Зеркало Иблиса - Виктор Бурцев

Фрисснер долго елозил языком по сухим деснам, собрал во рту густую и противную слюну и плюнул на песок. Посмотрел, как плевок на глазах истаял, частично впитавшись, а частично испарившись, поднялся с подножки грузовика и крикнул:

– Вперед! Поехали!

В салоне «фиата» отчаянно воняло рвотными массами, потом и грязным бельем Фрисснер давно уже научился не замечать таких вещей – еще в Норвегии, когда они вдесятером ютились в утлой избушке и не мылись почти месяц. А вот Замке было не по себе. Археолог то и дело принюхивался, почесывался и страдал. Даже концлагерь не вытравит интеллигента из интеллигента, а тут еще и напился вчера… Салон облевал…

Ягер спал, привалившись к дверце. Он перебрался из грузовика совсем недавно, когда проснулся там и обнаружил, что находится в не вполне подобающем месте среди нижних чинов. Недавнее возлияние внешне почти никак не сказалось на нем, а солдаты даже начали уважать жесткого штурмбаннфюрера, расправившегося с арабами так, как это следовало сделать. Когда машина тронулась, он не проснулся, а лишь пожевал иссохшими губами и тихонько всхрапнул.

– Двигатель начинает стучать, – пожаловался Макс. – Эта керосинка может накрыться в любой момент.

– Поедем на грузовике, – безразлично сказал Фрисснер.

– Я с ужасом думаю, что будет, когда накроются и грузовики, – пробормотал Макс. Артур хотел одернуть его, но понял, что это ни к чему.

– Порой мне кажется, что во всем этом нет никакого смысла, – продолжал Макс.

– Обсуждаем приказы? – лениво осведомился капитан.

– Мы можем сровнять их с землей.

Это произнес Ягер. Произнес с закрытыми глазами. Фрисснер оглянулся – под опущенными веками штурмбаннфюрера дергались, дрожали глазные яблоки.

– Мы можем сровнять их с землей, – повторил Ягер. – Это море песка, эти оазисы… Все это ни к чему нормальным людям. Мы можем стереть с лица земли Каир и Александрию вместе с англичанами и их сраными помощниками из Новой Зеландии и Австралии. Сотни тяжелых бомбардировщиков. Роммель может отправляться стирать свои кальсоны, позиционная война исчерпала себя.

– Вы уверены, Людвиг? – спросил Фрисснер.

Ягер открыл глаза. Пустые и холодные, они смотрели куда-то вперед, сквозь исцарапанное лобовое стекло машины.

– Жиды и коммунисты, черные и желтые, нам с ними не по пути. Их нужно уничтожить.

– Вы последовательны, – сказал Фрисснер.

– Я привык быть последовательным. Если бы я не был последовательным, я преподавал бы сейчас тригонометрию. Но я – офицер, и я воюю.

– Я тоже офицер, хочу заметить.

– И я, – подал голос Богер. – Вот остановимся на ночлег и убьем еще парочку арабов, и все будет хорошо.

– Смеетесь, – процедил Ягер. – Смеетесь, оберштурмфюрер. Смейтесь, пока эти арабы не приползли к вам ночью и не воткнули вам в задницу кинжал. Как они проделали это с вашими солдатами.

– Нельзя ли прекратить этот разговор? – робко спросил Замке, икая с похмелья.

– В самом деле, – поддержал его Фрисснер. – Не время для лекций, штурмбаннфюрер. Или вы усомнились в нас? К чему это?

– Подите к черту, – сказал Ягер и снова закрыл глаза. Его голова тряслась в такт движениям автомобиля, на горле ходил туда-сюда под кожей острый кадык.

«Не хватало, чтобы он спятил, – подумал Фрисснер. – В этом случае его придется пристрелить, сумасшедший в пустыне нам совершенно ни к чему, тем более такой опасный, как Ягер Хотя кто из нас потихоньку не сходит с ума? Разве что Макс, которому все нипочем».

Словно подтверждая мысли капитана, Богер весело произнес:

– Что до арабов, то я как-нибудь проживу еще пару ночей, а там посмотрим. Один парень, вернувшийся с Восточного фронта, рассказывал мне про русских партизан. Нашим арабам до них далеко, смею вас уверить.

– Я знал русского ученого, – вставил Замке, – по фамилии Эдельман.

– Еврейского ученого, – поправил Макс.

– Еврейского. Он был интеллигентный тихий человек, автор монографии по палеонтологии. Мы гуляли по Нюрнбергу, и он рассказывал, как в девятнадцатом году воевал в коннице. Интересно, что с ним сейчас…

– Копает небось своих допотопных ящеров, – Богер пожал плечами. – Не думаю, что его мобилизовали, вашего ученого.

– Могли и мобилизовать, – сказал капитан. – Дела русских совсем плохи.

– Черт…

Восклицание Богера относилось к дороге, которая исчезла. Только что под капот мерно бежала песчаная полоса, и вот…

– Штурмбаннфюрер… Штурмбаннфюрер! Ягер открыл глаза.

– Поговорите с проводником, – попросил Артур. – Он… Стоп, вот он сам пришел к нам.

Муамар постучал в стекло, и капитан открыл дверцу.

– Спросите у него, куда исчезла дорога.

Ягер перевел вопрос, проводник сделал недвусмысленный жест, означавший, что дорога кончилась.

– Дайте-ка карту, – сказал капитан. Они с Максом выбрались наружу и расстелили ее на капоте, рядом Фрисснер положил компас.

– Это еще что?! – шепотом спросил Богер. Стрелка компаса медленно описывала круг. Остановилась, дрогнула и снова начала кружиться.

– Аномалия? – задумчиво пробормотал капитан. – Нет, это что-то странное…

Проводник тоже подошел и с интересом наблюдал за эволюциями стрелки.

– Не обращайте внимания…

Замке стоял рядом, тяжело покачиваясь. Из уголка рта скатывалась струйка слюны, но профессор не замечал.

– Я такое видел. Ничего страшного.

– Но где дорога?

Фрисснер повернулся к проводнику в надежде, что Муамар поймет возникшую проблему. Тот и в самом деле понял, помахал рукой-крылом куда-то на юг – вернее, туда, где, по представлениям Фрисснера, этот самый юг обязан был находиться.

– Вам плохо? – участливо спросил Богер ученого. Тот покачал головой.

– Мне не просто плохо… Мне очень, очень плохо. Я хочу попросить у вас извинения, господин капитан…

– Полноте, – сказал Фрисснер. – Как ваш желудок?

– Вроде бы ничего.

– Благодарите штурмбаннфюрера и его лекарство. Надеюсь, больше оно не понадобится…

– Нет-нет!

– Юлиус… Юлиус, вы хоть раз в жизни напивались? – спросил капитан с улыбкой.

– Не припомню.. Извините, я прилягу. Мне надо прилечь…

Шатаясь, археолог вернулся в машину и заворочался там, постанывая и кашляя.

Колонна остановилась, лишь когда солнце уже высоко поднялось над песками и начало накалять их своей беспощадной милостью.

– Привал, – скомандовал Фрисснер, выбираясь из машины. – Обст!

Унтер-офицер уже спешил к командиру.

– Выставите в охранение тех людей, кто спал ночью.

– Все спали, господин капитан.

– Все? – Так точно

– А вы?

– Я – нет, господин капитан. Я решил, что пусть ребята поспят. Тяжелый день, к тому же у нас потери. Это положительно скажется на их моральном состоянии.