Приглашённая - Юрий Милославский

Уже протянув руку, чтобы поскорее присвоить найденное, я увидел, что прежде замеченное мною мерцание в действительности не исходит от лепестков и вообще никак с ними не связано. Над поверхностью рюмки, полуокружив ее, но отнюдь не прикасаясь, разместилось некое туманно-студенистое сосредоточение/сгущение неопределенной консистенции. Оно словно бы состояло из бесчисленных мелких частиц, напоминая этим участок солнечного луча, когда тот становится видимым благодаря парящим в воздухе пылинкам. Я попробовал было направить на него (?) свой фонарик, но эффект оказался обратным ожидаемому: освещенная туманность переставала быть видимой.

Я тщательно прикрыл коробок и вернул его туда, где он был обнаружен, стараясь не потревожить накопленной в нем временно́й (как мне представлялось) субстанции.

Здесь мы переходим к обсуждению действительной природы феномена времени.

В ходе длительных бесед с персональным куратором «Прометеевского Фонда» мне было разъяснено, что феномен этот никак не может быть описан в виде некоего потока, поскольку природа его – совершенно иная.

Тварное явление времени (не забудем, что «время» есть понятие/существительное собирательное) представляет собой некое подобие многослойной сети или, вернее сказать, пластов упаковочного/обивочного пузырчатого материала, состоящего из непостоянного числа особого рода «подушечек» или, точнее, пузырьков [52] . Эти пузырьки герметичны в отношении друг ко другу, т. е. все то, что заключено в каждом из них, не обладает свойством взаимопроникновения. Временна́я сеть / «пузырчатая обивка» пребывает неподвижной, а всеобщая для человечества иллюзия «реки» или, опять же, – потока, смещения «струй», по течению которых мы «плывем», «путешествуем», а когда-нибудь научимся «поворачивать назад», «прорываться вперед» и тому под., – иллюзия эта вызвана постоянным процессом изменения количества названных темпоральных капсул (именно такое словосочетание постоянно употреблял персональный куратор). Их число растет. Возникающие всё новые и новые пузырьки располагаются не «по цепочке», а как бы «накрывая», вбирая в себя пузырек предыдущий по принципу русской матрешки; или, что нагляднее, этот процесс отображается принципиальной схемой конструкции «капсула в капсуле». Условной моделью может стать классическая поделка стеклодува-виртуоза: в стеклянной сферической колбе размещается иная такая же, но меньшего размера; в ней – еще меньшая и т. д. При этом, подчеркну, мы лишь допускаем, будто бы работа нашего стеклодува идет от меньшего к большему. Повторимся: «оболочка» каждой из темпоральных капсул непроницаема для своих «обитателей». И если мы представим, что в каждой из составляющих этой пузырчатой системы «мал мала меньше» обитает по мухе, которая лишена возможности не только навестить соседок, но и как следует разглядеть их, так как стенки колбы выдуты из матового стекла, характер нашего бытования во времени сколько-то прибавит для нас в своей удобопонятности.

Это также означает, что темпоральная сеть (или, пожалуй, «колония») увеличивается не «в длину», а, скорее уж, «в толщину». Итак, время не движется «лентой», а «нарастает» с одной стороны, а с другой – «утончается». Т. е. – условно – «сверху» оно «толстеет», но при этом – убывает «снизу». Так происходит потому, что по наступлении смерти пребывание во времени прекращается. Усопший исторгается из временно́й среды, и его пузырек перестает существовать. Или, точнее, все эти темпоральные капсулы/пузырьки/ячейки, в каждой из которых всякий усопший обитал при жизни, исчезают, сводятся в нечто единое. Оно-то и изымается – вместе со своим содержимым, что бы оно из себя ни представляло, – из состава времени.

Отлично помню, как я, не выдержав, перебил собеседника – и поинтересовался, сколько же таких капсул приходится на долю каждого из нас.

Ответом было: их нарастание приостанавливается сразу же по завершении телесной жизни индивидуума. Но это я уже усвоил и без куратора. Мне желательно было узнать, какова, так сказать, периодичность образования пузырьков.

Далее разговор наш касался следующих подтем, которые я конспектирую в форме вопросов и ответов:

– Как следует исчислять количество темпоральных капсул, приходящихся на данную человеческую жизнь/ особь?

– Это и есть вопрос членения/природы времени.

– Можно ли предположить, что человек постоянно (каждое «мгновение») перемещается в новую капсулу? И какова протяженность этого постулированного «мгновения»? Может ли оно быть каким-то образом измерено?

– Неизвестно, т. к. мы всё еще не знаем, что такое время, «из чего оно состоит». Но, поскольку нам стало понятней, как именно оно функционирует в отношении/«вокруг» человека, наши возможности применить это знание на практике резко возрастают. Великие скульпторы древности не знали химического состава мрамора, – заметил применительно к данному случаю мой куратор. – Но это не помешало им высечь из этого неизвестного им вещества великие произведения искусства [53] .

Мне, впрочем, показалось, что он уклонился от ответа.

Итак, по словам куратора, Силы Знания, преодолев косное упорство Сил Природы, разработали методику проникновения (при строго определенных условиях) сквозь оболочку личной темпоральной капсулы – от начальных ее модификаций и до уровня последней из уже сформированных (т. е. по воображаемой линии «от прошлого к настоящему», считая, т. с., «сверху»).

Как следствие этого, обитателю «вскрытой» капсулы предоставляется возможность перемещения в области темпорального пространства («настоящее время/местопребывание») иного индивидуума при данных темпоральных координатах, соответствующих некоей условной позиции наблюдателя, каковая и принимается за точку отсчета в процессе перемещения. Получается, что для перемещенного/освобожденного из узилища индивидуума это иное/«чужое» темпоральное пространство оказывается т. н. «временем будущим» (я вынужден постоянно делать оговорки, закавычивать те или иные привычные, но лишенные содержания понятия/формулы, чтобы облегчить возможному читателю понимание подлинных темпоральных феноменов). При этом «обратный» процесс – а именно проникновение по воображаемой осевой нисходящей (от «настоящего» в «прошлое»), а также по воображаемой восходящей, т. е. в область еще не замкнутой в капсулы темпоральной материи (в «будущее») – оказался невозможным, что связано с неизвестными нам свойствами состава времени.

Существуют, однако, и другие ограничения:

1) физические:

воспользоваться своим правом мы можем только в том случае, если индивидуум, с которым мы желаем вступить в общение, жив и общение это нам будет позволено продолжать только до тех пор, покуда продолжится его физическое существование;

2) юридические:

необходимо согласие обеих сторон и наличие материальных возможностей у принимающей стороны. Но кто вправе дать такое согласие? Юристы Фонда, действуя в соответствии с прецедентным правом, сочли, что такое согласие должно быть получено от обитателя последней – к моменту обращения в Фонд с ходатайством – темпоральной капсулы как стороны принимающей, с подтверждением от стороны приглашаемой. В вашем случае искомое подтверждение было получено, не так ли?

Полученные мною объяснения (в области феномена времени) – а получал их я от персонального куратора умеренными порциями – меня обрадовали, но, правду сказать, нисколько не удивили. Конечно, сам я ни за что не смог бы так браво и четко изложить их ни на словах, ни на письме, вообще привести их в удобопонятный вид хотя бы для собственного моего внутреннего употребления. Зато я догадался обо всем много прежде посещения «Прометеевского Фонда» – и, аккуратно закрывая шкатулку с накопившейся в ней темпоральной материей в разграбленной комнате Маленкова, уже нечувствительно рассуждал и действовал исключительно с учетом этой догадки. Мне ни разу не приходилось специально изыскивать ей подтверждения, потому что таких подтверждений у меня было хоть отбавляй.

Всегда отрадно, если твоя правота – удостоверена кем-либо значительным и сильным, но в особенности меня утешало другое: «Прометеевский Фонд» предоставляет мне способ достойно отплатить т. н. Силам Природы за все причиненные унижения.

Однако по несчастному своему характеру я вскорости стал тяготиться ролью почти безмолвного слушателя, объекта приложения родительских забот Фонда о моем благополучии. Виной тому была, конечно, моя беспокойная личность, но причиной – манеры моего персонального куратора. Его отвлеченная улыбка, его издевательская, если мои подозрения были верны, предупредительность, его всегдашняя готовность отшутиться, его неуловимая стремительность в переходах от самого для меня главного, да так и не обсужденного, к остроумным, даже пронзительно остроумным, но посторонним рассуждениям – все это становилось мне невтерпеж.