Отражения - Александр Ступников

Об участии в одной из таких операций, уже в Ливане, мне рассказывал бывший премьер-министр, а ныне министр обороны Израиля Эхуд Барак в своем доме, в Израиле:

— Операция фактически началась для меня с… недоразумения с женой. Я укладывал женские вещи дома и в этот момент она вошла в комнату. Глянула на разбросанные на кровати губную помаду и что-то из косметики. Глянула, но ничего не сказала.

— Представляю, что она сначала подумала, — смеялся Барак. Но тогда ему было, наверняка, не до смеха. Жена о предстоящей операции в Бейруте не знала ничего. Будучи офицером спецподразделения коммандос «саерет маткаль» в составе группы, Барак участвовал в ликвидации лидеров боевиков. Они высадились с моря. Будущий премьер, в частности, был переодет в женщину, в парике и в туфлях. Гранаты и оружие было спрятано под юбкой и в бюстгальтере. Коммандос тогда вошли в город, максимально приблизились к объектам ликвидации и в ходе короткого боя выполнили задачу. После чего вернулись морем — обратно в Израиль.

Но многие иорданские палестинцы, оставшиеся в стране, с тех пор вполне обжились и даже не рассчитывают на возвращение.

— Наш дом был в Тулькарме, это сегодня уже Палестинская автономия, — поделился один из них. — Но после войны 1967 года мы там не были. Не могли, а теперь и не хотим. Хотя многие бывают на родных местах — навещают их и родственников. И даже хранят ключ от домов, которых уже порой и нет.

Ставшие местными палестинцы и бедуины считают себя уже иорданцами. Эта арабская страна терпима и к пришедшим жить здесь, и к гостям. В отличие от бедуинов, большинство палестинцев имеют торговую жилку и успешно занимаются бизнесом — от мелкого до серьезных международных корпораций. Но палестинцев аккуратно не берут на работу в силовые структуры и даже в полицию. Их принимают как сограждан, партнеров, но с ними не смешиваются. На эту тему здесь предпочитают не говорить. Иордания проводит идеологию единой нации, где все народы, живущие здесь, равноправны и все они — подданные короля. Палестинцы, в большинстве, имеют уже гражданство королевства и право голосовать на выборах. Но любой закон в Иордании вступает в силу только после одобрения короля — а его авторитет здесь непререкаем, как дыхание пустыни на красных камнях чужой вечности…

Черные

Черный седой немолодой мужчина в свободной, навыпуск, цветной рубахе, играющий блюз на саксофоне, выглядел на фоне каменистой пустыни как что-то нереальное. Нереальным было и все остальное. Небольшой городок Димона, расположенный в раскаленном сердце Негева, известен, кому надо, только тем, что неподалеку расположен израильский атомный реактор.

Но именно здесь, незаметно и тихо, живет община чернокожих евреев.

Их немало. Около трех тысяч.

В середине шестидесятых годов уже прошлого века в США непоседливому рабочему сталелитейного завода Бен Картеру, чернокожему американцу, с бодуна всей этой жизни приснился сон. Явившийся архангел Гавриил поведал, что немало его братьев в озабоченной сегрегацией Америке того времени, на самом деле, потомки одного из десяти потерянных колен Израиля.

Просто они об этом не знают. Вернее, забыли за долгие годы рабства и унижений.

Но новое счастье свое могут снова найти на Земле обетованной. В смысле, свое еврейское счастье. Мало того, что чернокожие, но они вдобавок почувствовали себя и иудеями. Просто две с половиной тысяч лет назад, после разгрома Иудейского царства, их колено перебралось в Африку и, потерявшись там снова, уже рабами отчасти было вывезено в США.

Бен Картер с несколькими десятками единомышленников, сделавшими обрезание и изучающими Тору, сначала перебрался в Либерию — страну в Западной Африке, которую в середине 19 века создали вернувшиеся из той же Америки бывшие рабы. Они просто купили местных царьков и землю, если мне не изменяет память, чуть ли не за сорок долларов и вознамерились построить справедливое и цивилизованное общество свободных людей. Не получилось. Ни тогда, ни сегодня. А пятьдесят лет назад бен Картер и его собратья тоже сначала вернулись сюда, к корням, и прожили в Либерии два года — как переходный период духовного очищения.

Посмотрев на родину до рабовладельческих времен их потянуло на родину историческую. В Израиль. После нищей, полуголодной и милитаризированной Либерии текущим молоком и медом покажется любое место на ином континенте.

«Черные евреи» свалились в Израиль за новой жизнью по туристической визе — вот, мол, мы. Их впустили, а они захотели остаться насовсем. Теперь их братьями были евреи. Но те уперлись.

Может быть, если бы американцы из африканской Либерии приехали с деньгами и с целью построить свое поселение или город, то им было бы легче договориться. Инвестиции, все-таки, лучшее проявление патриотизма. Криком Родину везде любят те, у кого ничего нет, но есть, что у нее взять. И желательно себе. Чтоб не делиться.

Но последователи Бен Картера были бедны и даже не очень грамотны. Депортировать их израильтяне не решились, тем более, что чернокожих иудеев уже собралось в стране несколько тысяч. Мало того, что проблем с палестинцами хватало «выше крыши», а тут еще — дискриминация объявившихся черных собратьев. Община зависла между потенциальной высылкой и непризнанием. Всеобщее братство, как это обычно и бывает в таких случаях, резко пошло на убыль. Между тем, борьба за свои права идейно сблизила прозелитов с арабами и вскоре «черные евреи» уже объявили всех остальных евреев ненастоящими и не имеющими права на обетованную землю. Кончилось тем, что в 1984 году власти-таки депортировали значительную часть своих черных единоверцев обратно в Америку, куда они ехать опять, впрочем, не хотели.

Общину поселили в глуши пустыни Негев и здесь, в Димоне, они благополучно сели на пожертвования американских евреев, а затем еще и на государственные пособия по бедности. Только в начале девяностых годов «черные евреи» получили наконец право на временное проживание, а в начале нового тысячелетия — двум тысячам из них дали «постоянку».

За полвека в их среде и вправду успели родиться и вырасти, по сути, израильтяне. Для которых иврит — родной язык, а Америка где-то там, далеко, в рассказах дедов и бабушек.

Их квартал сохранился закрытым для остального мира. Во избежание кривотолков и неприятностей. Они остались со своими старейшинами, жесткой структурой подчинения, многоженством и религиозными службами. Без разрешения никто не может уезжать из общины, так же как жениться или развестись. У них своя вегетарианская кухня, где нет мяса и молока. В их квартал просто так не войти. Да и чужака видно сразу. Но они улыбчивы, доброжелательны, хотя и не гостеприимны. За гостеприимство надо платить.