Владимиро-Суздальская Русь - Юрий Александрович Лимонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобные страшные картины, естественно, заставляют с большим пониманием отнестись к автору, который с упреком пишет князю о постигших его бедах, опять сравнивая свое положение и положение патрона. Этот афоризм благодаря своему емкому содержанию и форме, приближающейся к пословице, стал классическим в древнерусской литературе: «Зане, господине, кому Боголюбиво, а мне горе лютое; кому Бело озеро, а мне черней смолы; кому Лаче озеро, а мне на нем седя плачь горкии; и кому ти есть Новъгород, а мне и углы опадали, зане не процвите часть моя».[581]
Итак, ничего страшнее бедности в этом обществе, в котором находится Даниил, нет. Положение автора «Слова», видимо, усугубляется еще тем, что он живет в ссылке. Спасение свое Даниил видит только в милости князя. Его патрон один может вернуть автора «Слова» в общество, даровать ему статус равноправного его члена. Только милость князя — выход для Даниила из создавшегося положения: «Но не возри на мя, господине, аки волк на ягня, но зри на мя, аки мати на младенец. Возри на птица небесныя, яко тии не орють, не сеють, но уповають на милость Божию; тако и мы, господине, жалаем милости твоея».[582] И далее: «Княже мои, господине! Избави мя от нищеты сея, яко серну от тенета, аки птенца от кляпци, яко утя от ногти носимого ястреба, яко овца от уст лвов».[583] Княжескую милость Даниил сравнивает с единственным источником жизни — с дождем, оплодотворяющим землю: «Тем же вопию к тобе, одержим нищетою: помилуй мя, сыне великого царя Владимера, да не восплачюся рыдая, аки Адам рая; пусти тучю на землю художества моего».[584]
Заточник — истинный поэт, когда речь идет о княжеской, господской милости, о получении материальных благ от своего господина (князя или боярина). Щедрый господин ассоциируется у него с красочными художественными образами, поражающими афористичностью сравнения: «Зане князь щедр (на милость. — Ю.Л.), аки река, текуща без брегов сквози дубравы, напаяюще не токмо человеки, но и звери; а князь скуп, аки река во брезех, а брези камены: нелзи пити, ни коня напоити». Такого же сравнения заслуживает и сюзерен (господин) меньшего ранга — боярин.
Он сравнивается также с источником, не с рекою, а с колодцем, откуда можно при доброте боярина черпать милости: «А боярин щедр, аки кладяз сладок при пути напаяеть мимоходящих; а боярин скуп, аки кладязь слан».[585] И все же, что имеет в виду автор, так много проповедующий о милостях своих господ, под понятием «милость»? Что означает оно для Заточника? Думается, что он сам достаточно четко объясняет его. Рядом с рассуждениями о щедрости господ читаем: «Доброму бо господину служа, дослужится слободы, а злу господину служа, дослужится болшеи роботы».[586] Итак, здесь понятие «милость» является эквивалентом термина «слобода». Что же представляет собой это название? Слово «слобода» (другой вариант в тексте — «свобода») обозначает сельское поселение.[587] Видимо, пожалование князя или другого крупного феодала заключалось в слободе, в земельной собственности и в людях, жителях поселений, возможно, уже несвободных, т. е. крепостных. Приведенная выше цитата имеет непосредственное продолжение, развивающее положение о слободе, которое очень характерно для владельца имения, земельной собственности и усадьбы. Заточник пишет: «Не имеи собе двора близ царева [княжа — Т.) двора и не дръжи села близ княжа села: тивун бо его аки огнь трепетицею (т. е. тряпицею, тряпкой. — Ю. Л.) накладен, и рядовичи его аки искры. Аще от огня устережешися, но от искор не можеши устеречися и сождениа порт».[588] Итак, перед нами владелец собственности, имеющий ее в «держании». Термин — чрезвычайно интересный и показывающий вполне отчетливо на феодальное держание слободы. Вероятно, можно сделать следующий вывод. Князь, боярин, вообще господин награждают своей милостью, не только золотом и серебром. Эта милость может быть и «слободой», которая жалуется сюзереном. Она дается в феодальное держание. Этот термин эквивалентен понятию «держание» в Западной Европе. Предмет пожалования — «слобода». Именно та «слобода», которую упоминают новгородские документы XIII в. и летописи эпохи феодальной раздробленности.
Отметим еще одно весьма важное обстоятельство. Что такое крепостная зависимость, закабаление, Даниил Заточник знал превосходно. Так, совершенно четко он рисует сцену продажи отцом своих детей: «Не у кого же умре жена; он же по матерных днех нача дети продавати. И люди реша ему: „Чему дети продаешь?" Он же рече: „Аще будуть родилися в матерь, то, возрошьши, мене [пр] одадут"».[589]
Интересно, что Заточник в позднейшей редакции памятника проявляет интерес к некоторым понятиям, характерным для всей прослойки «служилых слуг» в целом. На это указал еще Б. А. Романов. В своей книге он писал: «Заточник XIII в. и выступает с заявкой князю не только личного права на „милость", но уже и группового на „честь": „Княже мои, господине! Всякому дворянину имети честь и милость у князя"».[590]
Памятник рисует перед нами развитое классовое общество. Самое страшное, что может испытать человек, — это бедность.
Подобное состояние лишает его друзей, родственников, пристанища. Более того, он теряет свое социальное лицо, свое место в обществе. Благо, счастье — это богатство, собственность, село, «свобода», которую получают «заточники» в держание за свою службу. Источник подобного благоденствия — князь. Он (или боярин) единственный, кто может осчастливить Заточника. Надо прийти к выводу, что памятник в основном сконцентрировал и превосходно отразил идеологию развивающейся мелкой, служилой, низшей прослойки феодального общества.
Подведем итоги. Прежде всего несколько наблюдений по методике исследования. При рассмотрении таких вопросов, как генезис и эволюция социальных групп, необходимо предельно тщательно производить анализ нарративных и актовых источников, стремясь к использованию всех текстов. Этого требует анализ терминов, понятий, названий. При текстологической сверке необходимо постоянно фиксировать взаимозаменяемость терминов, а также производить, когда это возможно, проверку сравнений путем привлечения синхронного или близкого по времени текста другой редакции. Это позволяет установить степень и время заменяемости, возникновение синонимов, зарождение эволюции терминов и их смыслового значения. При использовании перечисленных особенностей методики исследования можно с полным правом утверждать, что нарративные и актовые источники дают новый интересный материал и могут служить при изучении генезиса дворянства.
Анализ источников, летописных и актовых, позволяет установить следующее. Термин «дворянин» вначале обозначал слугу
