Водолаз Его Величества - Яков Шехтер

с телефонным проводом в металлической оплетке был намотан на лебедку, его принайтовили к снаряду, а трос, прикрепленный к крану, расчалили. Капралов, Лосев и Артем залезли внутрь снаряда и наглухо задраили горловину люка. Лебедка медленно завращалась, и снаряд начал погружение.

Внутри оказалось вполне просторно даже для троих. Водолазы приникли к прямоугольным иллюминаторам, жадно всматриваясь в толщу воды.

Ничего нового Артем пока не видел, обзор в обыкновенном водолазном скафандре был даже лучше, чем из снаряда. Во время подъемов с большой глубины, с остановками для декомпрессии, он успел хорошенько насмотреться на морское дно, косяки серебряных рыбок и синюю толщу, просвеченную жаркими лучами южного солнца.

Хотя, что уж там говорить, в снаряде было куда удобнее. И главное, возвращение с глубины происходило значительно быстрее и не отнимало столько сил.

Капралов по телефону стал подавать команды на борт катера. Остановив снаряд на высоте пяти-шести саженей над скалами, покрывавшими дно, он велел двигаться самым малым ходом. В иллюминаторе поплыли густо поросшие зелеными водорослями скалы, перемежаемые проплешинами коричневого песка. Спустя несколько минут Лосев, сидевший у иллюминатора напротив Артема, воскликнул:

– Вижу!

– Стоп машина! – тут же скомандовал Капралов.

Снаряд по инерции прошел с десяток саженей и остановился.

Артем перебрался к соседнему иллюминатору. Сквозь стекло были хорошо виды черные останки лежавшего на дне корабля. От палубных надстроек почти ничего не осталось, корпус был полуразрушен, оброс ракушками и водорослями.

– Это не «Принц», – уверенно сказал Лосев. – У «Принца» был металлический корпус, а тут гнилое дерево.

– Да, не похож, – согласился Капралов. – Я сделаю отметку в журнале, и двинемся дальше.

За пять часов осмотра обнаружили семь корпусов затонувших кораблей, но ни один из них даже отдаленно не походил на «Принца». Работа была совсем не тяжелой, вернее, то, чем они занимались, вовсе не походило на работу, скорее на интересное развлечение.

«Чтобы обследовать такую площадь с помощью водолазов, понадобилось бы несколько дней, – думал Артем. – А тут пять часов и безо всяких усилий. Вот уж воистину чудо техники!»

Внезапно он почувствовал, как по лбу катится пот, а дышать стало труднее.

– На сколько рассчитана система регенерации воздуха? – спросил он у Капралова.

Тот хлопнул себя по лбу.

– Ох, совсем увлеклись. На пять часов и двоих человек. А нас трое, – он посмотрел на часы, прикрепленные к переборке, – и уже пять часов десять минут. Пора наверх.

Вечером, за ужином внезапно вернулась доверительная атмосфера первой встречи. С той лишь разницей, что тогда говорили Митяй и Артем, а молодые водолазы внимали каждому их слову, а сегодня роли поменялись. Теперь уже Артема интересовали все подробности учебных погружений. Ребята быстро расслабились и стали рассказывать без умолку.

– Самого большого страху мы натерпелись при пятом погружении, – завел разговор Матвей Дерябин. – Начинали-то с малых глубин, ходили до острова Котлин и там опускались на двадцать – двадцать пять саженей, почти до самого дна. Такая глубина для снаряда игрушечная, десять минут вниз, десять наверх. После третьего погружения Бочкаренко перебазировал нас на канонерку «Храбрый» и погнал аж за Ревель, к острову Оденсхольм. Вот там уже пошли настоящие глубины, от шестидесяти саженей и больше. В общем, на пятом погружении заклинило моторную лебедку. Мы с Кирюхой к тому времени уже часа четыре вдоль дна ходили. Смотреть там особенно нечего, да и темно, без прожектора хрен чего разберешь. Это вам не черноморская водичка, Балтика, да.

