Патроны чародея - Гай Юлий Орловский

Мирмик сказал с жаром, подбодренный, что я поддержал его хотя бы в одном:

   — В такой войне они уцелеют. Да–да, это предусмотрено. У них такие продуманные планы… А когда придут голод и хаос…

Я договорил:

   — Легче будет выйти из тьмы и взять власть в свои руки… уже сбросив капюшоны. Так?

Он кивнул.

   — Да.

Я подумал, сказал с неудовольствием:

   — У меня своих проблем выше крыши. Впутываться в ваши разборки нет желания. Тем более — что–то решать или помогать. Ладно, скажу одну не лучшую для тебя новость…

Они все трое смотрели с такой надеждой и мольбой в глазах, что мне стало совсем неловко.

   — Из Уламрии, — сказал я почти со злостью на самого себя, — прибыл некий лорд Томсон…

Мирмик охнул, отшатнулся к стене.

   — Томсон? Это глава отделения Ордена в Уламрии!

   — Ага, — сказал я, — знаешь такого? Значит, не просто ему на ногу наступил?..

Его лицо медленно бледнело, он проговорил с трудом:

   — Он убьет не только меня… но всех, кто мне помогал… Так у них заведено. Дергач, быстрее собери мне мешок в дорогу!

Дергач крикнул:

   — Ты чего? Подожди Вовка, только он проведет через гору кратчайшим путем!

Мирмик замотал головой.

   — Нет–нет, здесь оставаться опасно. Я лучше подожду его там… у горы.

Я поднялся.

   — Ладно, не буду вам мешать.

Глава 15

Назад ехал злой и поколебленный, однажды даже натянул повод, намереваясь вернуться, но, с другой стороны, чем я могу? А если даже и могу, то этих бедных и угнетенных везде полно, не наспасаешься. Нужно как–то так, чтобы сами. Самооборона, самоуправление, самоспасение. Феодал должен вмешиваться только при нападении другого феодала.

Так оно и было вначале, а потом то ли сами феодалы стали брать на себя добавочные обязательства, чтобы крестьяне работали и на отвлекались на самооборону и разбирательства в судебных тяжбах, то ли крестьяне ухитрились хитро свалить на них все, вплоть до права первой брачной ночи.

Ладно, у меня сейчас задачи поважнее, сразу же, как приеду в замок, запрусь и…

Вернувшись в замок, я в самом деле заперся и несколько часов тренировался в материализации пистолета. Почему–то с ним особенно трудно, зато стало намного проще понимать, кто и как к тебе неровно дышит.

Достаточно было устремить на такого взор и сосредоточиться особым образом, ну как ушами пошевелить или быстро–быстро глазными яблоками, как тут же ловил идущую от него либо злость, либо зависть, хотя, чаще всего, конечно, полнейшее равнодушие.

А с материализацией туго, я слишком уж материалист, это мешает, но когда удается настроить себя на эту волну, то удается и патроны делать с такой легкостью, что даже не чувствую усилий, как бы само, только пожелай, и пистолет возникает вполне рабочий. Хоть и ненадолго.

Обед велел подать в кабинет, калории тратятся и на магию, кто бы подумал. Чем больше ею пользуешься, тем больше жрется. Хотя, возможно, слово «пользуешься» не совсем верное. «Расходуешь» куда точнее, что как бы напоминает, что если тратишь на хрень, может не остаться на нужное.

Так, ни на что не отвлекаясь, поработал с самодисциплиной разума или мозгов, у меня это не одно и то же, мало ли что у других. К вечеру пистолет начал получаться без усилий. Это главное, потому что когда он понадобится, боюсь, сосредоточиться не получится, а тишину и покой мне вряд ли обеспечат в момент боевой обстановки.

Сейчас же сумел приучить мозги, что пистолет возникает в ладони в тот же момент, как только возжелаю. И без усилий, без пыхтения и вытаращивания глаз. Собственно, титанические усилия были в самом начале, когда и пыхтел, и надувался, как жаба, и дико сопел, но теперь все хирургически точно и тонко: подумал — получил.

Правда, успеваю сделать только восемь выстрелов…

Сейчас задача: создавать пистолет хотя бы на пару минут, а потом… научиться распылять по своему желанию. Если не сумею сам, буду спрашивать у Рундельштотта.

В бесполезных сражениях со своей тупостью прошел еще день, а на третий, когда я с утра снова и снова создавал пистолет и считал секунды до его исчезновения, услышал через распахнутое окно взволнованные голоса Ювала и Риттера во дворе.

Раздраженный, сейчас мне все мешает, я бросился к окну, готовый наорать на всех. Там в середине двора на крупной лошади крутится в седле мальчишка и что–то горячо объясняет собравшейся челяди.

Мне показалось, что мальчонку уже видел, крикнул слуге в коридоре:

   — Пойди узнай, в чем дело!

Он исчез ненадолго, вернулся уже не сам, а придерживая мальчишку за плечо.

   — Ваше глердство, — сказал он виновато, — вам лучше самому послушать…

Мальчишка выпалил горячо:

   — Я Орлик, сын старосты, вы были в нашем селе!..

   — А-а, — ответил я, — помню теперь. Что там случилось?

   — Дергача и Ягеллу, — выпалил он, — убили!.. И хутор спалили!

Я насторожился, остро захотелось, чтобы дело свелось к бытовой драке, но с холодком чувствовал, что этим не обойдется.

   — Кто?

Он выкрикнул, почти плача:

   — Это тот, кто искал какого–то беглеца!.. Он даже не скрывался!.. Его видели!..

   — Он же уехал, — проговорил я, холодея.

   — Но никого не нашел, — проговорил он жалобно, — и вернулся. Сказал, что если не найдет снова, то и всем нам достанется…

Когда я прибыл в село, Дергача и Ягеллу уже похоронили. Староста хмуро сообщил, что оба тела оказались изуродованы самым зверским образом. Особенно поиздевался над Ягеллой, то ли потому, что женщина, то ли потому, что женщины слабее и скорее выдадут то, что пытаются сохранить в тайне. Я с трудом сдерживал ярость. Ягелла простая деревенская девчонка, ничем не примечательная, но женщин вообще убивать нельзя! Даже тех, кто бросается с оружием, стараемся убивать только при самой острой необходимости, а это была совсем беззащитная овца…

   — Где он сейчас? — выдавил я через перехваченное судорогой горло.

Староста повернулся, указал рукой.

   — Поехал туда… Но вряд ли пойдет по прямой. Он же не нашел того, кого ищет…

   — Пойдет по кругу?

Он кивнул.

   — Скорее всего. Будет искать следы.

Я чувствовал, что от злости не могу говорить, челюсти сведены так, что если разожму, будут лязгать.

   — Я найду, — прошипел я наконец. — Я найду эту сволочь…

Носился по лесу я больше часа, пока не напал на след. И хотя следопыт из меня, как я уже говорит себе, никакой, однако то ли злость обострила все чувства, то ли та скопившаяся во мне магическая энергия из–под земли, я даже не знаю, то ли остатки запаха, то ли какие–то особенности в оттисках копыт в мягкой земле, но когда я их увидел, уже достаточно уверенно развернул коня и пустил по следу.