Грудь четвертого человека - Феликс Рахлин

(такие всегда выявляются в любом, даже временном, коллективе) решила принять свои меры, чтобы, поелику возможно, притушить могущий разразиться скандал. Для этого попросили у Садчикова грузовик, поехали (человека два-три) к Сасину на квартиру. вынули его из постели, погрузили в кузов, предварительно связав, отвезли в пригородный лес, там окончательно протрезвили молодца, а потом хорошенько его отлупили. После чего отвезли к начальнику сборов и велели просить прощения. Присмиревший Сасин покорно подчинился диктату.

По старинке полагалось бы теперь его посадить суток на пять-десять. Но – куда?! В городе гауптвахты не было, она была, самая близкая, в Киеве, но чтобы его туда водворить, надо было везти арестованного пароходом, снаряжать сопровождающего, выписывать командировочные… В результате начальство плюнуло на всю эту историю. а уж как оправдалось перед товарищем Гаевым – право, не знаю…

Разумеется, вскоре и комендатуры, и практика внутренних арестов были в армии восстановлены и, должно быть, существуют там, на просторах СНГ, до сих пор.

По воскресеньям, когда занятий на сборах не было, мы переодевались в припрятанное в палатках гражданское платье и шли гулять по городу, как бы возвращались на несколько часов к обычной, не военной, жизни. В первый раз, прогуливаясь в одиночку по главной улице города (кажется, проспекту Маркса), встретил нашего же, со сборов, человека, тоже интеллигента-одиночку, и мы стали бродить вместе. Зашли в кафетерий, который был устроен на новомодный западный манер: вдоль стойки, за которой орудовал бармен, стояли высокие круглые стульчики на одной ножке… Мы забрались на них, поджали ноги и стали думать, что бы заказать. Сошлись на кофе с коньяком – такого ни он, ни я еще не пробовали, а только читали в книжках западных авторов. Бармен налил в наши стаканы на донышко по чуточке коньяка. потом заполнил их черным холодным кофе, мы с удовольствием выпили, уплатили достаточно высокую цену и продолжили нашу прогулку.

Вечером в палатке каждый "отчитывался" о проведенном дне. Дошла очередь до меня. Рассказом о кофе с коньяком заинтересовался мой сосед по койке Витька Жогов.

– А сколько же там кофе и сколько – коньяка? – спросил он.

– Коньяка – 15 граммов на стакан кофе, – ответил я.

– Пятнадцать грамм?! – с явным пренебрежением воскликнул Жогов. -

И сколько же вы заплатили за все?

– По 13 рублей…

– Что??? – В голосе завзятого выпивохи зазвучало нескрываемое презрение и негодование. – И это всего за пятнадцать грамм коньяка?

Да вы же могли на эти деньги хлопнуть по четвертушке водки!!!

Он долго не мог успокоиться – и в течение всех оставшихся дней так и не простил мне этой моей бездарной траты…

Еще одно воспоминание светлой звездочкой горит в моей памяти.

Однажды в воскресенье, гуляя по городу, я вышел к городскому автовокзалу. который тогда находился напротив вокзала железнодорожного. Моя семья: жена, маленький сын и теща – находились в это время на даче, которую снимали в селе Белики, Полтавской области, у станции Лещиновка. Читая от нечего делать расписание автобусов, я вдруг увидел такой маршрут: "Днепропетровск -

Кобеляки". Кобеляки – это была следующая железнодорожная станция после Лещиновки по дороге из Полтавы на Кременчуг, я знал, что там ходит рабочий поезд. В справочном бюро узнал: время в пути отсюда до

Кобеляк – всего лишь четыре часа. А что если съездить к семье на выходной? Обратился к подполковнику Садчикову – он не возражал и отпустил меня. И вот я в маленьком автобусе ПАЗ, временами набитом под завязку, трясусь на мощеных булыжником, а то и грунтовых дорогах украинской глубинки – напрямик от Днепра через Царичанку к

Кобелякам… Неожиданно нагрянул к жене, а лучшей наградой был мне счастливый смех моего малыша, которому едва исполнилось тогда два с половиной года. Увидав меня, он так трогательно обрадовался. так весело прыгнул ко мне на руки…

Сдав чисто формальные экзамены, мы были представлены к очередному офицерскому званию, и наша харьковская группа автобусом отправилась домой. На этом мое физическое пребывание в составе советских вооруженных сил завершилось навсегда. Любопытно было бы подсчитать, какие колоссальные потери несло "народное хозяйство" Советского

