Предчувствие смуты - Борис Михайлович Яроцкий

— вещь дефицитная. Поэтому служит много девочек… Каждая двух овчарок стоит. Но лающих не хватает. Наши пограничники в Венгрии покупают восточноевропейских. За валюту, конечно. Я тоже хочу купить. Моя законная всю холку мне перегрызла: достань щенка-волкодава у пограничников. Время-то смутное… Без ствола жить можно, а вот без волкодава в открытой степи — беда…

Паренек оказался донельзя разговорчивым. Скучно ему одному весь день наедине с трактором. Это не лошадь, на которую можешь прикрикнуть, а то и замахнуться кнутиком…

— Спасибо, друг, — остановил его Микола. — Ты нам очень помог.

За совет и знакомство с историей здешнего края Илья отсчитал парнишке сорок рублей — ровно на бутылку водки. Самогон стоил дешевле.

— Я и от «зелененьких» не откажусь, — признался тракторист.

— Чего нет, того нет.

— Я к чему это… Машина больно знакома… Весной точно такую же вытаскивал из грязи. Мужик расплачивался долларами… А травки у вас, случайно, не найдется?

— Что ты, друг! Наркота на Украине — товар самый опасный. Найдут — на жизнь блямба.

Паренек весело хмыкнул:

— Ничего себе демократия! Мы такой никогда не допустим.

Еще немного побеседовали, уже как старые знакомые, расспросили о приграничной жизни хуторян. До темного времени суток оставалось часа три. Границу обычно преодолевают в сумерки — поздно вечером или рано утром. И об этом паренек напомнил.

— Ты хоть двигатель заглуши, — подсказал ему Микола. — Солярка — не вода из колодца. Это раньше, при советской власти, оставшееся в баке горючее выливали. По израсходованной солярке засчитывали трудодни.

— Вот была жизнь! — изумился парень. — Легко начальников охмуривали! Теперь хозяин у меня крутой. Это все его поля. Тут был совхоз. Он взял его в аренду. Вместе с постройками.

— Никак бывший директор?

— Не. Директор в Москву вернулся. Там он еще раньше купил себе квартиру… Новый хозяин — из Дагестана. Марат Сабирович. Может, слышали?

— Услышим, — заверил Илья. — Он случайно мертвецов не принимает?

— Говорят, новые русские скупают все.

— На мертвых не делают бизнеса.

— Ну мало ли что? — Илья попытался шутить: — Вдруг на Украине наш мертвец не подойдет по размеру?

— На вашем месте я бы его давно прикопал.

— С гробом?

— Зачем? На гроб всегда покупатель найдется.

— А ты с мозгом, парень. Как тебя звать?

— Володя… Владимир Владимирович.

— Ты уже третий такой.

— Владимир Владимирович?

Илья принялся перечислять:

— Был поэт. Из-за несчастной любви с собой покончил. Потом был пилот, на истребителе в Чечню летал… По телеку показывали. А третий Владимир Владимирович — это ты, человек Марата Сабировича.

— Я — сам по себе…

— Вот это — голос! — Илья театрально поднял руку.

Микола, опасаясь, что парнишка может шутку напарника понять как насмешку, мягко улыбнулся, дескать, нашел кого с кем сравнивать… Сколько таких Владимиров Владимировичей на свете: одни пишут стихи, влюбляются и стреляются, другие летают в Чечню, тоже влюбляются, но не стреляются.

Судя по его наивному взгляду, шутка до него не дошла.

Главное — простились, как старые друзья. А в степи дружба — это торжество жизни…

Ливень накрыл уазик в тот момент, когда хлопцы преодолевали противотанковый ров. Сколько лет минуло, а ров напоминает о себе крутым глинистым откосом. В летнюю пору, когда долго не бывает дождей, трава на нем выгорает, даже ковыль делается тусклым, желтовато-блеклой, как волосы старого человека. И только низкорослые цветы бессмертника — белые, розовые, фиолетовые — долго покрывают весь косогор. Цветы сухие, как прах. Их вместе с ковылем ставят в вазы, чтобы они напоминали, что в этой далекой степи было лето, и вечно будут лета, пока живут на земле люди, влюбленные в свою землю-кормилицу.

Осенью, когда небо заплачет обложными дождями и за тучами надолго исчезнет солнце, мокрая глина станет хуже ледяного нароста. Даже стальные цепи, надетые на колеса грузовиков, мало помогают. А что говорить о малосильном уазике?

Буксовали долго. Дождь полоскал машину, мыл дорожный асфальт, наполнял кюветы. Молнии разрывали тучи. Черная, как тушь, темень — за два метра не видно ни зги.

— Включай фары! — командовал Илья.

— Ты хочешь к пограничникам? Заметят и схватят.

— Не боись, труп конфискуют. — Илья, как всегда, невесело шутил.

Микола приказывал:

— Дуй к этому, как его, Владимиру Владимировичу. Без трактора нам хана.

— Может, сразу махнуть в Москву? Там тоже есть Владимир Владимирович. Он тебе покажет, как нарушать государственную границу.

Илья признался:

— Я дорогу уже не помню. От запаха мертвечены балдею, как от наркотика.

Микола ругнулся. Накинув на голову брезентовую куртку, отправился на хутор, не будучи уверенным, что в такую погоду Владимир Владимирович согласится пригнать сюда свой трактор.

Не земля, а каток. Подошвы скользят, ноги разъезжаются. Жалко было туфель, купленных на отцовские деньги. На свои купить не мог. Всю валюту, что заработал на ремонте холодильников, он великодушно отдал Соломии — ей долляры были нужнее: она на международные соревнования ехала за свой счет.

Соломия отказалась было принять такой подарок, но Ядвига настояла:

«Чего уж там, бери. Дают от чистого сердца».

И Шпехта о том же, но с другим подтекстом: «Мера всех вещей — деньги. По логике этих же вещей, ты должна Миколу финансировать, чтоб он крепче тебя любил. А получается, что он заранее оплачивает свои же услуги. Тут, дивчино, одно из двух: или он тебя покупает, или он больной на голову».

Соломия крепко размышляла над словами шефа. Варнава Генрихович дал ей возможность хорошенько подумать: кто же на самом деле этот молодой схидняк? А вдруг он кем-то подослан? С его умением владеть оружием он давно мог стать миллионером, но почему-то не стал. Смутная догадка осенила Соломию: хлопец еще живет в прошлом — стыдливость у него в крови.

Первым на этот его недостаток обратил внимание адвокат Шпехта. «Ты Миколе преподай урок, — намекнул Соломии. — Расскажи, как стал великим легинем Степан Бандера. С нашим президентом мы его провозгласим героем Украины!»

Хотела Соломия возразить своему шефу: «Какой же он легинь? В очи ему кагэбист чвиркнул капельку отравы — и легиня не стало»…

Нет, на душегубство она не пойдет. Миколу она любила… А тут Шпехта со своим уроком…

Соломия ломала себе голову: как поступить, чтобы шеф остался доволен и чтобы урок не повредил Миколе.

Брошюрку, которую ей дал пан Шпехта, она даже показывать не рискнула. На Слобожанщине знали, кто такой Бандера и сколько зла натворил на западе Украины. И не только на западе. Горе не обошло и семью Перевышек. Тетку-учительницу замучили бандеровцы. Когда Микола рассказывал, как удавкой душили тетку, Соломия за кого-то заступалась, не зная за кого: