Опасная граница: Повести - Франтишек Фрида

— Что? Да вы, наверное, с ума сошли! — взорвался Стейскал. — Что за глупые шутки? Мне сейчас как раз не до них. Почему не отправили из Шлукнова сто одиннадцатый? Пражский уже ушел? Что, собственно, происходит? У меня повреждена линия. Наверное, какая-нибудь дрянь перерезала провод. Это Стейскал из Вальдека с вами говорит.

Он напряженно вслушивался в хриплый голос. Человек на другом конце провода слишком громко кричал — видимо, говорил по телефону впервые.

— Что происходит? — спросила Стейскалова.

Он посмотрел на нее, поколебался, потом перевел взгляд на остальных:

— Мне только что сказали, что вокзал в Румбурке занят орднерами.

— Аншлюс? — растерянно произнес Юречка, но тут же взбодрился: — Глупости! Над вами кто-то пошутил,— Он схватил трубку, которую Стейскал почти брезгливо повесил, и яростно покрутил ручку.

— Что ты собираешься им сказать? — устало спросил Стейскал. — Их угроза, что «придет день», осуществилась. Мы не принимали этого всерьез, думали, что у нас есть укрепления, армия, и вот пожалуйста!

— Не может быть! Не может этого быть! — упрямо твердил Юречка, вращая ручку телефона.

Наконец в трубке послышался каркающий голос. Юречка не слишком хорошо знал немецкий, но сразу понял, что Стейскал говорил правду. Человек, снявший трубку, представился как член вокзальной команды Румбурка и резким голосом потребовал говорить по-немецки, потому что с сегодняшнего дня фюрер взял Судеты под свою защиту.

— Но ты-то по-чешски понимаешь, не правда ли? Так вот, говорит командир роты местной охраны. У меня три танка и я направляюсь к вам!

— Брось эту. бессмысленную болтовню!. — резко сказал Биттнер.

— А что имеет смысл? — обрушился на него юноша.— Пусть хоть немного подрожат от страха.

— Господи, что же теперь делать? — вздохнула Стейскалова.

Все молчали, погруженные в свои безрадостные мысли. А Юречка все не мог понять, как это орднерам удалось совершить переворот в приграничной зоне и захватить вокзал, ведь достаточно было двинуть сюда незначительные силы, чтобы подавить мятеж. Угрозы орднеров до сих нор никто всерьез не воспринимал. Скорее ждали какой-нибудь вылазки из-за границы, вооруженных банд «корпуса свободы», их налетов на жандармские участки или пункты местной охраны. Они уже неоднократно переходили границу и своими террористическими акциями нагнетали напряженность в пограничных районах. «Где-то, видимо, была допущена ошибка, — печально думал молодой таможенник. — Эти господа наверху вели переговоры с Генлейном и готовы были согласиться на любые условия, которые ставил им этот пройдоха, а надо было прижать главаря судетских фашистов к стенке и ликвидировать его движение. Ведь все понимали, чего добиваются генлейновцы. Майская мобилизация заставила членов судето-немецкой партии приутихнуть, но летом они опять обнаглели. «Пятая колонна» вновь подняла голову. Захват важнейших объектов в пограничной области был, видимо, первым шагом. Но ведь в Румбурке расположен военный гарнизон, там есть отряд жандармов, инспекция таможенной службы, подразделения местной охраны. Это же большая сила. Неужели все сбежали?»

— Черт возьми, что делает наша армия? — взволнованно обратился Юречка к Биттнеру, как будто хотел начать одну из тех бесконечных дискуссий, которые они вели постоянно. — Она что, позволила разоружить себя?

— Подразделения Румбуркского гарнизона уже неделю назад заняли пограничные укрепления. Все это проходило под видом учений. Мне рассказывал шофер из пекарни, а теперь он возит им хлеб куда-то аж за Красна-Липу, — отозвался Стейскал.

— И никому не пришло в голову, что в городе остались сотни людей, которых надо защищать от этих фанатиков?

— Подожди, Юречка, не волнуйся! Мы еще не знаем, что произошло. Может, все это только блеф. Завтра вернутся наши, выгонят этих негодяев и снова будет порядок. Самые ярые фанатики удерут за границу, а остальные засядут в домах и носа на улицу не высунут.

— Хорошо, если бы вы оказались правы, — огорченно сказал таможенник. — Я бы их всех...

— Не волнуйся, — прервал его Биттнер, — ты всегда паникуешь. Подождем, посмотрим, что будет. Я тоже думаю, что все это просто блеф.

Юречка на минуту притих и сел на стул, но усидеть спокойно не мог и то и дело вскакивал.

— Подождем, может, какой-нибудь приказ получим, — сказал Биттнер.

— А если не получим вовремя, поднимем руки вверх? — раздраженно бросил таможенник.

— Пошли, мы и так уже задержались. Нас ждут у моста.

— Ладно, ты иди к мосту, а я сбегаю в лагерь. Пашек должен знать, что случилось.

