Бисмарк - Николай Анатольевич Власов

боевых действий — так, как это произошло в 1859 году. Забегая вперед: никаких из перечисленных целей полностью достичь не удалось.

Осенью 1865 года Бисмарк установил контакты с итальянским правительством, выступив с идеей совместных действий двух королевств против Австрии. На первых порах во Флоренции встретили прусское предложение настороженно, к тому же информация о нем просочилась в Вену, что стало для австрийцев дополнительным стимулом готовиться к вооруженному конфликту.

В октябре 1865 года Бисмарк отправился в Биарриц, где встретился с императором французов. Позиция Франции имела в назревавшем конфликте большое значение, от ее невмешательства во многом зависел успех всей кампании. У Бисмарка были все основания предполагать, что Наполеон III вряд ли будет заинтересован в победе Австрии, однако стремительное усиление Пруссии тоже мало соответствовало французским интересам. В ходе длительной аудиенции министр-президент заявил императору, что «в интересах французской политики поддерживать честолюбие Пруссии в выполнении ею национальной задачи, поскольку такая Пруссия всегда будет придавать большое значение дружбе с Францией»[401]. Бисмарк прекрасно понимал, что французы захотят вознаграждения, и пытался прозондировать почву в этом направлении. Но Наполеон пока предпочитал не раскрывать своих карт. Во всяком случае, он не высказал никаких возражений по поводу возможной аннексии северных герцогств Пруссией, настояв, однако, на том, чтобы населенная датчанами северная часть Шлезвига была возвращена Дании. Еще одной важной переменной в дипломатическом уравнении была позиция России. Однако Бисмарка она беспокоила меньше — со времен своего недавнего пребывания в Петербурге он знал, что там не простили австрийцам их «предательства» и будут рады их поражению.

Зимой 1865/66 года подготовка войны вступила в новую стадию. Прусский Генеральный штаб приступил к составлению планов кампании. Обострилась ситуация и в герцогствах. Прусские власти в Шлезвиге во главе с Мантейфелем установили достаточно жесткий режим. Это резко контрастировало с положением в Гольштейне, где австрийский фельдмаршал-лейтенант барон Людвиг фон Габленц вел себя весьма либерально и допускал агитацию в пользу Аугустенбурга. Подобный контраст не мог не сказаться на общественном мнении герцогств, которое становилось все более враждебным Пруссии.

Бисмарк использовал эту ситуацию, чтобы упрекнуть австрийцев в нечестной игре. Когда 23 января 1866 года в Альтоне состоялось собрание в поддержку «правомочного герцога Фридриха», в Вену немедленно был отправлен официальный протест: «Нынешнее поведение императорского правительства в Гольштейне имеет характер, который мы вынуждены назвать агрессивным. […] Отрицательный или уклончивый ответ на нашу просьбу стал бы для нас основанием сделать вывод, что императорское правительство не желает в долговременной перспективе действовать совместно с нами»[402]. Одновременно прусский посол по указанию Бисмарка сообщил, что если австрийцы и дальше намереваются поддерживать «интриги республиканской демократии», то в Берлине предпочитают подобному соперничеству открытый разрыв и намерены дальше действовать, оглядываясь только на собственные интересы. Это была фактически неприкрытая угроза, и австрийские политики приняли в феврале решение готовиться к предстоящей войне. Их шаги в этом направлении лили воду на мельницу Бисмарка, который теперь мог снять с себя, как минимум, часть ответственности за разжигание конфликта.

Еще одно важное заседание Коронного совета, посвященное проблемам внешней политики, состоялось в Берлине 28 февраля 1866 года. Основным докладчиком снова стал Бисмарк, который обвинил Австрию в приготовлениях к войне и заявил о неизбежности столкновения. Пруссии назначено самой историей встать во главе Германии, однако на ее пути стоит Австрия — заявил министр-президент. «Было бы унижением, если бы Пруссия сейчас отступила. Такого унижения необходимо избежать любой ценой. […] Нынешний момент выгоден для Пруссии из-за позиции Италии, которая не сможет долго удерживать под ружьем свои собранные против Австрии силы, из-за существующих дружеских отношений с императором Наполеоном, из-за превосходства нашего вооружения. […] Все историческое развитие Германского вопроса, враждебная позиция Австрии толкают нас к войне. Было бы ошибкой избегать конфликта»[403]. Бисмарк добился своего: фактически на заседании было принято решение в пользу войны. Началась ее непосредственная подготовка — как военная, так и дипломатическая.

Первой задачей стало заключение союзного договора с Италией. Итальянское королевство было естественным союзником Пруссии, поскольку претендовало на принадлежавшую Австрии Венецию. Однако это еще не означало автоматического сотрудничества между ними. В Берлине консервативные круги рассматривали итальянцев как выскочек и возмутителей европейского спокойствия, те, в свою очередь, не доверяли пруссакам и страшились военного столкновения с намного превосходившей их своей мощью Австрией. Лишь когда во Флоренции поняли, что получить Венецию мирным путем не получится, дело сдвинулось с мертвой точки.

В середине марта в Берлин прибыл итальянский эмиссар генерал Джузеппе Говоне, с которым у Бисмарка состоялись недолгие, но достаточно трудные переговоры. Итогом их стал тайный союзный договор от 8 апреля, согласно которому в случае, если в течение ближайших трех месяцев начнется австро-прусская война, итальянцы обязывались выступить на стороне Пруссии. Обе стороны договорились не заключать перемирия или мира без обоюдного согласия. После победы Италия должна была получить Венецию, Пруссия — равнозначную австрийскую территорию.

Таким образом, обратный отсчет был, по сути, включен: чтобы быть уверенным в итальянской поддержке, следовало начать войну до 8 июля. При этом договор не связывал Пруссию конкретными обязательствами, чему Бисмарк со свойственной ему гибкостью придавал особое значение. В инструкции переговорщикам он писал о соглашении, «которое не обяжет обе державы начать войну при любых обстоятельствах […]. Для нас ситуация еще не созрела. Причины, побуждающие нас к конфликту между Пруссией и Австрией, пока находятся в развитии»[404]. Значение соглашения для Бисмарка заключалось во многом в том, что оно позволяло подтолкнуть к войне короля Пруссии, по-прежнему страшившегося столкновения. Бисмарку стоило немалых усилий удержать Вильгельма I в рамках уже принятого решения.

Итальянцы, в свою очередь, принимали во внимание благожелательную позицию императора французов. Конфликт между немецкими державами давал Наполеону III возможность половить рыбку в мутной воде. Он рассчитывал на длительную австро-прусскую войну, которая даст возможность Франции, выждав достаточное время, вмешаться в нужный момент. Бисмарк прекрасно понимал это: вполне возможно, писал он, что «император Наполеон использует превратности большой войны между Пруссией и Австрией в своих интересах»[405]. Добиться от Парижа каких-либо надежных гарантий оказалось невозможно.

Активность стал проявлять и Петербург: российский император попытался взять на себя роль посредника в назревающем конфликте. Ни ненависть к австрийцам, ни нежные чувства к своему прусскому дяде не заставляли Александра II забыть о государственных интересах, а они требовали от него не оставаться пассивным наблюдателем происходящего на западных границах империи. В начале апреля он выступил с компромиссными предложениями. Российское вмешательство в разворачивавшийся дипломатический кризис оказалось крайне неприятным для Бисмарка. Отвечая на упреки в нарушении монархической солидарности