Кольцо князя-оборотня - Екатерина Лесина

Анастасия осторожно водрузила тяжелый поднос на столик, на Егора она даже не глянула. Ну вот, обиделась, будет теперь целый вечер молчать и обниматься со своим медведем, пока он не извинится. А Альдов извиняться не собирался, с какой радости он должен извиняться еще и перед ней. В конце концов… Додумать Егор не успел, Томочка скомандовала:

– Спасибо, девушка, вы свободны.

– Анастасия, иди сюда. – Альдову не хотелось оставаться один на один с прошлым, он боялся Томы, боялся себя и того, на что способен. Настасьино присутствие успокаивало. Вот она стоит, прислонившись к стене, делает вид, будто ей все равно, даже отвернулась, чтобы случайно с Егором взглядом не встретиться.

– Значит, Паша затеял…

– Паша. И я. Я хотела тебя проучить, хотела, чтобы ты мучился так же, как мучилась я. Чтобы ревел и грыз зубами подушку, чтобы выл и лез на стены от бессилия, чтобы…

– Поэтому ты украла Юльку.

– А ты думал, что я оставлю девочку с тобой? Нет, Альдов, я не столь наивна. Во-первых, я тоже ее люблю, а во-вторых… Моего отсутствия ты и не заметил бы, а вот Юленька, Юленька – другое дело, ты, несмотря на свою толстокожесть, любил девочку. А мне хотелось, чтобы ты на своей шкуре прочувствовал, что такое потерять того, кого любишь…

– Сука.

– Я? – Томочка пригубила чай и недовольно поморщилась. – Фу, Альдов, ну и гадость вы пьете… Кстати, я не сука, далеко не сука, я всего-навсего женщина, у которой ты украл молодость. Ну и как, хорошо тебе было? Можешь не говорить, сама знаю, плохо. План был Пашкин, целиком и полностью, он тоже считал, что тебя следует проучить.

– А ему-то я чем не угодил?

– Ну… Я, конечно, не совсем чтобы в курсе, но… Вы же начинали вместе, а потом ты заставил Пашеньку уйти, практически вытолкал его из фирмы.

– Никто его не выталкивал!

Томочка лишь фыркнула, похоже, ей было все равно, вытолкал Егор своего бывшего партнера из бизнеса или партнер ушел по собственной инициативе. Эту Томочку, которая гордо восседала в старом кресле и пила чай из чашки тонкого фарфора, гораздо больше интересовали дела сегодняшние.

– Паша и придумал, как использовать Андрея. Это стоило не так и дорого, а роль свою он исполнил блестяще, согласись?

Егор поспешно согласился.

– Ты ведь поверил, что я сбежала к этим… Ну, к сектантам. Сама сбежала и Юльку забрала. Поверил, Альдов?

– Поверил.

– Паша рассказывал, как ты нас искал… Бедненький.

– А спектакль?

– Какой спектакль? А, с недвижимостью… Ну, тут просто все: я считала, что имею полное право на половину имущества, причем на большую его часть, без меня, Егор, без моей поддержки да участия ты ни хрена бы не добился. У Андрея же имелся определенный опыт в оформлении подобного рода сделок, вот он и вызвался. Вы, кажется, здесь встречались, да? Пашка упоминал, будто ты эту квартиру купил, непонятно только зачем, ну, Альдов, тебя всегда сложно было понять. Значит, здесь ты позорно капитулировал?

– Здесь.

Ее стервозность поражала. Егор продолжал заученно улыбаться, но думал лишь о том, как медленно и с удовольствием станет убивать эту суку.

– Не получится, – вдруг прошептала ведьма.

– Что? – переспросил было Альдов, но ведьма уже отвернулась. Выходит, она считает, он не способен перейти от мыслей к действию. Выходит, она полагает, Егор просто так возьмет и отпустит бывшую супругу? Странно, что Томочка вообще решилась прийти сюда, неужели не понимала? Или это он чего-то не понимает?

– Я получила деньги, а ты фирму. Согласись, не так и плохо, хотя, Альдов, будь моя воля, фирму ты бы не увидел, но не вышло. Пашенька сказал, у тебя юристы хорошие, вот их и благодари.

– Чего тебе от меня надо?

– Фу, Егор, – возмутилась Томочка, нежно поглаживая белый мех, – разве так разговаривают с дамой? Впрочем, ты всегда был дикарем. А надо мне того же, чего и всем, – денег. И надо не мне, а дочери твоей. Ей, между прочим, пятнадцать уже. Взрослая совсем, пора и о будущем подумать. Но ты же не станешь возражать против хорошего образования? Ты же всегда твердил, что у Юленьки должно быть все самое лучшее? Эй, Егор, с тобой все в порядке?

Нет, с ним все было не в порядке, все было даже не плохо – ужасно. Сердце испуганно замерло, а голова наполнилась гулом, сладкий Томочкин голосок взбудоражил пчелиный улей. Пчелы метались внутри черепной коробки и пребольно жалили, требуя выпустить их наружу.