— У нас же есть телефон, да и у командира роты всегда под рукой связной с мотоциклом. Если действительно что-то произошло, то Пашеку немедленно сообщили об этом. Не знаю, почему ты все время беспокоишься. Пока же ничего не случилось.

— Как ничего? В Шлукнове стреляли, вокзал в Румбурке занят...

— Только напугаешь Пашека. Ты ведь знаешь, какой он взбалмошный. Начнет стрелять без разбору, и в конце концов над нами же будут смеяться. Юречка, сохраняй спокойствие и благоразумие!

— Это верно, — согласился Стейскал.

Его симпатии всегда были на стороне Юречки, но сейчас доводы вахмистра показались ему убедительными. Может, в конце концов все кончится благополучно? Утро вечера мудренее.

— А вы что собираетесь делать? — обратился Юречка к Стейскалу.

— Подождем. Патейдл обещал позвонить, как только вернется из Шлукнова.

— Поезд, наверное, уже не придет. Что же нам делать? — спросила Ганка.

— Вчера нужно было ехать. Вчера и поезда ходили нормально, — отозвался Стейскал. — Я еще когда вам говорил, что нужно ехать в Мельник...

— Не бойтесь, все образуется, — утешал их Биттнер.

— Если не будут ходить поезда, я остановлю у шлагбаума какой-нибудь грузовик, следующий в направлении Ческа-Липы, — решил Стейскал.

— Папа, поедем с нами, — предложила отцу Ганка.

— Не могу. Я должен быть здесь.

— Кому вы здесь будете служить? Гитлеру? — не удержался Юречка.

— Так что же мне, разобрать рельсы и поджечь здание станции? — спросил Стейскал и почему-то сразу успокоился.

Пока не выяснится, что произошло, спешить не следует. За себя он не боялся. Он служил здесь довольно давно, хорошо знал людей в округе и чувствовал, что его уважают. Если он получит официальный приказ сдать дежурство на станции, то найдет грузовик и перевезет свое имущество к родителям, а потом будет служить где-нибудь в другом месте. Железнодорожное начальство должно обеспечить его подходящей работой.

Юречка надвинул фуражку на взъерошенные волосы, схватил карабин и, не прощаясь, выбежал на улицу. Биттнер с достоинством вышел следом за ним. Стейскаловы услышали скрип песка под окном и голос Юречки, слабевший по мере того, как патрульные уходили по направлению к шоссе.

Стейскал посмотрел в окно. Его внимание было теперь обращено к шоссе. Если перестанут ходить поезда, то во внутренние районы страны можно будет добраться только на машине. И вдруг он вспомнил, что мост в лесу заминирован. Саперы, которые работали здесь в мае, утверждали, что они заложили столько взрывчатки, что от моста камня на камне не останется. Подпоручик, который ими командовал, был по профессии инженер-химик. Он очень сожалел, что, может быть, ему придется уничтожить то, что создавали своим трудом другие. Он морочил Ганке голову сложными формулами новых пластмасс, которые в будущем вытеснят из сферы производства дерево и металл. Дома тогда будут строить из полупрозрачного материала, чтобы людям попадало больше солнца. Фантаст! Но Ганка слушала его с благоговением.

Стейскалова опять начала рыться в чемоданчике. Видимо, таким образом она пыталась избавиться от гнетущих мыслей. Неужели этот день, о котором столько кричали в последнее время, действительно наступил? В магазине она не раз слышала неприкрытые угрозы в адрес чехов, но это ее не трогало. Для нее имели значение только дом и дочь. В отличие от мужа она не пыталась найти общий язык с местными жителями. По-немецки она говорила плохо и, хотя старалась объясняться простыми фразами, все равно путала падежи, времена и часто вынуждена была переходить на чешский. Местные достаточно хорошо этот язык понимали, особенно молодежь, отслужившая в армии, но говорить по-чешски не любили, да и не хотели, а в последнее время тем более.

— Что будем делать? — спросила Ганка.

Она чувствовала, что Юречка прав. Сегодняшние события, несомненно, повлекут за собой тяжелые последствия. Об отторжении Судетской области говорили уже давно. Так же, как и родители, она знала, что положение чехов в пограничных районах становится весьма неопределенным. Куда им деваться, если эта территория отойдет к Германии? Многие ведь здесь выросли, пустили корни. Кто им поможет?

Как было бы хорошо, если бы это был только кошмарный сон, после которого можно проснуться и снова почувствовать себя радостной, беззаботной... Она бы быстро оделась, выслушала очередную проповедь матери о том, что она способна проспать даже день страшного суда, выпила бы стоя чашку молока или какао, схватила книжки и поспешила на платформу, где ее уже ждал мотовоз. У нее все было рассчитано по секундам. А когда она опаздывала, машинист всегда ждал ее и не трогал мотовоз, пока она не садилась в вагон. Он ведь знал, что Ганка каждое утро ездит в школу. Жаль, что у нее нет силы, которая помогла бы ей вычеркнуть этот страшный день из жизни. Но такие чудеса бывают только в сказках, а день сегодняшний — это суровая действительность.