Горелый магистр (СИ) - Земляной Андрей Борисович

Да, тысячи энергетиков вернулись с войны с выжженными источниками, но враг был разбит, и практически уничтожен. Но как оказалось не полностью. И отсидевшись по секретным бункерам, германские и прочие фашисты и некроманты снова отстраивали свой человеконенавистнический рейх.

«Но что же делать с пацаном?» — Шелепин встал из-за стола, и прошёлся по кабинету. — Эх вот его бы для начала в одну из разведшкол, а после, можно было бы такие комбинации крутить! Например, у Геринга сын пропал одиннадцать лет назад. — Глава КГБ, даже зажмурился от переполнявших его эмоций.

Мечты разрушил щелчок телефонного коммутатора под столом.

— Шелепин. — Бросил в трубку генерал.

— Александр Николаевич, давай приезжай на Ближнюю дачу. — Раздался узнаваемый голос Берии. — Сам, будет раздавать на орехи.

— Понял. — Шелепин, раздражённо бросил трубку на рычаг и тяжело вздохнул. Он машинально коснулся крошечного портрета Ленина, который носил под рубашкой, и как это часто бывало успокоился. «Ладно, Ленин не выдаст, КГБ не съест.»

Москва, Кунцево, Ближняя дача

На совещание к Сталину приехали Берия, как глава Партии, Шелепин, министр обороны Говоров, Тимошенко как официальный представитель Ордена, председатель правительства Булганин и министр иностранных дел, Андрей Андреевич Громыко.

Но начал разговор не Сталин. Первым встал Говоров.

— Товарищи. По армейским каналам связи, к товарищу Сталину, и товарищу Берия, обратился канцлер Германии Вальтер Шеленберг. С их разрешения я зачитаю текст сообщения.

Господин Сталин, и господин Берия. Придерживаясь во всём принципов международного права и договора между Германией и Советским Союзом, я категорически отрицаю участие официальных структур Рейха в постыдном и преступном покушении на первых лиц СССР. Заверяю вас, что не только не был поставлен в известность о готовящемся преступлении, но и год назад выпустил специальный меморандум для всех разведывательных структур Рейха, прямо запрещающий всякие силовые операции на территории СССР.

С сожалением вынужден констатировать что не все структуры контролируются центральным правительством, а многие из них прямо управляются из Вашингтона, ставящего своей целью снова стравить народы Европы и Азии в опустошительной бойне.

С целью компенсации репутационных потерь Советского руководства и для недопущения ответных шагов, правительство Еврорейха, добровольно и безо всяких условий передаёт в СССР полностью комплектный оптико-механический завод производства Карл Цайс. В случае же гарантий непринятия ответных мер силового характера, Еврорейх готов передать СССР два полностью комплектных станкостроительных завода.

С неизменным уважением и готовностью к сотрудничеству во имя мира, Канцлер Еврорейха Вальтер Шеленберг.

— Теперь я хочу услышать мнение товарища Шелепина. — Сталин повернулся к председателю КГБ.

Чего категорически нельзя было делать при Сталине, так это юлить и врать. Поэтому кивнув, Шелепин встал.

— Товарищи. Недостатки в работе охраны первых лиц нами выявлены и будут закрываться. Партконтроль конечно сам проведёт анализ того что случилось, но уже сейчас хочу сказать, что мной признана необходимость иметь квалифицированного охранника так сказать в сверхближнем радиусе. Того, кто сможет поприсутствовать на конфиденциальной встрече, или вот как сейчас разглядеть опасность, направленную в том числе и на него лично. Что до причин покушения и его организаторов, мы пока не получили достоверных сведений, но я надеюсь наши друзья в Европе прояснят все моменты.

— Это хорошо, что в Европе у нас есть друзья. — Медленно проговорил Сталин. Он всегда начинал говорить медленно, когда в голове решал какую-то сложную задачу. — А ты, Лаврентий что думаешь?

— О том, что я чертовски задолжал этому парню. — Берия широко улыбнулся. — А насчёт безопасности… Каждой пуле не поклонишься.