Юля жива. Он робко надеялся, когда Настасья спросила, зачем ему то фото. Она не узнала Юлю, иначе не спрашивала бы. Но одно дело надеяться, и совсем другое – знать, что дочь жива! А ведьма, она же говорила… ведьма лгала. Лгала с самого начала, она специально все придумала, чтобы причинить ему боль, она сговорилась с Томочкой, она… Она стояла рядом, совсем близко, протяни руку и коснешься худого плечика или трогательного завитка черных волос. Егор видит и розовое полупрозрачное ушко, и нервную синюю жилку на шее, жилка дергается, и это значит, что ведьмино сердце продолжает работать, перегоняя кровь по таким вот жилкам-сосудикам. Если нажать на жилку, ведьма заснет. Если сжать худую шею, ведьма умрет. Раньше ведьм сжигали на кострах, и только сейчас Егор понял, насколько это было правильно.

– Альдов! – Кружка, коснувшись блюдца, звякнула, и звук привел Егора в чувство. Господи, о чем он только думает. Даже не думает – бредит.

– Нет, Егор, ты что, и в самом деле решил, будто Юля… – Томочка засмеялась, засмеялась по-особенному, хрипло, с недоумением, жалостью и легкой издевкой, и Альдову стало обидно. В конце концов, разве он заслужил такое?

– Ох, Альдов, с тобою не соскучишься…

– Юля умерла на моих глазах. – Анастасия говорила спокойно, словно это искусственное спокойствие могло защитить ее от Томочкиного совершенства. – Юля умерла, – на всякий случай добавила она.

– Не знаю, кто там у вас умер, но моя дочь жива и чувствует себя замечательно, а когда ее папочка наконец перестанет играть в сыщиков и вспомнит о ребенке, станет чувствовать себя еще лучше.

– Но Юля…

– Девушка, – раздраженно повторила Томочка, – я не знаю, с какой целью вы упорствуете, но повторяю, моя дочь – жива.

– Жива. – Анастасия обернулась. Она удивлена – отметил про себя Альдов. Потеряна, точнее, растеряна, Егор же еще вчера понял, что произошло, понял все – с самого начала до самого конца. Настасья не виновата, и он не виноват, просто вышло все так… Странно.

Смотреть в ее глаза невыносимо тяжело, это как признаваться в том, что врал, а ему не хотелось лгать. И чтобы она присутствовала при дальнейшем разговоре, тоже не хотелось, поэтому Альдов попросил:

– Настасья, уйди куда-нибудь.

Верхняя губа дернулась, точно ведьма собиралась что-то сказать, но в последнюю минуту передумала. Анастасия никогда с ним не спорила, вот и сейчас коротко кивнула и под колючим Томочкиным взглядом выскользнула в коридор. Громко хлопнула входная дверь, и в квартире стало оглушительно тихо. Томила довольно улыбалась, а Альдов пытался сосредоточиться на чем-нибудь кроме черных, словно перезревшая гладкая вишня, глаз, в которых застыла обида пополам со злостью. Сейчас никак нельзя думать о глазах, он потом все объяснит, он успеет объяснить, а если не успеет – ничего страшного, она поймет, Настасья умная, но это будет потом, сейчас же нужно разобраться с прошлым. С Томочкой, которая сидит, поглаживая кончиками пальцев белый мех, и ждет, когда же муж – бывший муж – обратит на нее внимание.

Ждать Томочке надоело быстро.

– Ну, Егор, – укоризненно промурлыкала Миссис Совершенство, – не будь букой, давай поговорим. Не могу же я проторчать здесь весь день!

– Давай, – согласился Егор. – Поговорим.

Федор летел в Петербург. Антипка ни слова не произнес, когда «княже» изъявил желание отбыть в столицу, но Луковский был уверен – к его возвращению дом будет приведен в порядок. Антипка постарается. Поможет.

Уже помог, рассказав, что ночью накануне дуэли сильно животом маялся, а молодая княгиня травы готовила и отпаивала, оттого и не заметила, как князь уехал.

Значит, Элге не виновата.

Не виновата.

Не она стреляла.

«Отгадай загадку, князь, кто ликом светел, душою черен, а руками красен?» Загадку Федор отгадал. Вот только соизволит ли Ядвига ответить на другой вопрос старой ведьмы.

В Петербурге догорало лето, а Ядвига в своем платье из белого шелка была прекрасна и чиста. Ликом светла…

– Вы уже вернулись? – На прекрасном лице мелькнула тень недовольства. Графиня была занята. Графиня готовилась к выходу. Графиня сердилась на мужа, заявившегося в столь неподходящий момент. Мало того, что он мешал приготовлениям, выгнав служанок из комнаты, так еще и переодеться с дороги не соизволил. Так и явился в грязной, пропахшей конским потом одежде.

– Вернулся.

– Я рада.