Адмирал Колчак и суд истории - Сергей Дроков

4) что, опираясь на эти банды и их руководителей, вел вооруженную борьбу с повстанцами, причем особыми воззваниями к населению грозил «решительным подавлением» всяких попыток сопротивления «законной власти» при помощи шедших с востока семеновских банд и японцев,

5) что во время этой защиты предоставил военным бандам возможность расправы над 31-им заложником, увезенным к семеновцам и замученным ими на Байкале, оставив этих заложников в руках бывшей иркутской контрразведки, несмотря на то что знал требования Скипетрова о выдаче их ему и должен был предвидеть, какова будет их судьба, и, несмотря на то, что давал Политическому центру заверения в их неприкосновенности и безопасности,

6) что путем мирных переговоров с Политическим центром стремился оттянуть момент падения власти Совета министров и гарантировать восстановление его на востоке от Иркутска путем создания гарантии свободного выхода на восток и спасения виднейших военных и гражданских представителей падавшей власти, как центральной, так и местной – иркутской, в том числе самого Колчака, членов Совета министров, главарей военных банд и других преступных деятелей колчаковского режима, и фактически, путем затяжки переговоров, дал возможность некоторым видным и преступным деятелям центральной и местной гражданской и военной власти, бывшим в Иркутске, скрыться и совершить при бегстве ряд преступлений (убийство «31-го», попытка увоза золотого запаса из Ирк[утского] отделения государственного] банка, хищение денег)»[456]. 15 апреля 1920 г. подследственный А.А. Червен-Водали попытался опровергнуть предъявленные ему обвинения.

Если товарищ председателя Губчека письменно, под расписку каждого обвиняемого[457], предъявил окончательную формулировку обвинений, то это означало завершение предварительного следствия, когда добыты достаточные улики для предания обвиняемых суду. Четырехмесячное следствие «советского периода» предоставляет возможность отметить чрезвычайно важную особенность последовавшего судебного процесса на Атамановском хуторе: и расследование, и допросы, и документы (как самостоятельный вид доказательств) преследовали рассмотрение состава преступлений, направленных, прежде всего, против «населения Сибири», но только не советской власти. Чем было начато расследование под руководством меньшевика-интернационалиста Попова при Политическом центре, тем оно и закончилось при иркутских большевиках.

Особенно наглядно эта черта проявится на заседаниях трибунала, когда подсудимые зачастую не понимали, о чем идет речь. Это усугублялось массированным использованием государственным обвинителем Гойхбаргом материалов «поповского» предварительного следствия, где, как выясняется, изначально «духом диктатуры пролетариата» даже не пахло[458]. Весь накопленный огромный арсенал доказательств – на 90 процентов результат работы Чрезвычайной следственной комиссии при Политическом центре, продолженной членами этой же комиссии и при советском режиме власти.

Повлиял ли состав комиссии на характер предварительного следствия при сборе информации? Конечно. Выработанные постановлением от 10 января вопросы для формального «опроса находящихся под стражей лиц, принадлежавших к […] центральным учреждениям» обусловили его направленность с первого до последнего дня. «Проект организации при Сибревкоме «Комиссии для расследования преступлений власти адмирала Колчака и зверств белогвардейщины» наметил издать к 1 мая 1920 г. сборник материалов предварительного следствия, в том числе на иностранных языках, для того чтобы «развеять с противников советской власти символ борцов за демократию»[459]. Многопудовый материал был собран, но не издан. Почему?

Ответ найдем у того же К.А. Попова в предисловии книги «Допрос Колчака», «затмившей» собою полугодовую историю судебного процесса на Атамановском хуторе. «Мне пришлось, – отводя от себя руководящее участие, писал он, – участвовать в допросах Колчака, производившихся Чрезвычайной следственной комиссией в Иркутске. Созданная эс-эро-меньшевистским «Политическим центром», комиссия эта затем, с переходом власти к Ревкому, была реорганизована в Губернскую чрезвычайную комиссию; состав же комиссии, допрашивавшей Колчака, оставался неизменным до самого последнего дня допроса. Ревком совершенно сознательно сохранил его, несмотря на то что в этом составе был меньшевиствовавший Денике и два правых эс-эра – Лукьянчиков и Алексеевский»[460].

