Двойник Декстера - Джеффри Линдсей

—Взял, — сказал я. — Но не использовал.

Рита в ужасе покачала головой:

— Не знаю, о чем вы думали, но... вы только посмот­рите на себя! Коди, перестань чесаться.

—Чешется, — возразил он.

— Если не перестанешь, будет только хуже... о Госпо­ди... Декстер, и твои руки?

— Нет, — ответил я. — Это был ядовитый плющ.

— Честно говоря, — сказала Рита, с откровенным от­вращением глядя на мои неуклюжие движения, — я удив­ляюсь, как тебя не съел медведь.

Я не стал спорить, поскольку был вполне согласен, да Рита и не дала нам возможности что-нибудь сказать. Она немедленно принялась за дело и начала суетиться вокруг, смазывая мне лицо и руки каламиновым лосьоном и за­талкивая Коди в горячую ванну. Лили-Энн заплакала, а Эстор сидела на кушетке и ухмылялась.

—Что смешного? — спросил я.

—У тебя такое лицо, — засмеялась она, — как у про­каженного.

Я шагнул к ней и, протягивая руки, предупредил:

—Ядовитый плющ заразен.

Эстор шарахнулась, схватила Лили-Энн и выставила перед собой, как щит.

—  Не подходи! У меня ребенок. Вот смотри, Лили-Энн, — сказала она, забросив сестру через плечо и с силой похлопывая ее по спине. Лили-Энн перестала плакать почти немедленно, возможно, оглушенная, поэтому я ос­тавил обеих на кушетке и пошел в душ.

Горячая вода, текущая по распухшим рукам, приноси­ла невероятные ощущения, не похожие на что-либо ранее испытанное, хотя, честно говоря, я не горел желанием переживать их еще разок. Это было нечто среднее между чертовски сильной чесоткой и мучительной агонией, и я чуть не завопил во все горло. Выйдя из душа, я снова сма­зал руки каламином, и пульсирование превратилось в смягченный вариант пытки. Руки онемели и сделались неловкими, поэтому мне с трудом удалось одеться. Но вместо того чтобы попросить помощи с молнией и пуго­вицами на рубашке, я кое-как натянул одежду самостоя­тельно и вскоре уже в полном одиночестве сидел за кухон­ным столом с долгожданной кружкой кофе.

Я держал ее распухшими, ноющими ладонями. Тыль­ная сторона рук пульсировала от тепла, а я гадал, что мож­но сделать двумя столь бесполезными отростками. Я чув­ствовал: мне придется мобилизовать все силы, и не только из-за выхода из строя рук. Я отставал на два шага, а Кро­ули словно читал мои мысли. Основываясь на той инфор­мации, которая стала мне известна, невозможно было поверить, что он добился успеха лишь благодаря своему исключительному уму — это выглядело сомнительно. Де­ло заключалось во мне. Я утратил хватку, по пологому склону сполз с горделивой высоты в болото посредствен­ности и понятия не имел отчего.

Может быть, я поглупел и перестал быть таким благо­словенно злым, как раньше. И тогда, вероятно, Кроули действительно оказался достойным соперником для ны­нешнего Декстера. Я сделался слишком мягок и благода­ря своей новой роли — папочка Декстер — превратился в обыкновенного человека. Одна маленькая проблема — и я беспомощно забарахтался. Точнее, проблем было две, и не сказать, что маленьких, но суть не менялась.

Я подумал о другом Декстере, который соответствовал портрету, служившему опорой моему самоуважению. О Доминантном Декстере, которому не терпелось отпра­виться на охоту. Умном, быстром, ловком, готовом на все, неизменно бодром, способном учуять потенциальную опасность, затаившуюся на самой крошечной развилке охотничьей тропы. Сравнив священное изображение с портретом, который, как из зеркала, смотрел на меня из настоящего времени, я ощутил горечь потери и стыд. Ка­ким образом я перестал быть собой — идеальным Декстером своей мечты? Неужели деградировал в результате легкой жизни?

