Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

колокол сердцем Тристан чувствовал, что еще мгновение, и он дойдет до того момента, когда уже невозможно будет вернуться назад.

Она заставила его играть гротескную роль Иосифа, надменного и полного предрассудков перед лицом очаровательной жены Потифара, которая, однако, даже не осознавала своей наивной испорченности[79].

Еще несколько секунд, и он сорвет это платье, которое открывало его взгляду столько завораживающих вещей, бросит Катрин на кровать, чтобы найти секрет ее женственности и забыть все, пользуясь минутным душевным расстройством, о котором она будет жалеть. Но танталовы муки все же подошли к концу, и Тристан почувствовал, что восхитительно идет на дно…

Скромное царапанье в двери спасло как раз вовремя. Его лоб был покрыт потом, волосы слиплись, и он дрожал как в лихорадке.

Отчаянным усилием воли он освободился наконец от ее рук.

— Довольно! — проворчал ом. — Вы не слышите, что стучат?

Через дверь приглушенный голос хозяйки сообщал, что внизу ждут рыцари из Оверни и что они очень спешат.

Тогда, не желая больше слушать протестов Катрин, Тристан бросился к кувшину с водой, наполнил Таз и принялся при помощи салфетки вытирать лицо и шею Катрин, одновременно крича хозяйке:

— Дайте им вашего лучшего вина и заставьте подождать еще минуту! Мадам потеряла сознание. Я привожу ее в чувство!

— Вам не нужна помощь?

— Нет. Все будет хорошо.

Продолжая говорить, фламандец превратился в камеристку. Сжав зубы, с ловкостью, на которую никто бы не счел его способным, он привел в порядок платье Катрин, потряс его, чтобы расправить складки, и, приступив к ее шевелюре, причесал ее с силой, вызвавшей протесты жертвы. Быстро поправив косы и схватив соскочившую с кеннена вуаль, обернул плечи и шею молодой женщины.

Потом, держа ее на вытянутых руках, объявил:

— Ну вот, так лучше! Теперь вас можно представить. Катрин позволяла вертеть себя совершенно безропотно, и по мере того, как Тристан приводил ее в чувство, взгляд становился менее туманным и обретал прежнюю ясность. Опьянение, которое на самом деле было легким, улетучилось, чтобы уступить место глубокому смущению, весьма походившему на стыд.

Она сознавала теперь, что вела себя как девица, жаждущая любви, а не как женщина, чей муж в опасности. Но у нее был прямой характер, чтобы не признать свою вину. Когда ее спутник увлек к двери, она остановилась:

— Нет, друг Тристан, я не хочу пока спускаться… не сказав вам… что мне стыдно! Вино… гнев… Я потеряла голову, мне кажется. И даже не решаюсь представить, что вы могли обо мне подумать.

Он рассмеялся, взял ее за плечи и по-братски поцеловал в лоб.

— Я думаю, что у вас нет никаких причин стыдиться… и то, что вы сказали, сами того не ведая, — великая правда, мое сердце. Это правда, что я вас люблю… и уже давно! С Амбуаза, я уверен. И если вы хотите все знать, если бы госпожа Ренодо не постучала в дверь, я уверен, что в эту минуту именно я просил бы у вас прощения. Теперь… надо это забыть. Ничего не произошло… и мы друзья, как и прежде. Пойдемте! Надо к ним выйти, так как действительно время уходит и нам надо принимать решение.

В зале гостиницы, в одно мгновение ставшем недоступным для обычных посетителей из — за скопления солдат, Тристан Эрмит, тесно окруженный плотным кругом рыцарей, рассказал о расследовании, которое провел в Бастилии.

Это заняло немного времени. Примерно в тот час, когда Катрин направлялась в отель Дикобраза с Жаном Орлеанским, монах кордельеров явился в монастырь с приказом, подписанным и запечатанным личным гербом мессира Жака де Шателье, епископа Парижа, который дал ему доступ к заключенному по имени Арно де Монсальви, чьим исповедником он являлся и чью душу он собирался приготовить к христианскому раскаянию. Монаха отвели в башню Бертодьер, где томился Арно, и закрыли за ним дверь.

Через несколько минут надсмотрщика привлекли крики монаха, и, уверенный, что заключенный душит святого человека, он поспешил на помощь. Он открыл дверь… и упал, сраженный в сердце ударом кинжала. Обеспокоенные стражники прибежали на шум и были немедленно поражены мечом, так как, по всей видимости, под своей одеждой монах принес целый арсенал оружия и, кроме того, вторую рясу, которую надел Арно.

Переодетые пленники достигли двора, потом караульных помещений, где два человека стояли на страже у потайных ворот. Это были лучники Орлеанского Бастарда, и они прекрасно знали сира де Монсальви. Когда беглецы проходили по мосту, капюшон Арно соскользнул и открыл его лицо. Немедленно узнанный, он нанес удар. Стражник вскрикнул, и этот крик стал последним: в несколько секунд они убили и второго лучника. Вскочив на лошадей, которых Держала за повод группа из трех или четырех человек, они Ускакали по направлению к деревне Шаронн…

— Но в конце концов, — вскричала Катрин, когда Тристан кончил свой отчет, — этот человек, у которого был приказ епископа, кто это мог быть? Кто-нибудь его видел?

— Те, кто видел его, уже не могут его описать, — мрачно сказал Тристан. — Но лучники на зубцах, которые виде сверху бегство двух человек, утверждают, что это был парень лет двадцати, светловолосый, и что никаких опознавательных знаков они больше не видели.

— Слабовато для описания внешности, — пробурчал Рено де Рокморель. — Больше ничего не известно?

Тристан устремил на Катрин взгляд, полный сожаления, и почти неслышно произнес:

— Известно еще кое-что! Торговец жареным мясом у ворот Сент-Антуан, который ощипывал у самых ворот гусей, видел двух всадников, промчавшихся почти под самым его носом. Он слышал, как один кричал другому: «Сэдда, Гонне, путь свободен.

Воцарилось гробовое молчание, но оно длилась только мгновение.

— Гонне, — пролепетала Катрин в ужасе. — Гонне д'Апшье! Он приехал!.. И ему удалось! Боже мой, Арно погиб!

Огромный кулак Рено обрушился на стол, опрокинув стаканы, подскочившие от его удара.

— Почему погиб?! И что удалось этому подлому псу бастарду?

— Я вам скажу. — И Катрин, уставшим голосом, быстро, но точно передала своим потрясенным слушателям о том, что произошло под стенами Монсальви, и о той бесчестной миссии, которую должен был выполнить бастард Апшье.

— Я безумно надеялась, — добавила она в заключение, — что мне удалось выиграть время, обогнать его. Я рассчитывала, что он задержится на несколько дней в Сен-Пурсене у кастильца, но я ошибалась. Он уже был здесь! Он намного раньше меня знал о том, что произошло, и уже принимал меры, расставляя ловушку, какую ему подсказывало сумасбродство Арно… и от этого только выиграл! Но если подумать, каким образом ему удалось пойти по его следу, как он смог добыть