Адмирал Колчак и суд истории - Сергей Дроков

С целью улучшения положения пострадавших от несчастных случаев, получавших пенсии по закону от 28 июня 1912 г., вводилось временное положение об увеличении их содержания на 100 процентов, включая прибавку, установленную декретом Временного правительства от 19 апреля 1917 г.

Объяснения такой жесткой позиции МПС раскрыты в докладной записке его управляющего Г.М. Степаненко, который писал: «Общее состояние всех принятых, после падения советской власти, учреждений и ведомств путей сообщения может быть характеризовано одним общим понятием, которое дается словом – разруха. Хозяйства этих учреждений во всем целом не только не оставляли впечатление постоянства в конечных, хотя бы и в пониженных уже результатах их эксплуатации, но неуклонно стремились еще более ухудшаться, приближаясь к тому пределу, при котором составляется понятие, как о чем-то угрожающем и чрезвычайно тяжелом.

Эта неудовлетворенность состояния объяснялась разрушением административных аппаратов учреждений, прежде чем были созданы и налажены новые, предоставлением профессиональным организациям безответственного права самого широкого контроля над всеми отраслями хозяйства и вмешательства в действия администрации, наконец, главным образом, непрерывно продолжающимся сокращением интенсивности труда почти всех категорий служащих, мастеровых и рабочих»[450].

Министерство народного просвещения приступило к работе 25 июня 1918 г. почти с чистого листа бумаги. Материалы Западно-Сибирского учебного округа были или уничтожены, или перепутаны Томским Советом депутатов. Высшую школу в Сибири представляли только Томские университет, технологический институт и автономные женские курсы. Поэтому приоритетной задачей стало учреждение новых высших школ в таких центрах, как Иркутск, Хабаровск, Владивосток, а равно института исследований, который заменил бы для Сибири Российскую академию наук.

«Сибирь, вероятно, единственная составная часть России, выздоровевшая раньше других от политической разрухи, будет играть выдающуюся роль в промышленном и культурном отношении, и она должна быть готова к этой роли созданием новых высших школ. В частности, в настоящее время по инициативе иркутян ведутся переговоры об открытии в Иркутске университета, и дело задерживается некоторыми осложнениями с помещением, невыясненностью с материальной обеспеченностью университета, а также неуверенностью, что в состоянии продолжающейся войны можно рассчитывать на скорый приезд профессоров из европейской России»[451], – отмечал в своем докладе управляющий министерством профессор В.В. Сапожников.

Реализацию своих реформ Сапожников начал с утверждения через Совет министров временных правил о выборном начале в средней школе, расширив компетенцию педагогических советов, пополненных представителями общественных самоуправлений и родительских комитетов. Что касалось второй стороны реформы образования – передачи средней школы в ведение земств, то, признавая эту меру принципиально правильной, Совет министров нашел проведение ее несвоевременным. Причиной этого являлась неготовность неокрепшего сибирского земства, разогнанного советской властью, справиться с этой задачей. Учитывая равные права женщин и мужчин в получении высшего образования, министерство наметило пересмотр учебных программ для мужской и женской гимназий.

«Вместе с тем, министерство принимает к своей непременной обязанности разработать план школьной сети, чтобы совместно с земствами приблизиться к осуществлению всеобщего обучения, полагая, что только грамотный народ может проникнуться сознанием твердой государственности, необходимой для прочного строительства жизни страны. В преследовании той же цели настоятельно необходимо осуществить планомерную работу в области внешкольного и дошкольного образования.

В Сибири, где свыше 70 % неграмотных, внешкольное образование должно сыграть особенно важную роль. В первую очередь необходимо озаботиться созданием вечерних классов и школ грамотности для взрослых, поставив их на прочный материальный базис, организовав в наиболее культурных центрах курсы для подготовки инструкторов и деятелей по внешкольному образованию; необходимо также придти на помощь земствам и различным обществам, преследующим задачи внешкольного образования и физического развития, пробудив общественную самодеятельность путем поощрения организации местных интеллигентных сил деревни в общества народных домов»[452].

