Дети Гамельна - Игорь Николаев

— Натюрморт, говорю, достойный кисти Микеланджело…

— Ты меня порой пугаешь! — в который уже раз признался Швальбе, покосившись на оживленно жующего сержанта.

— Агха! — проглотил кусок Мирослав и нацелился за следующим. — Что твой заместитель разбирается в искусстве, это страшно. А вот то, что ты затеял, тебя не пугает!

— Не трожь жратву, — строго повелел капитан. — Это рабочий инвентарь, а не повод набить брюхо. И вообще, все мы умрем. А вот то, что мои подчиненные наглым образом истребляют инвентарь, пугает сильнее. Орднунг и дисциплинус!

— Не жадничай! Все равно оплачено.

— Ты точно не иудей? — нехорошо прищурился капитан.

— Вот убьем всех, поедем к московитам! В бане и узнаешь, иудей я или еще кто.

— Ба-а-аня… — капитан покатал на языке приятно звучащее для понимающего человека слово. — Ну, как-нибудь обязательно съездим. Но потом.

Сержант поднялся с лавки, освобождая ее для носильщиков, хлопнул Швальбе по плечу и негромко сказал:

— Ты, это, Гюнтер, если что, это дело… Есть у меня один заветный кисетик…

— Не дождетесь, — Гунтер аж вздрогнул и перекрестился. — Ты же опять все перекрутишь. Шварцвальд мне нравится, в Жеводан не хочу!

— Ну, я свое слово сказал, — понимающе хмыкнул Мирослав. — Дело за тобой.

Дверь гулко бухнула, снаружи заскребло — вход крепко подперли жердиной, а то и двумя. Теперь из дома хода не было до самого утра, разве что в окошко сигать. На дворе смеркалось, внутри же стало совсем темно — бычьи пузыри в узких рамах почти не пропускали свет. Швальбе деловито затеплил несколько свечей, расставил их по углам стола и на бочонке. Расправил плечи, строго постучал костяшками пальцев по бочонку, проверяя степень заполненности. Снова задумался обо всем, происшедшем в доме.

У перепуганного Карла действительно приключилось нехорошее. То ли домовой сошел с ума, то ли маленького помощника извели, но в жилище определенно поселился некто. Очень недобрый, не любящий людей. Все началось с того, что стала падать с полок посуда, до того, вроде бы, стоящая у самой стенки. Списали на проделки шкодливых детей, исполосовали им зады. Но нехорошесть не прекратилась и быстро подросла, как в размерах, так и в последствиях. Цыплят, взятых ради убережения от непогоды под крышу, нашли утром, передушенных всех до одного. Хозяева и рады были подумать на ласку или хоря, но ни один зверь не складывает тушки ровными рядками.

Почуяв безнаказанность, неведомый дух взялся и за людей. Стал по ночам прыгать сверху, хватая за горло невидимыми, но крепкими, как дерево, пальцами. С трудом поддавшийся на уговоры священник залил святой водой все углы, но, не успев дочитать и второй молитвы подряд, с дикими воплями выбежал во двор, словно за ним гналось все воинство сатаны. Божьего человека можно было понять — не каждый сохранит твердость духа, когда крест вспыхивает ярко и жарко, как маслом политый.

Короче говоря, обычными средствами и методами беды было не решить. А значит…

— Эй, хозяин! — спросил в пустоту Швальбе. — А не желаешь ли присоединиться? Пока приглашаю да угощаю?

Ответа не последовало. Не зашуршал кто под полом, не полетела в наемника какая-нибудь гадость. Заколебались огоньки свечей, но это, наверное, сквозняк баловствовал. Швальбе пожал плечами и вытащил из ножен кинжал доброй испанской работы. Быстрым ловким движением всадил клинок в пробку и поворотом кисти откупорил бочонок. По комнате поплыл терпкий ядреный запах хорошего вина. И откуда только такое взялось в местной глуши?.. Хотя до войны здесь было оживленнее, наверное, с тех времен и сохранилось.

Пахучая темно-красная жидкость маслянисто полилась в подставленные кубки. Свой сосуд капитан подвинул поближе, а второй отставил на другой край стола.

— Ну, как говорится, с Бо…

Швальбе подумал, что поминать божественную сущность, сидя в компании с нечистью, было бы не совсем мудро, поэтому закончил:

— …За удачу!

Выпил, закусил хрустнувшим луковым пером. Хорошо, однако… Вино оказалось замечательное — в меру крепкое, без уксуса. Словно глоток лета отпил, в самом деле.

— Хозяин, — сказал Швальбе, кромсая мясо и сыр. — А ты …

Ландскнехт вспомнил первую встречу с суженой и ее приветствие.

— … а ты ни разу не куртуазный собеседник, а подлинный хамский и пошлый мужик. Свинья, можно даже сказать! Я такой спиритус вини с закуской выставил, а ты даже не пригубил!

Что-то тоненько звякнуло позади. Готовый к подобному Швальбе неспешно обернулся, изобразив скучающий вид. Естественно, за спиной никого не было. Зато, когда Гунтер развернулся обратно, второй кубок оказался пустым. Ни капли на дне, словно чашу не просто выпили, но и вылизали.

Нисколько не смущаясь, капитан нацедил из бочонка по второй. Самый опытный следователь инквизиции не сумел бы прочесть что-нибудь по непроницаемому лицу наемника. Зато внутри Швальбе веселился как ребенок. Прав оказался Чешир по прозвищу Кот. Прав! Призраки, из зловредных, чувствуют людской страх, он их насыщает, как пища человека. А еще бесплотная нежить — не человек и по-человечески не думает. Если его не боятся, он теряется, не знает, как поступить. И если правильно подсказать…

Швальбе низко склонился, почти забрался под стол, вроде как чтобы проверить больную ногу. Долго там возился, сопя и бурча. Когда же вернулся в прежнее положение, кубок на противоположном конце стола вновь сверкал первозданной чистотой. Да и мяса вроде как чуть убавилось.

— Ну, дружище, по третьей! — провозгласил Швальбе. — Пока не испортилось!

Холодное дуновение скользнуло по лицу, свечные огоньки качнулись, словно огненные человечки согласно кивнули пламенными головками.

— Вот, помню, двинули мы с фон Тилли в Верхнюю Австрию, — начал Гунтер длинную повесть. А в голове билась одна настойчивая мысль:

«Главное — не упасть…»

… «Не упасть мордой об стол» — вспомнился обрывок мысли, посетившей совсем недавно. Или давно? Капитан поднял голову со стола и обозрел окрестности. Голова не то, чтобы болела… Скорее гудела, как колокол, по которому садили молотами все кузнецы округи. Глаза ворочались с трудом, словно колеса давно заброшенной водяной мельницы. Гунтер вздохнул и аж сам скривился от ядреного выхлопа. Наверное, если поднести к губам лучину, можно пыхать огнем, как ярмарочный дракончик. Благо, живых давно извели…

Капитан с трудом утвердился в более-менее вертикальном положении, подкрепил голову сцепленными в замок пальцами рук, чтоб не упасть обратно. Светало. В окне уже слегка розовело, значит, снаружи уже солнце готово вовсю загулять. Закуси в тарелках изрядно поубавилось, сыр и зелень в значительной мере переместились на пол. Швальбе внезапно осознал, что на столе слишком свободно и скосил глаза в сторону, высматривая бочонок. Тот обнаружился на полу, расколотый, словно после удара великанской кувалды.