Видимо, да. Я радостно отбросил прежнее прочь, на­мереваясь превратиться в человека, которым на самом деле никогда не смог бы стать. И теперь, когда мне пона­добилось быть самим собой, оказывается, я раскис, и ис­ключительно по собственной вине. В последнее время моя жизнь была слишком комфортной, и мне понравилось такое положение дел. Безмятежное существование в бра­ке, смягчающее влияние Лили-Энн, которой требовалась забота, привычная рутина — домашний очаг и убойный отдел, — да, жизнь стала чрезмерно уютной. Я превратил­ся в рыхлое, самоуверенное и самодовольное существо, убаюканное радостями бытия и легкой добычей на изо­бильных пастбищах, где я так долго охотился. И как толь­ко пробил час настоящего испытания, я отреагировал точно так же, как и прочие овцы в загоне. Я блеял и тряс­ся от страха, не в силах поверить, будто мне может грозить серьезная опасность. И сейчас я сидел сиднем, ждал, ког­да придет беда, и ничего не делал, чтобы ее предотвратить, в надежде, что она развеется сама по себе.

Кем же я стал? Неужели и впрямь утратил хватку? Не­ужели Человечность затронула самую сердцевину моего существования и превратила меня в жалкого любителя с похожей на желе душой, в чудовище на полставки, слиш­ком ленивое, вялое и глупое, чтобы совершить хоть что-нибудь-, и способное только смотреть на опускающийся топор и стенать: «Ах, бедный Декстер!»?

Я пил кофе, чувствуя, как пульсируют руки, и понимал: жалея себя, я ничего не добьюсь. Я все глубже погружался в Бездну Отчаяния, куда и так уже далеко забрался. Наста­ло время выкарабкиваться, встать на ноги, подняться на гору и занять заслуженное место на самом верху. Я был тигром, но почему-то вел себя как домашний котик. Итак, я решил, что пора поставить точку, и немедленно, тем бо­лее я знал, чем заняться: сесть за компьютер и поискать имя. Оставалось лишь приняться за работу.

Поэтому я допил кофе, встал и пошел в маленькую комнату, которую Рита называла Кабинетом Декстера. Я сел, включил компьютер и, пока он загружался, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и попытался вновь войти в контакт с Внутренним Тигром. Почти немедленно я по­чувствовал, как он потягивается, урчит и трется о мою ладонь. «Милый котенок», — благодарно подумал я, и тигр продемонстрировал клыки в счастливом злобном оскале. Я улыбнулся в ответ, открыл глаза, и мы взялись за дело.

Сначала я проверил данные по кредиткам и, к своей огромной радости, немедленно получил результаты. Дуг Кроули воспользовался карточкой на заправке между Майами и парком Факахачи утром в субботу, когда мы ехали навстречу Большому Приключению. Поскольку кредитка была действующая, за ней должен стоять и адрес. Что бы там ни провернул Свидетель, теперь его звали Дуг Кроули — добропорядочный гражданин с хорошим кре­дитным досье и собственным домом. Если Свидетель пользовался этой кредиткой, он уж наверняка постарался сделать так, чтобы прежний владелец не пожаловался. То есть скорее всего дом тоже наличествовал: я хорошо знал, каким образом моя Тень предпочитает решать личные проблемы. Подлинный Дуг Кроули умер, его жилище ос­вободилось, и Дуг Кроули номер два почти наверняка сидел там... о чудо из чудес, всего в двух милях от моего дома, и я с легкостью могу до него добраться.

Я подозрительно уставился на экран. Неужели все так просто? Неужели после вереницы неудач я так легко решу задачку? Найду дом, прогуляюсь туда и проведу время в приятном и близком общении с моим прежде анонимным поклонником — ничего сложного. Несколько мгновений я рассматривал адрес, словно с ним что-то было катастро­фически не так.

Но Пассажир нетерпеливо шевельнулся, и я кивнул: конечно, все просто. До сих пор я не знал, как зовут Сви­детеля, и он старался оставить меня в неведении. Но теперь мне все стало известно, а потому не приходилось сомне­ваться, что я найду его логово. Я циник и параноик — в конце концов, имею полное право. Рассеянно потерев вспухшие руки, я задумался и ощутил, как медленно воз­вращается уверенность. Я разыскал Тень. А как же иначе? Как бы накладывая печать Окончательного Одобрения, Пассажир удовлетворенно замурлыкал в знак согласия.

Прекрасно. Я его нашел. Теперь нужно придумать, как позаботиться о нем без помощи рук.

Но я справился даже с ядовитым плющом и в любом случае не мог ждать. Финал приближался, и скорость иг­рала решающую роль; до сих пор Кроули оказывался слишком увертливым, и я не желал давать ему время на подготовку. Я решил навестить Свидетеля сегодня же, как только стемнеет, невзирая на распухшие руки. Эта мысль изрядно подняла мне настроение, и я предался радостно­му предвкушению, которое бурлило в самых темных угол­ках моего Подвала. Я вновь собирался провести хорошую ночь — я не размяк.