Память Древних (СИ) - Машевская Анастасия

Хотя, люби она в ответ, она бы, наверное, нашла правильные слова в любой момент, да? И в сложившейся ситуации они были бы еще более правильными. В дверь позади они бы тогда вошли вдвоем и, пожалуй, оба были бы увереннее, отчаяннее, сильнее.

Но вошел только Жал. Что-то в груди Данан ёкнуло, дернулось, словно сердце свернулось внутрь. А потом расслабилось — и чародейка почувствовала, как её заполнило облако горячего пара. Он заволок все сомнения и пустоты, и был тем гуще, чем дольше она смотрела на эльфа.

— Жал, — протянула женщина с неопределимой интонацией. Эйтианец сделал шаг навстречу чародейке. — Жал, — сказала она тверже. Вот, что было правильным.

На этот раз эльф не сказал ни слова. Он был яростен, как ни разу прежде, не давал Данан сделать лишнего движения, потянуться к нему, перевернуться, как хочется. Он брал, и каждым своим жестом доказывал, что берет свое. Пристроившись сзади, на пике он вздернул Данан на себя, выдирая из женской груди крик — а за ним и стон. А когда, обессилев, повалился на женщину, простонал сам. Оставаясь внутри, эльф тяжело дышал в мокрую от пота шею, время от времени лениво убирая прилипшие к женской коже и мешавшие ему волосы. Данан под ним дрожала, оглушенная ощущениями, доселе незнакомыми. Она кусала губы и первый раз в жизни, будучи в сознании, оказалась неспособна думать совсем.

Когда эльф отстранился и перевалился на спину, Данан, расслабляясь, до дна выдохнула. Распласталась и медленно, через силу, перевалилась тоже.

— Если у вас что-то серьезное, скажи мне сейчас, Данан. Я отступлю. Но если нет…

Жал не стал продолжать — только повернул голову, чтобы взглянуть на Данан. Чародейка ответила без слов: разве ты не помнишь наш уговор? — говорил изумрудный взгляд.

— Тогда больше не позволяй ему целовать себя. — Не просьба — условие.

Данан не прятала лица. Выдержав суровое требование эльфийских глаз, кивнула, мазнув щекой по простыне:

— Хорошо, Жал. — В конце концов, вопрос только в том, чтобы успеть усыпить бдительность Диармайда до того, как он впадет в очередной приступ собственничества, — подумала чародейка.

— Тальвес.

Они не моргали — оба. Данан не нужно было спрашивать, что он сказал или что имел в виду. Чародейка сглотнула, но волнение, отбивавшееся пульсом в горле и мандражем — в конечностях, никуда не делось.

— Что значит? — произнесла она тихонько, словно сама не верила, что рискнула спросить.

— «Рука». — Он по-прежнему не сводил с женщины взор и не говорил лишнего. Будто отдавал ей право самой понять, как многое открыл сейчас — столько, сколько никому не открывал. Если не «ни разу прежде», то точно — «очень давно».

И Данан поняла. Нащупала на кровати мужскую ладонь, переплелась с ней пальцами. Потом потянула на себя и положила себе на грудь — пусть, пусть. Теперь ему можно слышать, как стучит её сердце. Даже если он не привяжется к ней, как она — к нему. Жал дрогнул в лице — чуть заметно бровью и улыбкой. Придвинулся к Данан ближе и, разворачиваясь, лег на бок, позади женщины. Сжал ладонь, умащенную на женском сердце, ткнулся носом в шею. Коснулся губами и закрыл глаза.

* * *

Сон пришел к Данан быстро — но ненадолго. Здесь, под землей, она с трудом ориентировалась во времени, но что-то подсказывало: рассвет еще не наступил, когда чародейка открыла глаза. В комнате одиноко тлела свеча, почти не давая освещения. Данан смотрела в вычерненный тьмой потолок и пыталась ухватиться за какие-то детали, которые ускользали от неё раз за разом. Вторая Пагуба — триста шестьдесят девятый год, — Дева Света, Владычица Аладрис, погибшая, видимо, незадолго до неё и победившая первого из архонтов. Эльфийские артефакты, падение Тэхт-Морниэ, вотчины темных эльфов, магия Преобразования, купол телемантов, барьеры Цитаделей Тайн и Талнаха, духовный клинок, амнирит, рыцари-чародеи, и Жал — как зверский опыт теократов получить рыцаря опытным путем. Вернее не Жал, а Тальвес. Тальвес… Тальвес… Имя казалось смутно знакомым.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Чародейка подобралась на кровати и толкнула эльфа рядом.

