Канашкин В. Азъ-Есмь - Неизвестно

И скоро совершенно обалдеем

От способов спасения Руси...»

А. Дон-Аминадо

В сборнике «Смешное в страшном» (1923) Аверченко писал: «Мы переживаем самое ужасное, но и самое смешное время. Черт шутит шутки по всему миру. Иногда мороз по коже, а вглядишься – смешно! Взял черт целую страну и, как перчатку наизнанку вывернул... И все внешнее, чужое, заграничное внутрь попало, а внутреннее наружу вывернулось...» [2; 8].

«Панихидные слова», «улыбки на похоронах», «смех дурачка на поминках России» – так определял Аверченко характер творческих потуг эмиграции, бьющей большевизм, а убивающей и «себя, и метрополию, и все живое». «Ведь что ужасно, - с горечью говорил он, - как бы независимо от нас выковывается из нас – благодушных, мягких, ласковых дураков – прочное железное изделие».

Примечания:

1. Аверченко А. Осколки разбитые вдребезги. М., 1989.

2. Аверченко А.Развороченный муравейник. М., 1927.

3. Адамович Г. Одиночество и свобода. М., 1991.

4. Адамович Г. Памяти советской литературы // Русские записки. 1937. № 2.

5. Адамович Г. Литература в СССР // Русские записки. 1938. № 7.

6. Вейдле В. Традиционное и новое в русской литературе двадцатого века // Русская литература в эмиграции. Сборник статей / под ред. Н. П. Полторацкого. Питсбург, 1972.

7. Вейдле В. О тех, кого уже нет // Новое русское слово. 1970. 18 июля.

8. Гиппиус 3. Полет в Европу // Современные записки. 1924. № 18.

9. Ждамович Г. Надежды и сомнения эмиграции // Вестник. 1961. № 7.

10. Иваск Ю. Письма о литературе // Новое русское слово. 1954. 21 марта. №15303.

11. Малевич О. Три жизни и три любви марка Слонима // Евреи в культуре русского зарубежья. Т. 3. Иерусалим, 1994.

12. Набоков В. Писатели, цензура и читатели в России // В. Набоков. Лекции по Русской литературе. М., 1996.

13. Осоргин М. Российские журналы // Современные записки. 1924. № 22.

14. Ренников А. София, 1925.

15. Русская литература в эмиграции. Питсбург, 1972.

16. Слоним М. Живая литература и мертвые критики // Воля России. 1924. № 4.

17. Слоним М. Литературный дневник о литературной критике в эмиграции // Воля России. 1928. № 7.

18. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Paris: YMCA-Press, 1984.

19. Степун Ф. Встречи и размышления. Лондон, 1992.

20. Степун Ф. Мысли о России // Современные записки. 1923. №17.

21. Фостер Л. Статистический обзор русской зарубежной литературы // Русская литература в миграции. Сб. статей под ред. Н.П. Полторацкого. Питсбург, 1972.

Автор как «дурная» бесконечность

1.

Покажется парадоксальным, но в отечественной науке о литературе и журналистике Автора как доминантно-стержневой или симфонической категории в минувшем веке не было. В вузовских учебниках по введению в литературоведение и теории литературы второй половины XX столетия (Г.Л. Абрамовича, И.Ф. Волкова, Н.А. Гуляева, Г.Н. Поспелова, Л.И. Тимофеева, П.С. Выходцева, А.И. Метченко, Л.Ф. Ершова) слово «Автор» обозначало «указание на писателя» и как бы вытекало из предикативного «упорядочивания». Понятие же «Автор» как «передний план» аналитики - отсутствовало. В «Словаре литературоведческих терминов» (М., 1972), слово «Автор» сопровождается отсылкой «см.: «Творческая индивидуальность писателя». В «Краткой литературной энциклопедии» проблема Автора решается как проблема писателя, обнаруживая «средостение» в их общей природе мышления и игнорируя обоюдную инакость (КЛЭ, М, 1978).

Оставили без внимания проблему Автора и создатели фундаментальных академических исследований - «Теории литературы: Основные проблемы в историческом освещении» (М., 1961-1965), трехтомной «Теории литературных стилей» (М.. 1977, 1978, 1982), «Очерков по истории русского литературного стиля» (М., 1977). Категория Автора пребывала вне поля зрения и на периферии: в трудах провинциальных исследователей. Однако в 1993 году статус Автора в системе теоретических представлений претерпел весьма существенные перемены. В Ижевске в сборнике - «Проблема автора в художественной литературе» - Б.О. Корман и его коллеги-переориентировали литературоведческую мысль с Автора как создателя текста, на Автора как «организованную творческую силу». Год спустя в книге «Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания» (М., 1994) Ю.В. Манн, обратившись к теме Автора и авторства, констатировал: «Образ автора и структура повествования являются сегодня едва ли не центральными проблемами литературоведения...»