Союза от таких вот "переподготовок" в масштабе всей страны. Ведь за каждым призванным на сборы согласно закону сохранялась средняя зарплата в течение всех месяцев пребывания в армии. Плюс к этому, каждому выплачивалось некоторое денежное содержание по месту прохождения временной службы. Обмундирование и питание этой массы людей тоже обходилось в копеечку. А толку от подобной "учебы", как видно из обрисованной картины, если и было, то – чуть…

Да, больше мне служить в армии не пришлось. Однако она не хотела меня отпустить так уж легко и бескровно. К следующему году мы с женой надумали провести свои отпуска в Ленинграде (Инна уже вновь работала в школе). За 15 минут до отъезда на вокзал мне принесли домой повестку: срочно явиться в военкомат с вещами для отбытия на очередной двух- или даже трехмесячный офицерский сбор. Вообще-то, как правило, вырывать военнослужащих запаса из гражданской жизни, отрывать их от производства чаще, чем один раз в три года, было не принято. Но военкоматам давалось право в отдельных случаях нарушать этот порядок в случае настоятельной необходимости, и они этим правом широко злоупотребляли. Иди проверь: есть необходимость или нет, достаточно ли она настоятельна… Как видно, при формировании команды для отправки на очередные сборы кому-то одному удалось отбояриться, и военкому понадобилось срочно найти замену. Я решительно отказался расписаться на корешке повестки в ее получении, стал показывать нарочному наши билеты, но он не пожелал даже взглянуть на них, бросил повестку на пол в коридоре и удалился.

Конечно, я не кинулся вслед за ним и не побежал в военкомат – мы взяли чемоданы и уехали на вокзал, но я вплоть до отхода поезда опасался,. что за мной приедут и вынут из вагона…

Однако обошлось.

Но уже в следующем, 1962 году вновь пришла мне повестка. К этому времени мною командовал на нашем заводе новый заместитель секретаря парткома по идеологической работе полковник в отставке Попик. Я был ему очень нужен, так как, сверх основной моей редакторской работы, писал разные бумаги для парткома (сам он, хотя и был в прошлом военным журналистом, с сочинением всяких текстов справлялся туго).

Попик по своей последней воинской должности был начальником политотдела тыловых частей харьковского гарнизона и благодаря этому обладал обширными связями в служилом военном мире города. Но сам не вмешался в дело освобождения меня от призыва на сбор, а поручил это другому своему подчиненному – заведующему парткомовским кабинетом политического просвещения товарищу Безкоровайному.

Бывший полковник Николай Ефимович Безкоровайный незадолго перед тем ушел в отставку с поста начальника политотдела Харьковского облвоенкомата. Получив задание Попика. он немедленно поехал в

Киевский райвоенкомат. Вернувшись оттуда, сказал мне следующее:

– Мне обещали вас освободить. Но все-таки вы должны явиться по повестке с вещами. А там вам скажут, как решился вопрос.

К указанному сроку я прибыл с чемоданчиком в военкомат к капитану или майору… Иванову! Да-да, к тому представителю этой могучей русской фамилии, которого в свое время майор Охапкин (см. главу

"Квартирьеры", стр. 7 – 11) пытался мне навязать в покупатели моей комнаты на Лермонтовской. Иванов сказал мне:

– Посидите здесь, пожалуйста, часик – полтора, мы попытаемся все уладить. Думаю, что все получится, но если не выйдет, вам придется ехать.

Через полтора часа он подошел ко мне (я сидел в коридоре) и сказал:

– Все в порядке, можете идти домой.

Как видно, вместо меня нашли другого человека – как за год перед тем меня хотели послать вместо кого-то…

Хотя больше я в армии не служил, но еще один или два раза проходил сборы без отрыва от производства – надо было после работы ехать на другой конец города – в высшее авиационное училище связи и просиживать там на занятиях часа по четыре… Затея дикая, потому что вместо повышения своей военной квалификации слушатели, как правило, весь вечер дремали.

В одно из моих посещений военкомата неожиданно выяснилось, что я уже не младший, а просто лейтенант. Это было последствием днепропетровского сбора. Но далее мой карьерный рост затормозился, и по достижении определенного возраста я был снят с воинского учета.

Тем не менее, подав документы на выезд в Израиль, был вынужден еще раз явиться в военкомат (теперь уже Московского района) для сдачи военного билета. Вот теперь-то. наконец, настал для меня момент моей окончательной демобилизации!