— Всё с тобой ясно. — Проворчал Сталин. — Вечно я тебя с коня сгоняю. Не в том ты положении чтобы шашкой махать. А вот что нам расскажет товарищ Говоров?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Говоров, Леонид Александрович, подтянутый мужчина на вид лет сорока, в повседневном кителе с впечатляющей колодкой наград, неторопливо встал, и поднял папку которую принёс с собой.

— Товарищи. Армия готова достойно ответить на покушения на первых лиц Страны Советов. Восемнадцать армий подняты по готовности один, и готовы к выдвижению к западным границам СССР. Все зенитно-ракетные части приведены в готовность ноль, и заканчивают полевое развёртывание по планам «особого периода». Части обеспечения и снабжения переведены в готовность «два» и ведут проверку подвижного состава и мотомеханизированных средств. Так же переведены в готовность один, все стратегические силы первого удара, и начата концентрация армейских энергетиков, на площадках первого удара. Всего для отражения первой волны нам может понадобиться от пятисот тысяч, до миллиона личного состава армии и флота. Такой большой разброс связан с неясностью с шириной боевых действий, и количеством очагов активного противостояния.

— Это прекрасно. — Сталин кивнул. — Армия как всегда наша опора и надежда в любой ситуации. Но я вас собрал не за этим. По сути принимая предложение Шеленберга, мы с одной стороны делаем нашим врагам уступку в весьма чувствительной области, а с другой, народ наш устал от войны. Только одиннадцать лет прошло с момента победы. Раны наших людей ещё кровоточат. Огромные территории, где некры проводили свои сатанинские ритуалы еще стоят выжженными плешами. — Сталин встал и прошёлся между окнами и совещательным столом. — И начав боевые действия сейчас, мы всё равно будем выглядеть зачинщиками. Что скажете, товарищ Булганин?

— А что говорить. — Николай Александрович встал. — Я прошу отметить что именно предложили нам европейцы в качестве компенсации. Станкостроительные заводы и оптико-механический. По сути то, в чём мы нуждаемся больше всего. Более показательной была бы только передача авиазавода, но наши технологии вполне на уровне Европы, а где-то даже выше. Это значит, что всерьёз, руководство Еврорейха не рассматривает нас как военного противника.

Когда Предсовмина сел, встал министр иностранных дел.

— Могу подтвердить слова товарища Булганина. — Громыко никогда не говорил по бумагам, опираясь лишь на практически идеальную память. — Наши друзья в дипломатических, правительственных и аристократических кругах Европы, категорически и твёрдо уверены в том, что никто не хочет у них новой войны. Кроме того, по нашим каналам получена информация о готовящемся сокращении армии Еврорейха до миллиона, а упор в развитии будет сделан на частные военные формирования которые успешно показали себя в войнах низкой интенсивности. Их экономичность превосходит на порядок обычную армию, а в тяжёлой финансовой ситуации это очень хороший выход, для удержания африканских колоний.

Кроме того, есть сведения, что Европа обратится к нам за закупками бронемашин, и автоматических пушек. Того, в чём мы явно и существенно превосходим европейские армии.

— Это серьёзно. — Сталин сел и посмотрел на Берию. — А ты что думаешь?

— Заводы, это хорошо. — Берия кивнул. Действительно по этой части у нас серьёзные трудности. Не провал конечно, но очень близко к этому. Так что я за то, чтобы дать гарантии Европе. В конце концов мы тоже воевать не хотим.

— Ясно. — Сталин обвёл соратников долгим взглядом. — Что-ж, вижу в вас отменную способность к мобилизации, и активность. Товарищ, Громыко. Подготовьте соответствующий документ, и отправьте по срочным каналам в Европу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Еврорейх, Берлин, резиденция канцлера

Вальтер Шеленберг Рейхсканцлер и бригадефюрер, работал в своём кабинете на Фламмен Аллее, когда на пороге кабинета появился его личный секретарь.

— Ну что там, Гюнтер?

— От русских мой господин. — Слуга низко поклонился и подал на вытянутых руках поднос, на котором лежала запечатанная шифровка.

Пришлось встать, подойти и взрезав печать на бумаге, вчитываться в мелкий шрифт. «Сколько раз говорил начальнику шифровального отдела чтобы поменял машинку» — мелькнула в голове непрошенная мысль, и он усилием воли заставил себя вчитаться.