Горелый магистр (СИ) - Земляной Андрей Борисович

Павел Осипович, разработавший к пятьдесят девятому году почти десяток самолётов разного назначения, очень хорошо знал всю летающую технику, и вертолёты естественно тоже. Но сейчас видел, как разом лишившись детской угловатости, машина Михаила Леонтьевича Миля, оказалась в следующем поколении, словно перешагнув десятилетия постепенных изменений. И как никто другой он знал, что чудес не бывает. Вот так, запросто, выдать рывок сквозь десятилетия…

В тот день, работавший с Сухим сотрудник КГБ был озадачен тем чтобы узнать всё о проекте Шершень, и в кратчайшие сроки доложить.

Кратко не получилось. Тему засекретили наглухо, но в конце концов Павлу Осиповичу шепнули одну фамилию: «Мечников». Тот самый Мечников который одежда, утюги, чайники квадроциклы и говорят даже новейший боевой экраноплан принятый на вооружение Балтфлотом.

Представляться как Генеральный конструктор, Сухой не любил. Поэтому одев пиджак со всеми орденами и двумя знаками Сталинской премии, он приехал в Комитет по Товарам Народного Потребления, и представившись как депутат Верховного Совета, прошёл в здание.

Ещё, когда ехал, то всё корил себя за доверчивость. Ну как мог пацан, сотворить такое? Ну сделал пару удачных эскизов. Но когда шёл по коридору, увешанному картинами и набросками, понял. Это он. А после стоял не в силах оторвать взгляд от самолёта нарисованного на фоне неба.

У самолёта были резко отогнутые вперёд основные крылья, двойное хвостовое оперение, и даже передние плоскости, явно цельноповоротные, потому что на рисунке они были под углом. Да и сам самолёт был изображён торчком, словно зависнув в воздухе, а от крыльев вниз уходили туманные дорожки турбулентных потоков. Он снял картину в простой деревянной рамке, и подхватив её подмышку, пошёл к кабинету Мечникова.

Когда Павел Осипович Сухой, одетый в новенький костюм «Ленинград» вошёл в кабинет, первое что заметил Александр, был снятый со стены рисунок в руках конструктора.

— Павел Осипович. — Александр показал на кресло в чайном уголке, и дождавшись, когда знаменитый авиаконструктор сядет, сел напротив.

— Ты рисовал? — Павел Осипович бухнул на стол картину.

— Павел Осипович, пока вы не наговорили мне всяких глупостей, давайте и я одену свой пиджачок.

Александр встал, подошёл к встроенному шкафу, и сняв светло-серый пиджак, надел чёрный, шерстяной на котором были ордена и знак магистра.

Сев напротив Сухого, он кивнул.

— Ваших регалий конечно нет, но для восемнадцати лет, думаю неплохо.

Сухой помолчал. Это действительно меняло многое. Два боевых ордена, знак магистра… Не с того он разговор начал.

Ситуацию несколько разбавила секретарша которая принесла чай с упоительно пахнущими пирожками, которые так напомнили ему те, что пекла мама, что он не удержался и сразу съел один, едва запив крепким чаем.

— А если останетесь на обед, угощу вас настоящим полтавским борщом. — Александр улыбнулся. — Наша повариха — настоящая волшебница.

«Господи, да он же и в самом деле мальчишка» — Подумал вдруг авиаконструктор. «Мальчишка с боевыми орденами».

— Прошу прощения Александр Леонидович. — Сухой глотнул чай, и поставил чашку на стол. — Просто уж больно меня ваш рисунок выбил из колеи.

— Да вы не извиняйтесь. — Александр махнул рукой. Это у меня в голове бродит всякое. Вот и прорывается на бумагу, в виде всяких образов.

— Странно конечно…

— Странно? — Александр громко в голос рассмеялся. — Два десятка колдунов сносят танковый полк, превращая в горелое железо, вам, насколько я знаю провели полное оздоровление организма, фактически заменив лёгкие, и в каждой школе, есть стена, куда расшалившийся школьник может кинуть что-то что гарантированно убьёт взрослого мужчину. И вот это вот всё, не странно. А мои глюки, это конечно самое странное в нашей жизни. Или возьмём мой рисунок. Мы с вами же понимаем, что в некоторых случаях, самолёт повиснет на двух точках на концах крыльев, и распределить эту нагрузку невозможно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А! — Сухой махнул рукой. Сделаем из энергетически упрочнённого титана.