— Данан? — Жал разлепил один глаз.

— Тальвес, — позвала она. — Ты сказал, твое имя означает «рука».

— Ну да.

— Но ведь рука — «тил», разве нет? Тил’илозаль — протяни руку, вы так перевели.

Эльф потер лицо, просыпаясь. Медленное пробуждение вгоняло эльфа в смятение: давно он не был настолько расслабленным. Или вообще — был ли когда-нибудь? Эта женщина делает его счастливее, но влияет дурно.

— Ну, «протяни руку», — Жал сел на кровати, — было проще и понятнее в переводе. Хотя, строго говоря, «тил» — это «десница». Или «длань». А поче…

— Вставай, — скомандовала чародейка, еще до того, как эльф договорил. — Надо срочно переговорить. Нам всем!

Она выпрыгнула из постели, на ходу хватая одежду с пола.

— Собери наши вещи, я подниму остальных. Встречаемся у них.

Она накинула рубаху на голое тело, набегу вскочила в штанины и выскочила наружу. Попросила патрульных собрать всех гостей, как можно скорее. Если будут сопротивляться спьяну — гнать палками. Ворвавшись в комнату, где спали Стенн, Фирин и Эдорта, Данан взялась их будить. Не считая Стенна, остальные проснулись легко: Фирин ушел с праздника, едва тот начался, Дора — немногим позже. Как только все, заспанные и ужасно злые на неугомонную чародейку, зашли внутрь комнаты, Данан задала единственный вопрос:

— С каких пор у темных эльфов появилась Длань Безликого? Когда было первое упоминание?

— О, ЗАДНИЦА ПРОРОЧИЦЫ! ТЫ ПОДНЯЛА НАС СРЕДИ НОЧИ РАДИ ЭТОГО?! — взвыл Борво. — ЧЕМ ТЫ ТАМ ЗАНИМАЛСЯ?! — Одновременно с детской обидой и истерикой он уставился на Жала.

От его вопля Диармайд и Хольфстенн вцепились в головы:

— Да не ори ты, изве-ерг! — простонал Стенн.

— Когда было первое упоминание о Длани Безликого у темных эльфов? — настойчивей повторила Данан.

— Да уж. — Дей поджал губы и сложил руки на груди. Он постарался смерить Жала снисходительным взглядом, но эффект превосходства всерьёз портили измученные красные глаза. — Я бы точно справился лучше. — Высокомерно задрав всклокоченную голову, Диармайд нетвердо шагнул к выходу. Он не собирается участвовать в этом. Откровенно говоря, он собирался спать, но даже будь он трезв, как жрец церкви на полуденной службе Пророчице, все равно бы ушел.

Данан не церемонилась и швырнула в дверь Ледяное облако, отчего та покрылась инеем, а с ней и прилегающие стены на локоть во все стороны.

— Я спрашиваю серьезно, Дей. Есть ли какие-то записи о том, когда у владыки Тэхт-Морниэ появился его посох?

— Мы не знаем, Данан, — ответила Эдорта. — Самое раннее, что я встречала — триста семьдесят второй год, но нет гарантий, что он не упоминался и до того.

— Тоже без ответа, — резюмировала чародейка. — Ты правильно сказал, Дей. Мы не знаем, кто такая Владычица Аладрис, но мы знаем, что она победила первого архонта. Мы не знаем, когда темные эльфы и, главное, от кого получили Длань Безликого, но знаем, что, скорее всего, это было после Второй Пагубы, то есть после гибели этой Аладрис.

— Гибели? — спросила Эдорта.

— Не вы ли сказали нам, что после того письма от триста сорок третьего больше не встречали её имени? И то письмо, что за ней охотились, явно говорит об опале.

— К чему клонишь, Данан? — спросил Борво.

— Что, если оружие, которым Аладрис смогла одолеть первого — это Длань Безликих? Ты говорил, — она обратилась к Стенну, — что сила посоха в подчинении, верно? Звучит вполне угрожающе и вполне в духе магии Кошмара, которую совершенно точно не одобрил бы ни один совет по-настоящему светлых колдунов. Вы же сами, — она не сдерживаясь ткнула пальцем поочередно в Стенна, Дея и Борво, — еще вместе с Редгаром говорили мне, что нам лучше не показываться в Лейфенделе из-за их нетерпимости к темному колдовству! Моему колдовству!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— На этот вопрос никто не ответит, Данан, кроме самой Аладрис или хотя бы каких-то жрецов-озерников. — Борво качнул головой.