Как рассказывать истории. Простая технология сторителлинга на сцене, работе и в кругу друзей - Мэттью Дикс

Ваши большие истории могут быть о путешествии в экзотические места, или о рождении ребенка, или о свадьбе, или о безвременной кончине близкого человека. Обо всем этом можно рассказать хорошо, если придумать, как подать историю проще, чем она кажется. А сделать это нелегко. Вот почему истории о рождении, смерти, свадьбе или путешествиях редко бывают хорошими. Чаще всего они совершенно обычные, предсказуемые – и скучные. Полные клише. Но это не значит, что и у вас будет так же.

Например, у меня есть история о том, как родился мой сын Чарли. Это юмористическая зарисовка о том, как прекрасный момент рождения человека становится каким угодно – но далеко не прекрасным. Он полон крови, мук, неприглядных подробностей, опасности и угрозы смерти из-за преждевременной отслойки плаценты.

И все же история совсем не об этом – ведь мало кто сможет узнать себя в описании родов с угрозой для жизни. Большинство (и я не исключение) на самом деле не знает даже, что такое отслойка плаценты.

Но эта история – об ожиданиях. Она о том, как ожидания врачей, родителей и общества от родов (их слова о красоте, свете и радости) соотносятся с реальностью. И еще это история о том, как убежденность в неприглядности процесса родов была поставлена под сомнение моей дочерью Кларой. Тогда ей было три года, и она была уверена, что у нас родится девочка. Целых девять месяцев она строила планы о совместных чаепитиях, танцах и маскарадных вечеринках. Ей безумно хотелось сестренку. И хотя мы регулярно напоминали ей о том, что, скорее всего, будет мальчик, – она отказывалась принимать такую вероятность.

Когда же, вскоре после рождения Чарли, я сообщил Кларе о том, что у нас все-таки мальчик, она искренне горько разрыдалась. Роды совершенно не оправдали ее ожиданий, как и моих. Я же обнял дочь, подхватил на руки, отнес в постель к Элише, обнимавшей Чарли, и познакомил с братиком. Клара посмотрела на Чарли, и внезапно комок ярости и гнева в моих руках растаял, и она мгновенно его полюбила.

Так в первый и пока единственный раз в жизни я стал свидетелем любви с первого взгляда. Никогда этого не забуду. Это была та самая красота рождения, к которой я оказался совершенно не готов.

Вот о чем эта история. Вовсе не о том, как мы шаг за шагом готовились к родам, и не о страшной угрозе отслойки плаценты, но об ужасе и красоте неизвестности. О крошечном моменте внутри одного грандиозного события.

НУЖНО НАЙТИ В ГЛОБАЛЬНОМ

СОБЫТИИ ЧТО-ТО МАЛЕНЬКОЕ

И ПРОСТОЕ – ТО, ЧТО

БЛИЗКО И ПОНЯТНО КАЖДОМУ.

НАЙТИ ТОТ МОМЕНТ, С КОТОРЫМ

ЛЮБОЙ СМОЖЕТ СООТНЕСТИ

СОБСТВЕННЫЙ ОПЫТ.

У моей подруги и коллеги по сторителлингу Моники Кливленд есть история о крушении самолета, которое она пережила несколько лет назад. В тот момент она находилась в гидросамолете, совершившем жесткую посадку на воду. Вода повредила самолет, начав стремительно его заполнять, так что он едва не погрузился на дно озера. А выбравшись из самолета, она оказалась в горах в невообразимо холодном озере, гадая, скоро ли их хватятся и снарядят поисково-спасательную бригаду.

Конечно, речь идет об авиакатастрофе, причем с погружением в воду, но на самом деле эта история – о дочери Моники, страдающей повышенной тревожностью. Моника знает, что если та узнает всю правду об аварии, то никогда в жизни не сможет летать. И потому вместо душераздирающего отчета о неминуемой смерти в воздухе и на воде, Моника рассказывает ей о матери, пытающейся представить этот опыт максимально легко и нестрашно, – ради своего ребенка. Получается почти что приключенческая история – и все для того, чтобы у девочки не осталось травмы и фобии на всю жизнь.

Это рассказ о материнской тревоге и любви, а вовсе не об авиакатастрофе. Крушение самолета здесь не более чем инструмент, позволяющий подсветить то, что по-настоящему важно, – совсем как авария или лопнувшая шина Chevrolet Malibu в моих рассказах.

Что хорошо в «больших историях» – так это то, что многие люди ни с чем подобным не сталкивались. И это здорово, потому что рассказывать их не так-то просто.

Я вот, например, до сих пор не рассказал историю о том, как меня судили за преступление, которого я не совершал.

Или о моем приятеле-барабанщике из школьного оркестра, которому разворотило ногу колесом от школьного автобуса.

Или о моем ручном еноте Ракете, или о том, как однажды во сне я согласился провести своей собаке операцию стоимостью 15 000 долларов.

Или о том, как удирал на машине от полиции (гонка была недолгой, но на чрезвычайно высокой скорости).

Не рассказывал я и о своем брате, вернувшемся, как мы считали, с того света спустя более пяти лет.

Все это – большие истории. Почему же я их не рассказывал? А потому, что это нелегко. Вот Моника почти два года собиралась с духом, чтобы рассказать о своей авиакатастрофе, и вместо этого выступала с историями о неудачном втором свидании и рождественском утре, когда чувствовала себя едва ли не худшей матерью на всем белом свете.

Почему? Истории о катастрофах нелегко рассказывать. Вот о затянувшихся свиданиях, полных неловких пауз, или о родительских ошибках – как-то проще, такие истории интуитивно понятнее и ближе слушателям.

Я вот лучше расскажу вам о том, как однажды танцевал с Кларой под Ramones на закате летнего дня – и так познал новый аспект сожаления. Или о том, как в детстве проглотил монетку и не решался сообщить об этом родителям. Или о том, как Элиша сказала мне (примерно за месяц до того, как мы с ней начали встречаться): «Если мы будем встречаться, то уже не расстанемся, а поженимся и будем жить долго и счастливо».

Конечно, все это – простые жизненные моменты, даже крошечные. Такие, что поначалу и не увидишь. Но рассказывать о них легче, а истории получаются ничуть не хуже, чем о грандиозных происшествиях. А может быть, даже лучше.

ПЯТИМИНУТКА ИСТОРИЙ

Краткость – сестра таланта

Одна из моих любимейших церковных табличек гласит: «Приходите послушать нашего пастора. Может, он и не лучший оратор, зато говорит кратко и по делу».

Вот и в сторителлинге нужно всегда стараться говорить как можно короче. Чем меньше слов – тем