Красная карма - Жан-Кристоф Гранже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не думать об этом!.. Николь смочила платок, которым обвязывала трубку с гашишем, и покрепче сжала ее, перед тем как раскурить. Этот жест чем-то напоминал повадку первобытных людей, дующих в раковину. Или, если прибегнуть к музыкальному сравнению, – «Call My Name» Джеймса Ройяла. Вот только… кого же теперь звать?!
Аромат марихуаны, который прежде слабо действовал на Николь, сейчас одурманивал ее с неведомой силой; от него твердели мускулы лица, вибрировали нервы и вздувались сосуды, да так сильно, что затуманивался мозг.
Девушка откинулась назад и прикрыла глаза, медленно, словно расставаясь с ясностью сознания, выпуская дым. Она улыбалась неизвестно чему, умиляясь себе самой. Не думать ни о чем…
Теперь на экране ее мозга вырисовывалась физиономия Мерша… Ну вылитый цыган! От него прямо несло странствиями по дорогам в расхлябанной повозке. Никаких привязанностей, никакой женщины, да и ютится небось в какой-нибудь грязной лачуге, где жарит мясо на плитке да мастурбирует, листая порножурнальчики…
Николь одолел смех при мысли, что ей приглянулся этот шут гороховый; и еще: жаль, что она не покурила траву перед выступлением в большом амфитеатре Сорбонны. Правда, наркотики не очень-то сочетаются с политикой. А причина проста: она – политика – и сама отлично туманит мозги, действуя куда сильнее дури… Вот почему эта история с ЛСД и Сюзанной звучала неправдоподобно… Сюзанна никогда не забывалась, она прочно стояла обеими ногами на земле, она…
Внезапно Николь приподнялась на кровати. Ей почудился какой-то шум. Сперва она подумала, что это скрипит остановившаяся пластинка, но нет: кто-то явно шел по коридору…
71Николь спрыгнула с кровати и приникла ухом к двери. Кто там может быть? Родители? Нет, они уехали. Уборщик? С какой стати? И тут у нее в голове вспыхнула гораздо более простая – и четкая – догадка: «Настал мой черед».
Но в коридоре теперь было тихо. Может, ей померещилось? У нее сжалось горло, да так сильно, что невозможно было дышать. Сердце билось как сумасшедшее – так звучит грозная барабанная дробь в цирке перед самыми опасными трюками. Николь почувствовала в руке бешеную пульсацию крови, от которой затряслись пальцы. Она до боли сжала кулак и бесшумно повернула дверную ручку. Никого. В коридоре было темно и тихо. Расположение комнат в квартире позволяло попасть в кухню, не проходя через гостиную и столовую. Ну а оттуда, если понадобится, она сможет убежать через дверь черного хода.
Николь выждала еще целую минуту, стоя у приоткрытой двери, – nada[82].
Заставив себя дышать нормально, она сосчитала до пяти и шагнула в коридор, босиком, тихо, как мышка.
Спустя несколько секунд она уже оказалась в кухне и бросилась к двери черного хода. Заперта! Черт побери! Она даже не знала, где хранится ключ… Это открытие безжалостно указывало на ее положение хозяйской дочки, пренебрегавшей низменной стороной домашней жизни. Вот теперь и выпутывайся…
В ужасе Николь оглянулась и посмотрела в черное жерло коридора. Ей чудилось, что огромная квартира дышит, вибрирует, как живая. Девушка уже не сомневалась, что убийца где-то здесь, рядом. И явился в дом, чтобы выпотрошить ее…
«Цепочка дружбы» – так сказал Мерш. У него иногда вырывались просто замечательные формулировки…
Превозмогая страх, Николь мысленно оглядела гостиную, столовую, родительскую спальню, гостевые комнаты и кабинет отца…
Убийца наверняка обследовал каждое помещение с ножом в руке, разыскивая ее…
А если телефон?.. Нет, она уж точно не станет рисковать, наделав шуму. Единственное ее преимущество – если оно вообще у нее есть – в том, что незваный гость пока не знает, где она находится. Это что-то вроде игры – смертоносной игры! – где каждому из них неизвестно, где находится другой.
И тут Николь вспомнила о двоих полицейских, дежуривших внизу. Что, если открыть окна, выходящие на бульвар Инвалидов, или выбраться на балкон и закричать? Но она тут же отказалась от этого намерения. Пока ажаны поднимутся в квартиру, она уже будет мертва…
Оставался лишь один вариант – входная дверь. Значит, придется снова пройти через всю квартиру – то есть подвергнуть себя смертельному риску, – чтобы сбежать через парадный вход.
Николь медленно (у нее тряслись ноги, и она не чувствовала пола под ступнями) подошла к порогу кухни и рискнула выглянуть в коридор. Но тут же испытала шок: он стоял там, в дальнем конце, в проеме двери, ведущей в гостиную. Несмотря на панику – девушка уже мало что соображала, – ее мозг мгновенно проанализировал увиденное. Высокий силуэт в черном. Несомненно, мужчина, но в нем чувствовалось и нечто женское… На лице черная маска – примерно как у Ирмы Веп в «Вампирах», старом немом фильме, который она когда-то смотрела в «Синематеке». Он что-то держал в руке – то ли револьвер, то ли нож, со своего места Николь не разглядела.
«Думай, думай, дорогая, сейчас не время отвлекаться на воспоминания».
Игра продолжалась: их разделяли пятнадцать метров – длина коридора. Пятнадцать метров и несколько дверей справа и слева. Николь сразу исключила самые ближние – они вели в спальни. А ей нужно добраться до столовой: это дверь справа, метрах в семи отсюда, примерно на полдороге между ней и убийцей.
Если она окажется проворней, воспользовавшись преимуществом неожиданности, то сможет проскочить туда, пока убийца не опомнится, пробежать через эту комнату в гостиную, потом в прихожую и добраться наконец до входной двери.
Убийца помчится следом, но, может, ей повезет и она успеет открыть дверь, спуститься по лестнице и броситься к полицейским? И Николь кинулась бежать – неожиданно для ее противника, который ринулся за девушкой с секундным опозданием. В столовой Николь обогнула массивный обеденный стол и чисто рефлекторно – а может, вспомнив, что видела это в кино, – опрокинула его, чтобы преградить путь убийце. То же самое она проделала с двумя стульями, креслом и тумбочкой, нагромоздив на пути преследователя кучу препятствий.
Добежав до входной двери, Николь несколько раз нажала на ручку и поняла, что дверь закрыта не только на ключ, но еще и на задвижку. Девушка не могла в это поверить: отец, уезжая, запер дочь в квартире! Теперь весь ее план рушился. Николь все еще дергала дверную ручку, когда услышала за спиной тяжелое мужское дыхание. И едва успела увернуться от лезвия, вонзившегося в дверную створку.
Она ясно разглядела это оружие – кривой нож, похожий на садовый, каким садовники подрезают растения, или сорняки, или что там еще… Николь представила себе, как ее внутренности выпадают на ковер, и ее чуть не стошнило. Она упала, поднялась, поскользнулась, снова упала, но все-таки смогла вскочить на ноги. До сих пор она ни разу не крикнула –