— Вот вам и ответ. — Александр снова рассмеялся. — Вы уже пристегнули к одной сказке другую, но одна для вас привычна и близка, а вторая непонятная и пугающая.

С Сухим они действительно проговорили до обеда, и Александр накормил авиаконструктора борщом с галушками, и на второе нежнейшей отбивной, с жаренной картошкой.

В итоге, Сухой уехал с десятком эскизов, где Александр изобразил и Су — Двадцать седьмой, и даже двадцать пятый всё-таки оставив тридцать пятый и пятьдесят седьмой «на потом».

Поскольку Павел Осипович сломал весь график, пришлось принимать прочих посетителей в быстром темпе, и часам четырём Александр в основном разгрёб все завалы.

Сегодня в МХАТе давали премьеру совсем нового спектакля Булгакова «Мастер и Маргарита». Сама пьеса была написана очень давно, но уж больно тема была скользкой. Христианство, органы безопасности… По совету Александра, Булгаков напросился на встречу с Лаврентием Берия, и дал ему почитать пьесу.

А Лаврентий Павлович, прочитав произведение Булгакова был в совершеннейшем восторге. По-сути никакой крамолы в пьесе не было. Органы правопорядка боролись со всякой чертовщиной, а от действий Воланда и его приспешников пострадали только плохие люди. Пьесе был дан зелёный свет, и буквально за три месяца, Мейерхольду удалось поставить спектакль, о котором в Москве говорили буквально все.

Специально к премьере, На Риту пошили платье, из тёмно-синего шёлка, с крошечными блёстками, словно звёздное небо, а Александр пошил себе костюм из шёлка синего цвета ещё более тёмного оттенка, с белым швом. Сопровождать их в театре, должна была Вера Гурова, и Григорий Янаев, которые по такому поводу тоже приоделись в ателье Осипа Лейзера. Вера в длинное платье из зелёного шёлка, лёгкую песцовую шубку, а Григорий в строгий френч полувоенного стиля тёмно-бирюзового цвета, и совсем не были похожи на охранников, а скорее на старшего брата с женой.

Текст пьесы оказался чуть другим чем помнил его Александр, но в целом это был тот же Мастер, которого играл Баталов, и та же Маргарита, которую играла молодая, но уже известная актриса Наталья Фатеева.

Публика весьма благосклонно приняла новую работу Михаила Афанасьевича устроив ему настоящую овацию, и забросав сцену цветами.

После спектакля поехали на традиционный банкет, который организаторы премьеры устроили в Праге, и Александр вместо понятного и приятного вечера наедине с Ритой, был вынужден поехать в ресторан. Пожимать руки знакомым и незнакомым людям, терпеть оценивающие взгляды московских мужчин, и весьма намекающие от московских дам, а также отвечать на идиотские вопросы от тех и других.

Но к его огромному удивлению, всё случилось по совершенно иному сценарию. Устроители банкета собрали в Зеркальном зале, не чиновников, а актёров, художников, декораторов, и прочего театрального люда, из нетеатралов пригласив, как архитектора Лаврентия Берия, как промышленного художника Мечникова, и некоторых других.

Среди приглашённых неведомыми путями оказался, и второй секретарь посольства Еврорейха Константин Канарис родной племянник покойного Вильгельма Канариса, сгоревшего вместе с самолётом на взлётной полосе Варшавского аэродрома.

Он постоянно вился возле Александра, и отходил только тогда, когда к Мечникову подходил Берия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Гриша. — Александр говорил негромко, но чётко и ясно так, что стоявший в двух шагах охранник прекрасно всё слышал. — Чего-то эта евромразь рядом ошивается. Не словить бы от него какую гадость. А лучше уведите-ка вы Лаврентия Палыча. Чёт мне это совсем не нравится. И Ритку уведи. Пусть они с Верой едут ко мне домой, я подскочу позже.

Сработали телохранители Берия мгновенно. Только Григорий просемафорил им «опасность», и через несколько секунд Лаврентий Павлович словно испарился, оставив пару человек из охраны, для контроля ситуации.