Закон проклятого - Дмитрий Силлов

– Ну что здесь, Билли? – спросил Джек тучного полицейского, лежащего грудью на капоте.

Тот обернулся:

– Два заложника, Джек. Жена и восьмилетний сын какого-то ниггера, который стережет вон тот здоровенный дом. Похоже, оба ранены. Ублюдок совсем рехнулся, кричит, что они слуги дьявола.

– Группу захвата, дежурную бригаду психиатров вызвали?

– Будут с минуты на минуту…

– С минуты на минуту… Нет у нас этих минут, Билли.

Томпсон вытащил из кобуры пистолет.

– Эй, Джек, – громадный полицейский положил свою лапу на плечо Томпсона. – Куда ты опять лезешь? Подожди парней из SWAT, пусть каждый делает свою работу.

– Не думаю, Билли, что наша работа сидеть за машинами и ждать, пока этот ненормальный прикончит женщину и ребенка.

– Притормози, парень, – сказал Билли. – Вижу, тебя не переубедить. Но люди уж сто лет как бронежилет изобрели, и тут тебе не Россия, чтобы голой грудью на бешеного медведя лезть. Давай-ка доставай из своего тарантаса скорлупу, помогу тебе запаковаться.

Джек посмотрел в сторону своей машины, стоявшей в конце улицы. Пять минут туда, пять обратно… И покачал головой:

– Слишком долго.

– Черт, – с чувством произнес Билли. – Тогда давай так. И не спорь! Если уж решился, то не теряй времени!

Он быстро снял с себя тяжелые кевларовые доспехи и протянул их Томпсону. Джек только ростом уступал громадному Билли, в плечах они были как родные братья, так что бронежилет товарища пришелся бы ему как раз впору.

– Слушай, Билли, ты же знаешь, что только бабка моя родилась в России, а я сам сроду там не был, – огрызнулся Томпсон, ныряя в подставленные доспехи. – Спасибо, конечно, только сам давай-ка вали отсюда подальше, за деревья. Увидит кто из начальства без броника, будет тебе на орехи.

Огромный Билли осуждающе покачал головой.

– Плохо ты обо мне думаешь, ковбой, – сказал он. – Как сам лезть под пули, так это нормально. А я должен начальства бояться? Иди, я тебя прикрою.

Томпсон не стал спорить и мягкой кошачьей походкой, удивительной для такого крупного человека, направился к дому. Сильный удар ногой в замок… Косяк, раздираемый железным языком замка, коротко вякнул – и дверь резко отскочила внутрь… Темнота коридора сыро и влажно дохнула в лицо сержанта тем самым запахом смерти, который он учуял ещё только подъезжая к дому охранника.

Сейчас этот запах витал везде – он был гуще, он лез в глаза и ноздри, скрёб по коже и по нервам, заставляя крепче сжимать шершавую рукоять пистолета. Чёрный ствол «беретты» медленно поворачивалось из стороны в сторону, как нос породистой охотничьей собаки… На запах… На почти осязаемый запах смерти…

– Папа, папочка, за что?! Помогите! – раздался детский голос откуда-то из глубины здания.

Джек осторожно пошел на крик, каждую секунду ожидая, что сумасшедший кинется на него из темноты или откроет огонь.

Скрипнула половица… Джек замер…

Тусклый свет уличного фонаря едва пробивался сквозь окно. Томпсон не мог определить, из-за какой двери кричал ребенок. Он крался вдоль стены, навострив уши, словно волк, каждую секунду ожидающий выстрела.

– Папочка, не надо! – резко и неожиданно раздалось из-за дальней двери. – Не-ет!

Выстрел хлопнул, словно вылетела пробка из бутылки шампанского. Детский крик перешел в бульканье и оборвался. Почти в ту же секунду раздался ещё один вопль, от которого у полицейского пошли мурашки по коже. Но это уже был не ребенок. Взрослый мужчина дико орал за дверью в конце коридора.

Яркий свет прорезал темноту. Вспыхнули все лампочки в доме, несмотря на перебитую проводку. Свет был настолько ярким, что Джек на секунду зажмурился.

Треснул и взорвался круглый плафон на стене. Мелкий стеклянный дождь посыпался на пол. Почти сразу следом лопнула ещё одна лампа.

«Молния? Или статическое электричество? Нет, не похоже».

На стене монотонно и гулко тикали невидимые в темноте часы. Большие фосфоресцирующие стрелки, висящие в чернильной пустоте между оконными проемами, были похожи на ножницы, слишком медленно нарезающие время на крохотные кусочки. Слишком медленно… Так бывало всегда. Как только Джек Томпсон в очередной раз собирался поиграть со смертью в пятнашки, время замедляло свой бег и в голову лезли абсолютно ненужные мысли.

«Что творится со светом? Может, что-то на электростанции… Или же сам дьявол пришел сюда в гости?»

Время остановилось. Где-то за спиной сержанта замерла в ожидании секундная стрелка. Томпсон медленно, словно во сне, бежал к двери, одновременно разворачивая корпус и выставляя вперёд левое плечо…

От мощного удара добротная дверь слетела с петель. Джек влетел в комнату, присел и резко вскинул пистолет на уровень глаз. И тут…

– Господи Иисусе! – только и смог выдохнуть он.

В углу комнаты комочком свернулся мальчик. Из простреленной головы ребенка толчками била кровь, перемешанная с мозговым веществом. Его мать стояла на коленях над трупом и скрюченными пальцами рвала на себе волосы. Боже!.. Чёрная грива её курчавых волос стремительно покрывалась белой пеленой. Женщина седела на глазах, и клочья только что смоляных прядей падали на пол уже абсолютно белыми.

Мобуту стоял посреди комнаты и кричал. Ужасный, протяжный крик, наверное, заставил содрогнуться всех жителей на тихой улице, робко выглядывающих на улицу из-за штор. Огромный негр драл ногтями грудь, словно пытался выцарапать собственное сердце. Полосатые, как на картинке из анатомического атласа, окровавленные мышцы на теле Мобуту вздымались и опадали, и странные живые бугорки шевелились под остатками кожи.

Вдруг огромное тело негра затряслось, словно под током. С ужасом смотрел Томпсон, как из раны на груди Мобуту появилась… остренькая змеиная головка. Рана увеличивалась в размерах, расползалась на глазах, словно красный рот невиданного чудовища улыбался из трепещущего мяса.

Змея медленно выползала из раны, поводя из стороны в сторону маленькой головкой. Раздвоенный язычок то появлялся, то исчезал, будто гадина пробовала на вкус хлещущую из раны кровь. Вот она открыла багровую пасть, и Джек услышал тихое шипение, которое, как ни странно, заглушило вопли безумного негра.

Оно было похоже на свистящий шёпот, в котором явно угадывались слова неизвестного языка… Но тут крик несчастного пробился сквозь шипение и превратился в вой, который уже нельзя было вынести, с которым не в силах справиться ни уши, ни душа человека.

Джек Томпсон нажал на спусковой крючок. Мобуту с дыркой во лбу рухнул на пол, раздавив своим огромным телом жуткую извивающуюся тварь.

Снова погас свет. Томпсон стер рукавом с лица чужую липкую кровь. В углу комнаты седая негритянка, покачиваясь, тихонько выла над телом мертвого сына, обнимая окровавленными руками его изуродованную голову.