В монографии Н.Т. Рымаря и В.П. Скобелева «Теория автора и проблема художественной деятельности», вышедшей в Воронеже в 1994 году, впервые после работ М.М. Бахтина проблема автора соотносится с проблемой «художественного свершения». В сборнике статей «Автор и текст», вышедшем с Санкт-Петербурге в 1996 году под редакцией В.М. Марковича и Вольфа Шмида, оптимально-«остраненная» тема обретает «свежую» энергетику и на фоне бартовской декларации о «смерти автора» делает заявку на дальнейшую жизнь.

Рубеж XX-XXI веков явился знаковым в осознании категории Автора. В 1999 году в Москве под редакцией П.B. Чернец вышло в свет учебное пособие «Литературное произведение: Основные понятия и термины». В нем рассматриваются разные модели Автора как феномена. А открывается сборник статьей В.В. Прозорова «Автор». В том же, 1999 году, В.Е. Хализев в «Теории литературы» не только подвел итог накопленным аспектам Авторской натурфикации, но и ввел целый ряд новых для литературной теории понятий. Например, вместо «натуралистического пафоса» им была предложена такая «вольная» дефиниция, как «Авторская эмоциональность». В диссертационной работе «Проблемы типологии авторства в русской литературе конца XIX - начала XX веков» и книге «Проза Ивана Бунина» (М., 1999) И.П. Карпов выделил проблему Автора как «центростремительную» и ввел понятие Авторологии. Т о есть предпринял попытку собрать литературоведческую терминологию и живые наработки вокруг понятия Автор. В итоге категория Автора заняла основополагающее место в науке о литературе и журналистике и были обозначены аспекты исследований, претендующих на «самопроявление» проблемы Автора.

2.

Что же теперь? А теперь начинается самое сложное: в пределах какого способа мышления можно увидеть Автора как аналитико-семантический абсолют?

«Присутствие Автора», «формы Авторского влияния», «Авторский речевой акт» - эти словоупотребления вошли и в новые исследования. Но Автор как взгляд на действительность, выражением которого является все произведение, остается «парадигмальным», не охватывающим «метафизику устремлений» и «творческую волю». У того же В.Е. Хализева в переизданной «Теории литературы» читаем: «Именно целостность воспринимаемого составляет главный источник его эстетического постижения. Целостностью называют то трудно определяемое качество предмета, которое порождает общее впечатление».

Применительно к понятию Автор сразу возникают вопросы. Если целостность трудно определимое качество, то что такое «печать единства», о которой идет речь ниже? Невольно вспоминается определение Автора, данное в «Теории поэтической речи» В.В. Виноградовым: «Образ Автора - это та цементирующая сила, которая связывает все стилевые средства в цельную словесно-художественную систему. Образ Автора - это внутренний стержень, вокруг которого группируется вся стилистическая система произведения» (М., 1963).

Что здесь самое важное? А то, что «цементирующей силе» приписывается свойство «связывать», «Внутреннему стержню» быть чем-то, вокруг чего можно группироваться, Автору же - выполнять функцию метафорическую: объединять. Пристально вглядываясь в приведенные суждения, мы вольно-невольно присоединяемся к ним и прерываем «постижение», ибо оно «пульсирует» в кругу замкнутого натурфицированно-метафорического словоупотребления. И - не более того.

3.

Семантическое поле - понятие лингвистическое, ориентированное на языковую картину мира. Авторское семантическое поле выражает ориентацию семантического своеобразия повествования на Автора как субъекта именующей деятельности. В самое последнее время появилось много теоретических разработок, посвященных скриптору - то есть пишущему. Что есть воспроизводящее реальность «я» - личность, фигура, действующее лицо, и что делает это «я» Автором? Теоретическая мысль бьется вокруг двух вопросов. Во-первых, можно ли утверждать, что личность Автора задана с рождения, или она формируется в течение жизни? Во- вторых, личность Автора - это сугубо индивидуальный или социальный феномен? Две эти оппозиции дают четыре направления. Первое принимает за аксиому, что личность предзадана, неповторима и первична. Второй подход подразумевает, что Авторское «я» предзадано и социально. Третий подход подчеркивает индивидуальность и изменяемость Авторской ипостаси, которая видоизменяется под напором жизненных обстоятельств. И. наконец, последний подход представляет собой комбинацию представлений о личности творца как социально обусловленного явления.