Загадка песков - Эрскин Чайлдерс

– Я? Ни в коем случае – терпеть не могу моря! А вот Клара была.

Все взоры обратились на девушку, которая в бесподобно наивном замешательстве смотрела то на меня, то на отца.

– В самом деле? – несколько посерьезнев, спросил я. – Но ее, видимо, нельзя назвать вольной птицей.

– Еще как можно! – возразил Долльман.

– Я была там лишь однажды, некоторое время назад, – сказала Клара. – И не видела никакого золота.

– Осмотрительно, – заметил я. – Прошу прощения, но, быть может, вы видели лишь то, что вам хотели показать. К тому же юная фройляйн не наделена ни компетенцией, ни полномочиями, ни, скорее всего, долями. Ее удел – очаровывать, а не беречь финансовые тайны.

– Я сделала для вас все, что могла, – заявила мачеха.

– Дэвис, они все против нас.

– Каррузерс, перестань же! – воскликнул мой друг по-английски.

– Он совершенно ненасытен, – промолвил фон Брюнинг.

Все молчали. Немцам явно хотелось поглубже проникнуть в мои мысли.

– Что ж, я изложу свои умозаключения, – сказал я.

– Любопытно. И к чему же вы пришли? – живо отреагировал коммандер.

– Доходить до меня начало в тот день, когда вы обвели нас вокруг пальца в Бензерзиле. Помнишь, Дэвис, как интересовался он всеми нашими делами? Не удивлюсь, если эти расспросы были продиктованы опасением, не распространяются ли наши изыскания на Меммерт.

– Честное слово, это самая черная неблагодарность. Мне казалось, мы достигли полного взаимопонимания.

– Да, верно, особенно в отношении утиной охоты! Сколько пользы принес бы ваш проводник из местных и нам, и вам!

– Продолжайте, – невозмутимо заявил коммандер.

– Погодите, мне надо все обдумать.

И тут я совершенно не лукавил, потому как при всем внешнем легкомыслии прижал ладонь к пылающему лбу и спрашивал себя, не пора ли прекратить эту заманчивую, но опасную игру. Завести ее слишком далеко грозило полным разоблачением, бросить было в равной степени подозрительно.

– О чем он говорит и к чему продолжать эти нелепые загадки? – сказала фрау Долльман.

– Я думаю вот об этом званом ужине и о том, куда он клонится, – неторопливо проговорил я.

– Надеюсь, жалоб у вас нет? – спросил Долльман.

– Конечно, нет! Импровизированные вечеринки – самые приятные, а уж эта импровизирована до крайней степени. Но готов поспорить, что знаю, откуда она ведет начало! Будучи на Меммерте, вы не обсуждали нас? И, наверное, кто-то предложил…

– Можно подумать, что вы там были, – заявил Долльман.

– Нет, и благодарите за это вашу треклятую погоду, – со смехом возразил я. – Но, как я говорил, не предложил ли кто-то из вас… Кто именно? Уверен, что только не коммандер.

– Это почему? – спросил Беме.

– Трудно объяснить, интуиция, наверное. Убежден, он стоял за нас. Как, полагаю, и герр Долльман, который уже знаком с Дэвисом да и всегда находится здесь. Остается герр Беме, который завтра поутру уезжает и который никогда прежде не видел нас. Именно вы, сэр, предложили пригласить этих молодых англичан на ужин. Для проверки.

– Проверки? – вскинулся Беме. – Что за странная идея?!

– Но вы ведь не отрицаете! И еще кое-что: тогда в гавани… Нет, это слишком, я смертельно оскорблю вас.

Я добродушно рассмеялся.

– Ну же, продолжайте. Ваши галлюцинации весьма увлекательны.

– Хорошо, если вы настаиваете. Но дело деликатное. Понимаете, было несколько удивительно застать вас всех на борту. Неужто вы, герр Беме, питаете такой живой интерес к маленьким яхтам? Боюсь, эта инспекция потребовала от вас определенных жертв!

Я глянул на отметину, оставшуюся на лбу инженера после встречи с нашей притолокой. Последовал всплеск сдержанного веселья, в каковой Долльман внес наиболее заметную долю.

– Я ведь предупреждал вас, Беме, – проговорил он.

Инженер воспринял шутку как нельзя лучше.

– Нам стоит извиниться, – признал он.

– Чепуха, – запротестовал Дэвис.

– Для него, может, и чепуха, – сказал я. – Пострадал-то я. Уверен, у вас даже в мыслях не было подозревать Дэвиса. Кому придет такое в голову?

И действительно, кому? Тут я чувствовал твердую почву под ногами.

– Вопрос в том, – продолжил я, – за кого вы приняли меня?

– А вдруг и до сих пор принимаем? – вмешался фон Брюнинг.

– Ого, я еще под подозрением? Не доводите меня до крайности.

– Какой крайности?

– Что, если, вернувшись в Лондон, я прямиком отправлюсь в «Ллойд»? Я ведь не забыл про юридическую закавыку с собственностью.

В комнате повисло напряженное молчание.

– Господа, – заговори Долльман с преувеличенной серьезностью, – полагаю, нам придется пойти на уступки этому несносному юноше. Что скажете?

– Отвезите меня на Меммерт, – заявил я. – Таково мое условие!

– На Меммерт?! Но вы ведь вроде как собирались завтра в Англию?

– Собирался. Но ради такого случая задержусь.

