась в поместье Кусманской, — решено было везти арестантов в карете Елизаветы Северской, из которой только что выгрузился Павел Игнатьевич. Управляющий прибыл в мрачном расположении духа: весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро ожидал хозяйку, а она так и не вернулась. На просьбу одолжить карету, к радости Киросирова, махнул рукой — делайте, что хотите! Адъютант Николай испросил у Веригина дозволения сопроводить Тучина в город (вчерашнее угощение опием он художнику простил. Мало того, к всеобщему изумлению, постоянно с Александром обнимался и целовался). Пришлось арестованного ямщика усадить на широкие козлы рядом с Ерошкой, внутри мест не осталось. Юный кучер тоже был печален — Мари все утро плакала, переживала за барыню.

Вслед за каретой попытался тронуться и Кшиштоф, но телега, на которую погрузили гроб с телом Шулявского, не проехав и пяти шагов по заднему двору, потеряла колесо. Генерал, принявший живое участие в отправке тела, накинулся на Петушкова:

— Что ты за телегу мне подсунул, бестия? Я за нее как за новую заплатил!

— Она и есть самая новая, — без зазрения совести соврал управляющий. Утром Анна Михайловна пришла в себя, и ничего хорошего Петушков уже не ждал. Выгонят с треском, может, даже сегодня. Последняя возможность денег украсть — рассчитаться с ней за старую телегу, а с генерала содрать как за новую.

— А почему колесо отвалилось?

— Не волнуйтесь, мигом починим, — пообещал Петушков и тут же растворился среди крестьян и гостей. Подслеповатый генерал сначала сам в толпу вглядывался, потом денщика послал искать, но управляющий будто в воду канул. Хорошо, Данила вызвался помочь с ремонтом. Вместе с Кшиштофом они сгрузили гроб, перевернули телегу, а горничная Катя принесла с конюшни инструменты.

— Не расстраивайтесь, ваше превосходительство, — успокоил генерала Данила. Тучин с собой его не взял, и он радовался, что лишний денек побудет рядом с Катей. — За пару часов починим. Ступайте, вон и музыка заиграла! Стало быть, гробы из дома выносят.

Центральные двери широко распахнулись. Мужики все как один сдернули шапки, а бабы дружно зарыдали. Первым из дома вышел отец Алексей, за ним вынесли два гроба.

Митя появился неожиданно. Вроде минуту назад его не было, но, когда люди расступились, освобождая дорогу священнику и скорбной ноше за его спиной, Михаил Ильич обнаружил юношу прямо напротив себя.

Рядом с Рухновым рыдала Суховская. С первых тактов музыки у нее вдруг перехватило в горле, а по коже забегали мурашки.

Рухнов огляделся. Где же Угаров? Все остальные здесь! Роос оживленно беседовал с Кусманской, за ними переминались с ноги на ногу в полном составе Растоцкие, чуть сбоку Мухин что-то выговаривал Киросирову и Терлецкому. Возле оркестра, прикрыв глаза, раскачивался Горлыбин. В сторонке рыдавшую Глашку поддерживал за локоток Глазьев, а ее мать Лукерью, гладя по голове, утешал Никодим. В окне левого флигеля Рухнов разглядел Анну Михайловну, а за ее креслом — силуэт Тоннера. Со стороны заднего двора выглядывал пыхтевший трубочкой Веригин.

А Угарова не было. Михаил Ильич разволновался. Что произошло? Денис следил за Митей. Тот здесь, а Угарова нет.