Другие аспекты экономической деятельности Временного Сибирского правительства летом 1918 г. раскрывают сведения: о работе государственного казначейства и министерства финансов (открытие кредитов и выдача ссуд, бюджетное и пенсионное исчисления, составление доходных и расходных смет, пересмотр окладов местных учреждений всех ведомств); о наличии хлеба и зернового фуража по районам и губерниям Сибири на август месяц; планы работ отделов министерства труда; правила реквизиции скоропортящихся грузов на станциях железных дорог сибирской транспортной сети[453].

Среди этих документов три касались персонально П.В. Вологодского: его подлинное заявление от 31 октября 1918 г. председателю Административного совета об отказе формировать Совет министров, если на Совете не пройдет обсуждение назначения Е.Ф. Роговского товарищем министра внутренних дел; копия телеграммы Совета управляющих ведомствами (председатель Ф. Филипповский, члены: П. Климушкин, Нестеров, М. Веденяпин) Вологодскому и Колчаку с требованием освободить арестованных при перевороте 18 ноября 1918 г. членов Директории. На телеграмме резолюция Петра Васильевича: «Принять меры через Верх[овного] прав[ителя] к немедленному аресту подписавших телеграмму, равно и к аресту Чернова и других активных членов Учредительного] собр[ания], находящихся в Екатеринбурге, иначе могут быть подняты рабочие и солдаты. 19/Х1. Вологодский», и копия записки Верховному правителю с предъявлением условий дальнейшего пребывания на посту – сохранение жизней Н.Д. Авксентьеву, В.М. Зензинову, А.А. Аргунову и Е.Ф. Роговскому[454].

Завершающей точкой четырехмесячного предварительного следствия по делам «представителей павшей реакционной власти Колчака» были единоличные постановления К.А. Попова. «Единоличность» объясняется их составлением во время пути следования в Омск. По мнению историографа Н.С. Романова, 2 апреля 1920 г. 35 человек, «близко стоявших к свергнутой власти», под усиленным конвоем были препровождены на железнодорожную станцию Иркутска. Вместе с ними отправился в дорогу, кроме пудовых ящиков со следственными материалами, и архив бывшего министерства труда[455].

Под стук колес 8 апреля Константин Андреевич предъявил А.А. Червен-Водали дополнительные обвинения. Недвусмысленная фраза в преамбуле постановления «помимо некоторых обвинений, менее важного, частного характера, которые могут быть формулированы особо при дальнейшем расследовании дела» указывает на желание товарища председателя Губчека подчеркнуть завершенность своей работы.

Обвинения же «общего характера» заключались в следующем: «1) в том, что, прибыв в 1919 г. на территорию Сибири с юга европейской России в качестве делегата Национального центра и добровольческой армии Деникина, он стремился установить связь между контрреволюционными силами юга России и Сибири,

2) в том, что, наблюдая разложение власти колчаковского правительства в Сибири и предвидя ее близкое падение, тем не менее, вступил в правительство Колчака, поставив себе задачей, путем смягчения режима реакционной военной диктатуры в Сибири и путем передачи и сосредоточения власти в руках Деникина, сохранить власть в Сибири за контрреволюционной буржуазией,

3) что в этих целях, будучи уже зампредсовмина, старался заручиться для обновленного правительства Колчака поддержкой, с одной стороны, чеховойск и так называемых «союзников», а с другой стороны, земских и городских самоуправлений, не нашедши сочувствия своим намерениям ни там ни здесь, передав лицам восстания, организованного в декабре 1919 г. в иркутском районе Политическим центром, в интересах спасения падавшей власти обновленного колчаковского правительства, отдал себя и Совмин в полное распоряжение руководителей военных банд с атаманом Семеновым и его сподвижников Скипетровым, Сипайло, Сычевым и др. во главе,

4) что, опираясь на эти банды и их руководителей, вел вооруженную борьбу с повстанцами, причем особыми воззваниями к населению грозил «решительным подавлением» всяких попыток сопротивления «законной власти» при помощи шедших с востока семеновских банд и японцев,

5) что во время этой защиты предоставил военным бандам возможность расправы над 31-им заложником, увезенным к семеновцам и замученным ими на Байкале, оставив этих заложников в руках бывшей иркутской контрразведки, несмотря на то что знал требования Скипетрова о выдаче их ему и должен был предвидеть, какова будет их судьба, и, несмотря на то, что давал Политическому центру заверения в их неприкосновенности и безопасности,