Если бы местная советская власть и решилась на издание запланированного сборника, ей пришлось бы давать разъяснения – с чего это вдруг ее противники обрели «символ борцов за демократию», а не та ли демократия 22 января 1920 г. мирно передала Ревкому «всю полноту принадлежащей государственной власти на всей территории, освобожденной от власти реакции»?

Таким образом, деятельность Чрезвычайной следственной комиссии представляла собой «мину замедленного действия», способную подорвать сфальсифицированную историю установления советской власти в Иркутске – точке отсчета «триумфального шествия» таковой в целом по Сибири.

Далеко не полный состав «Следственного дела» не позволяет установить важную сторону процессуального порядка «советского» периода предварительного следствия – было ли реализовано право обвиняемых на ознакомление со всеми материалами дел и возбуждение ими ходатайств о дополнительных следственных действиях. Но и констатировать нарушение этого права мы не можем, потому что 15 апреля генерал-лейтенант Катанаев дополнил свои показания, а Червен-Водали в форме заявления попытался опровергнуть предъявленные ему обвинения «общего порядка».

Кстати, отметив причины «выговаривания» гарантии неприкосновенности для Колчака на переговорах с Политцентром, Александр Александрович напомнил, что «аналогичные действия […] представленные революционной демократии перед большевистской властью, были предприняты и Политическим центром при передаче власти большевикам, несмотря на то что среди этой демократии находились лица, принимавшие ответственное участие в правительствах, борющихся против большевиков». Опять же, по программе следствия, утвержденной еще 10 января, бывший и. о. заместителя председателя Совета министров был допрошен Поповым о декабрьских событиях в Александровской каторжной тюрьме 1919 г.[461]

18 апреля 1920 г. арестованные в сопровождении К.А. Попова прибыли в Омск. Судя по тому, что на первом заседании процесса на Атамановском хуторе А.Г. Гойхбаргом были оглашены омские показания Морозова, Грацианова, Шумиловского и Молодых, можно предположить – предварительное дознание по делу министров Колчака получило свое продолжение.

В связи с этим представляет интерес тактика сбора вещественных доказательств на новом «омском» этапе. В «Следственном деле» сохранился единственный документ этого периода, манера составления которого свидетельствует о перенимании членами Сибирского ревтрибунала мартовского «поповского» опыта. 28 апреля следователь трибунала (фамилия не указана) составил справку, где на основании осмотра журналов заседаний Совета министров правительства Колчака установил участие товарища министра народного просвещения Н.О. Палечека в заседаниях кабинета и длинным списком перечислил принятые на них постановления[462].

Заключительный этап подготовки процесса начался с публикации в прессе 22 апреля информации о том, что привезенных из Иркутска министров и их товарищей ожидает суд[463]. Первоначальный список подсудимых включал в себя 25 фамилий: 1) Болдырев В.Г. – преподаватель Владивостокского университета, 2) Василевский В.К. – товарищ министра труда, 3) Введенский С.А. – товарищ министра торговли и промышленности, 4) Грацианов А.А. – товарищ министра внутренних дел, 5) Гришина-Алмазова М.А. – вдова управляющего военным министерством Временного Сибирского правительства и командующего Сибирской армией генерал-майора А.Н. Гришина-Алмазова, 6) Дмитриев Н.В. – товарищ министра продовольствия, 7) Жуковский В.Г. – товарищ министра иностранных дел, 8) Карликов В. А. – помощник военного министра, 9) Клафтон А.К. – директор-распорядитель Русского бюро печати, 10) Краснов Г.А. – государственный контролер, 11) Ларионов А.Н. – товарищ министра путей сообщения, 12) Малиновский М.А. – товарищ министра юстиции, 13) Молодых И.А. – товарищ министра продовольствия и снабжения, 14) Морозов А.П. – министр юстиции, 15) Новомбергский Н.Я. – товарищ министра внутренних дел, 16) Палечек Н.И. – товарищ министра просвещения, 17) Писарев Л.И. – помощник главноуправляющего по делам вероисповеданий, 18) Преображенский П.И. – министр просвещения, 19) Степаненко Г.М. – товарищ министра путей сообщения, 20) Третьяк С.М. – товарищ министра труда, 21) Хроновский И.Н. – товарищ министра финансов, 22) Цеслинский М.Н. – главноуправляющий почт и телеграфа, 23) Червен-Водали А.А. – и. о. заместителя председателя Совета министров, 24) Шумиловский Л.И. – министр труда, 25) Ячевский М.Э. – товарищ министра внутренних дел.