– По вашим словам, дело срочное. У вас весьма эластичная совесть.

– Это моя забота. Так отвезете вы меня на Меммерт?

– Слово за вами, господа. – Беме кивнул. – Лично я считаю, что мы обязаны уплатить некое возмещение. При условии полного неразглашения, конечно.

– Идет. Доверие за доверие. Но вы покажете мне все, как на духу: фрегат, депо и прочее.

– Что угодно, если не возражаете примерить водолазный костюм.

– Победа! – торжествующе вскричал я. – Игра за нами, Дэвис. Но теперь, господа, обязан заявить, что шутки шутками, но мне вопреки любезному вашему предложению предстоит отправляться завтра в Англию, причем под крылом любезного герра Беме. И если вдруг моя эластичная совесть смущает вас – меня тут могли счесть за флюгер, – вот полученные мной утром письма, подтверждающие, что перед вами респектабельный молодой клерк на службе у британского правительства, которого тираническое начальство отзывает из отпуска. – Я извлек депеши и сунул их Долльману. – Ах, вы, наверное, не читаете по-английски? Но герр Беме наверняка умеет.

Предоставив инженеру в свое удовольствие сличать даты, почтовые марки и содержание, я обратился к своей прекрасной соседке, которая жаловалась, что у нее голова идет кругом, и это неудивительно. Тут, к великому моему изумлению, в игру включился Дэвис.

– А вот я хочу попасть на Меммерт! – заявил он.

– Вы? – Фон Брюнинг развел руками. – Вот теперь я удивлен.

– Но, Дэвис, ты ведь не собирался здесь оставаться, – возразил я.

– Почему же? У меня нет другого выхода. Раз ты бросаешь меня на произвол судьбы, должен я хотя бы оглядеться?

– Вам нет нужды делать вид, что вы не способны плыть в одиночку, – сказал коммандер.

– Но вдвоем-то веселей. Собираюсь послать телеграмму еще какому-нибудь из друзей. А тем временем загляну на Меммерт.

– Боюсь, это всего лишь оправдание, – покачал головой я.

– Да и уток я не прочь пострелять, – настаивал Дэвис, заливаясь краской. – Мне всегда хотелось, и вы, коммандер, обещали помощь в этом деле.

– Ну, теперь не отопретесь, – рассмеялся я.

– Еще бы. – Фон Брюнинг даже бровью не повел. – Но, если откровенно, я бы посоветовал герру Дэвису, если он намерен попасть в этом сезоне домой, воспользоваться преимуществами установившейся хорошей погоды.

– Слишком хорошей, – буркнул мой друг. – Я предпочитаю ветер. Если не найду товарища, сверну круиз, оставлю здесь яхту и вернусь за ней на следующий год.

Между союзниками развернулся обмен беззвучными телеграфными сообщениями.

– Можете оставить «Дульчибеллу» на моем попечении, – предложил Долльман. – А сами уедете завтра вместе с другом.

– Благодарю, но я не спешу. – Дэвис покраснел еще сильнее. – Мне нравится Нордерней. Мы могли бы еще прокатиться под парусом с вами, фройляйн.

– Спасибо, – ответила Клара ледяным тоном, который я слышал вчера. – Но я предпочла бы не ходить больше под парусом – уже слишком холодно.

– Ну что вы! – запротестовал Дэвис. – Погода в самый раз!

Но она повернулась к фон Брюнингу и ничего не ответила.

– Ну ладно, Дэвис, пришлешь мне отчет про Меммерт, – рассмеялся я, стараясь отвлечь внимание от его бестактности.

Но мой приятель, излив душу, прекратил, похоже, смущаться и просто глядел на свою соседку с выражением спокойной настойчивости, так хорошо знакомым мне. С неприятными темами на сем было покончено, и веселье пошло по нарастающей.

Я в любое время неравнодушен к хорошему вину и доброй застольной беседе, но не недостаток побуждений был виной тому, что я пил с оглядкой и изображал большую живость, нежели испытывал на самом деле. Как и не щепетильный момент, связанный с личностью джентльмена, оказывавшего нам гостеприимство. Другое дело Дэвис, который ел мало и не пил совсем. Впрочем, мой друг всегда был непоколебим в таких вещах, и я знал, что он в любой момент променяет самый роскошный пир на свете на наш пропахший керосином скромный обед. Нет, одна лишь предосторожность заставляла меня не налегать на лучший стимулятор из всех, что изобретен человеческим умом. Я тонко обыграл ситуацию с Меммертом, как заправский картежник, что заходит с маленькой карты, имея большую. Но я слишком уважал своих противников, чтобы упиваться успехом. Мне позволили сделать ловкий ход, но я подозревал, что они лучше знают мои карты, чем намерены показать. С другой стороны, мне вспомнилась аксиома, что на войне столь же опасно недооценить трудности, с которыми сталкивается враг, как и переоценить свои. Главное их беспокойство, тысячекратно выросшее в ходе нашей недавней стычки, в страхе допустить ошибку, использовать кузнечный молот для того, чтобы расколоть орех. Грохот молота способен привлечь внимание, а внимание, как я чувствовал, смертельно опасно для их секрета. Поэтому, даже допуская, что немцы разгадали мой блеф и подозревают, что мы пронюхали об их имперских замыслах, я могу рассчитывать на безопасность до тех пор, пока Меммерт и только Меммерт представляется им единственной областью наших интересов.