Матвей отхлебнул чая и посмотрел на напарника, Журавлева.

– Я на связи сидел, а Кирюха – у манипулятора. Отрабатывали подъемы, спуски, повороты вокруг спускового троса, захваты манипулятором. В общем, времечко быстро пролетело. Воздуха оставалось на час, Бочкаренко сообщил, что начинаем подъем, мы вырубили прожектор, втянули манипуляторы, и… ни хрена. Стоим на месте.

Я спрашиваю: чё происходит-то? Отвечают: небольшая авария, скоро наладим. Простукало четверть часа, еще четверть, стало тяжело дышать. Я спрашиваю: когда подъем-то? Отвечают: заклинило наглухо, ни с места, нагрузка большая. Оно и понятно, тросу вытравлено больше шестидесяти саженей, да еще вес снаряда. В общем, стоп-машина, ни туда ни сюда.

Мы уже начали обливаться потом, Кирюха говорит: давай ляжем, так меньше воздуха уходить будет. Только легли, Бочкаренко вызывает: сбрасывайте балласт, говорит, ребята, выхода нет.

А балласт – это такие чугунные чушки, стоят прорву денег, нас сто раз предупреждали, сбрасывать только в крайних случаях и только по команде.

Стали выполнять операцию, да не тут-то было, сразу не пошло, повозиться пришлось, как чё есть. Зато наверх пулей взлетели. И сразу давай люк отдраивать. Только приоткрыли, воздух наружу пошел, а снаряд вниз. Оказывается, у него плавучесть без воздуха была к черту тоже. Еле-еле успели задраить, опустились на сажень-другую и повисли.

– Это потому, что трос вниз тянул, – вмешался Журавлев. – Это ж посчитать надо, сколько пудов весили те шестьдесят вытравленных саженей.

– Ну, завели тросы с катера, застроплили нас, вытянули, – продолжил Дерябин. – Мы люк распахнули, надышаться не можем. Снаряд прямиком оттуда на Балтийский завод отправили переделывать. Мы думали, это надолго, ан нет! Увеличили запас плавучести, поменяли механизм сброса балласта. За две недели управились, вернулся снарядик, и опять пошли учения. Только после того случая Бочкаренко велел всегда держать внутри два воздушных аккумулятора Рукейроля и три маски.

– Они-то нас и спасли, – перехватил разговор Капралов. – Мы в Нарвском заливе погружались, глубина ерундовая – тридцать саженей, но рельеф дна интересный: впадины, выступы, провалы. Отрабатывали маневрирование, все путем, все гладенько. Вдруг чувствуем, глаза режет. Запах едкий, нос щиплет, горло дерет. Быстро нашли причину – аккумуляторы прожектора потекли. Я за трубку, мол, срочно поднимайте, а телефон сдох. Молчит, что твой немой. А дышать уже невмоготу. Натянули маски, открыли краны на Рукейроле, стали дышать. Но это же ненадолго, час от силы, а потом что? Телефон, зараза, молчит – ни скрипа, ни шороха. И тут Вася сообразил: давай, говорит, буи сигнальные выпустим. Все пять штук. Ну не смогут они не сообразить, что дело неладно. Так и получилось, не успели мы четвертый буй выпустить, как нас наверх потащили. Матрос Василий Лосев на этих буях заработал благодарность в приказе по школе за проявленную смекалку и находчивость. Макс Константинович перед строем огласил и от себя вручил пять рублей наградных.

– После того случая, – продолжил Лосев, – аккумуляторы упрятали в герметичную коробку, железный ящик с резиновыми прокладками. И постановили, что одновременная отправка трех буев есть сигнал бедствия.

– Веселее всего пришлось Бочкаренко и Генке, – вмешался Дерябин. – А где Генка-то, пусть сам расскажет!

– Он сегодня дневальный по камбузу, – ответил Журавлев. – Будет драить котлы до