Патроны чародея - Гай Юлий Орловский

   — Как хорошо, — воскликнул он, — что я тебя застал!.. Ты чего сидишь? Скорее в седло, я там та–а–а-акое обнаружил!

   — Что? — спросил я с ленивым интересом.

   — Руины древней крепости, — сообщил он, — их уже почти нет, но я знаю, как искать. Разгреб мусор, а под ним люк!..

   — Люк? — перепросил я.

Он в нетерпении отмахнулся.

   — Это такая дверь в полу. Почему называется так, а не просто дверь, не знаю. Представляешь, ход идет в подземелье, где уже давно никто не был!

Я передернул плечами.

   — И что?

   — Там могут быть сокровища! — заявил он, живо блестя глазами и жестикулируя. — А если есть, обязательно найдем!.. У меня нюх на золото.

   — Нет, — ответил я. — Нет!

   — Почему?

   — Там пауки, — ответил я. — И паутина.

   — Засохла, — сообщил он бодро. — Нет людей — нет и мух. А нет мух — нет пауков. Но золото не пропадает так вот просто!.. Золото… это золото! Пауки его не жрут.

Я отмахнулся.

   — Наши шкуры дороже.

   — Правда? — спросил он деловито. — Твоя сколько стоит? Если что, заработаю… Чем сейчас занимаешься?

   — Сам не знаю, — ответил я сварливо, — как это назвать. Наверное, хозяйствую? Не мое это, если честно. Хорошо, хоть замок о себе сам заботится. Ты мне потом расскажешь, что он делает, а чего не умеет.

   — Расскажу по дороге, — сообщил он. — Да что с тобой?.. Я тебе помогал без всякой просьбы, а тут уговариваю, а ты морду корчишь, через губу поплевываешь…

Я поморщился, посмотрел по сторонам, вроде бы ничего срочного нет, если не считать мои нынешние постоянные тренировки по созданию чего–то необычного для этого мира.

   — Это далеко?

   — Совсем рядом, — воскликнул он с воодушевлением, — рукой подать! Пару раз скакнуть, а можно и пешком!

Я подумал, ответил, рассматривая его внимательно:

   — С условием.

   — Каким?

   — Потом я на некоторое время отбуду, — сообщил я. — Возможно, на долгое. В замке должен быть хозяин…

Он посмотрел с изумлением.

   — И что?

   — Кому, — спросил я, — как не тебе?

Он отмахнулся.

   — Я его пропью, продам или в кости проиграю. Я человек веселый! Не то что ты.

   — Не пропьешь, — ответил я. — Как увидишь, что к тебе протягивают руки и умоляют спасти… Ладно, поехали, по дороге поговорим. Но ты уже пообещал, помни! В неявной, но твердой форме.

Он обещал, что можно и пешком, рукой подать, но мы ехали и ехали, время от времени с рыси переходя в стремительный галоп. Я помалкивал, что пешком шли бы неделю, в самом деле рукой подать, но это же Фицрой, увлекающаяся натура, ему ничего не стоит приукрасить и даже соврать, как, впрочем, и мне, так что ладно, столько уже проехали, теперь возвращаться в самом деле глупо.

Он все прибавлял скорость, жадно всматриваясь в даль, наконец вытянул руку вперед.

   — Вон там лесок, видишь?

   — Вижу, — ответил я с облегчением, — в нем?

   — Нет, — пояснил он, за тем леском озеро, дальше река, а потом еще один лесок… ну, немножко крупнее этого… А уже за ним в поле на холме… нужные нам руины.

   — Тебе нужные, — сказал я рассерженно. — Я от своей доли отказываюсь!

   — За что тебя и люблю, — ответил он с чувством. — Теперь понимаю, за что в тебя такой влюбленный!.. За твою бескорыстность и чистоту нрава.

   — Заткнись, — сказал я зло. — Знал же, с кем имею дело, но как это меня угораздило? Думал, ты только баб умеешь убалтывать…

Он довольно расхохотался. Я угрюмо молчал, но наконец миновали лесок, озеро, промчались через брод по реке, еще один лес, я перевел дыхание, когда распахнулась долина, а на ней выпятился шляпкой серого гриба холм. Угадывается курган, все–таки в подобных курганах хоронили вождей почти во всех странах. Это такие мавзолеи древности.

   — Вот почти и прибыли, — сказал он с воодушевлением. — Ты чего дергаешься?

Я ткнул пальцем влево.

   — Не ндравится мне вон то…

В сине–зеленом небе возникла черная точка, вокруг нее начали медленно вращаться белесые струи, похожие на слабый дымок. Они вращались все быстрее, черная точка расширилась, тоже вращается, делая несколько оборотов, пока струй всего одна, это она их закручивает, раздвигаясь с пугающей необратимостью.

Фицрой смерил взглядом расстояние, посмотрел направо, лицо просветлело.

   — Не обращай внимания.

   — Не опасное? — спросил я.

   — Очень опасное, — заверил он. — Но пройдем мимо. Само по себе не сворачивает, а сейчас ни ветра, ни стен… Я что хотел сказать? Ага, не дергайся, без тебя в твоем замке работа не останавливается. Люди всегда делают то, что должны делать… И не надо во все вникать!

Я кивнул на холмик земли у дороги.

   — Видишь муравейник? Нам кажется, все муравьи бегают и собирают добычу, но на самом деле большинство трудится всегда под землей. Наверх поднимаются только строители, солдаты, фуражиры и разведчики. Строители не отходят от купола дальше, чем на полшага, солдаты — на десятки шагов, а то и сотни, охраняя подступы и фуражиров, а разведчики могут удаляться на мили, а дорогу обратно находят по звездам, которые только они видят даже днем. Понял?

Он хмыкнул.

   — Еще бы. Мы рождены разведчиками.

   — Разведчиков не может быть слишком много, — сказал я. — Но без них муравейник погибнет. Как и род людской.

Он сказал с кривой усмешкой:

   — Понял, к чему ты клонишь. Значит, нам выпала не такая уж и поганая участь.

Он понукал усталого коня, пока тот не остановился у самого подножия холма, что когда–то явно был высоким курганом, но ветры и дожди почти сровняли его с землей.

   — Там, на вершине, — сказал Фицрой ликующе. — Руины!.. Древние, из таких каменных блоков, с ума сойти!.. Вот люди когда–то были… Или не люди, но кому это важно? Лишь бы сокровища оставили…

   — Несметные сокровища, — поддакнул я.

Он не заметил издевки, радостно потер ладони.

   — Сейчас все сделаем. Я захватил две лопаты…

   — Одной хватит, — сказал я твердо.

   — Да, — согласился он, — тебе лучше взять кирку. Парень крепкий, да еще глерд! Такому кирка пойдет больше. Я захватил. Видишь, как я тебя люблю и уважаю?

Я смотрел, как он торопливо счищает землю и кучу листьев с каменного пола. Наконец показался краешек люка, Фицрой прав, дверь в полу как будто вырезана по циркулю.

   — Какой ты осторожный, — сказал я. — Надо же столько земли и дерьма навалить… И почти не пахнет.