Печать богини Нюйвы - Екатерина Рысь

– Воля ваша, дядюшка, – изобразил смирение Сян Юн. – Если подходящий день определен…

– Нет, но особого значения это уже не имеет.

– Ах, как же так?

Хитрый старикан растянул губы в ядовитейшей из улыбок. От которой у Мин Хе аж желудок от страха свело.

– Кто ж знает, почему мой гадальщик вдруг взял да и перерезал себе горло. Однако же гадальщиков много, а небесная дева – одна. Через три дня проведем церемонию. Вот и весь сказ.

– Превосходно.

Знающие люди говорили, что с этого слова циньский император Эр-ши Хуанди начинает казнить своих высших сановников. А вот благородный и доблестный генерал Сян Юн всегда по шеям раздавал молча. До этого дня, по крайней мере. Мин Хе на своего господина не обиделся, нет, но тенденция ему совсем не понравилась.

Люси

К вершине Цветочной горы, где, сам подобный диковинному цветку, будто бы распускался среди облаков храм богини Нюйвы, вела длинная тропа. Временами вполне удобная, с площадками для отдыха, порой она вздымалась крутыми ступеньками, вырубленными прямо в скале, или стелилась деревянными мостками, скрипучими и такими узкими, что Люсе приходилось прижиматься к теплому камню, чтобы пройти. И вниз лучше было не смотреть.

Альпинизм, до войны модный среди людей из окружения Орловских, не был увлечением ни самого профессора, ни его дочерей. Ученому хватало приключений в экспедициях и на раскопках, а девушки были слишком юны, да и обе маменьки сходились в одном: разве женское это дело – лазать по отвесным скалам? Так что даже если бы в Татьяне и Людмиле и проснулась внезапная страсть к такому спорту, осуществить ее было бы невозможно. Тогда, в их времени, в их мире. Но теперь…

«А почему нет? – утирая пот, гордо думала Люси, бросая вниз победный взгляд. – Отсюда ничего уже не кажется таким уж страшным».

Осознание того, что высота ее совсем не пугает, придало девушке сил, и последний этап подъема она преодолела довольно легко. И дышала ровно, привыкнув к разреженному горному воздуху. Последние ступеньки, самые трудные шаги – и вот он, храм богини, сотворившей китайцев из глины.

– Надеюсь, я действительно найду здесь хотя бы часть ответов… – Люся невольно замедлила шаг и оправила одежду. Вид у нее был, прямо скажем, не слишком торжественный. Но во дворе храма не нашлось ни служек, ни паломников – вообще никого, только свист ветра, шелест множества шелковых ленточек да нежный перезвон подвесок. Девушка немного постояла, с любопытством рассматривая затейливую резьбу и роспись, но какое-то странное нетерпение тянуло ее вперед. Оглядевшись внимательней, она заметила вход и решительно ступила на мощеную дорожку, явно помнившую тысячи ног.

Из проема тянуло благовониями и почему-то свежей глиной. Людмила вошла, моргнула, привыкая к полумраку, и направилась туда, где было посветлее. Сотни, если не тысячи глиняных фигурок провожали ее почти живыми взглядами. Девушка невольно поежилась и тут же разозлилась сама на себя. Она пришла за ответами, и она их получит.

Но пока что расспрашивать было некого. Статуя богини над алтарем смотрела безмятежно и равнодушно. В храме не оказалось ни души. Хотя… Откуда-то сбоку, из не замеченного с первого взгляда прохода, доносилось легкое ритмичное поскрипывание, будто кто-то вертел гончарный круг. Люся подозрительно прищурилась. Все это определенно что-то ей напоминало, что-то, что она уже где-то и когда-то видела – то ли во сне, то ли в бреду, то ли…

– Волшебная деревня, – вслух пробормотала она, не скрывая раздражения. – Летучие даосы. Чародейский туман. Что дальше? Кони все-таки заговорят?

Узкий и короткий коридор вывел Людмилу на террасу, словно парящую над обрывом. И к тому, что она увидела там, в прямом столбе нежного света, падавшем прямо с Небес, никто и ничто не смог бы подготовить дочь профессора Орловского. Нет, не змееногая богиня и не лично Яшмовый Владыка в компании с Красным и Белым императорами и персиколюбивой Сиванму обретались на террасе, внимая мелодии цыня и любуясь танцами настоящих небесных дев. Хуже.

– Guten Abend, Fräulein Lucy, – молвила склонившаяся над гончарным кругом женщина, не оборачиваясь. – Warten Sie bitte auf dass ich die Arbeit fertig gearbeitet habe. Besprechen wir später[31].

– Как вам будет угодно, фройляйн Ланге… – прошептала Люся, чувствуя, как у нее подкашиваются ноги. Это… – то есть вот это вот! – было чересчур даже для нее.

«Ну вот теперь хоть понятно, что я всего лишь спятила! – с облегчением подумала она. – Какое счастье, Господи…»

Конечно, в жизни случиться могло что угодно, даже революция, бегство в Шанхай и провал во времени, но Людмила точно знала только одно – ее старой, нелюбимой, вредной и въедливой бонне Шарлотте Ланге в Древнем Китае делать точно нечего.

Таня

На этот раз в прострацию Татьяна Орловская не впала. Даже удивительно! Ни слезинки не пролила. Ни отчаяния, ни тоски не почувствовала. Ничего, кроме злости на саму себя.

«Это ж надо такой наивной дурой быть, чтобы поверить подлому китайцу! Ах, он предками поклялся! Да плевать ему на предков, он из родного папаши небось суп сварил!» – бессильно ярилась Таня. Хотя по здравом размышлении выходило, что все равно никуда она бы не делась. Ну оставил бы Сян Юн ее посреди дороги: мол, иди на все четыре стороны. Как найти дорогу в деревню Колобка? У каждого встречного-поперечного спрашивать: «Уважаемый, как мне пройти в тайную волшебную деревню к летучему даосу?» Не получится. Да и неизвестно, кому еще в голову взбредет небесную деву в жены взять, как обычно, без ее на то согласия. Нет уж!

Сян Юн кланялся, прощения просил и во всем винил дядюшку, хотя видно же было, что какого-то особого раскаяния генерал не чувствовал. С дядюшкой Ляном разговор вышел отдельный и неожиданный. Старый Сян, точно библейский змей-искуситель, так искусно оплетал небесную деву кольцами лжи и лести, что Тане до зуда в деснах захотелось прохиндея по китайскому же обычаю отравить или зарезать.

– Я, знаете ли, давно на свете живу, – молвил проницательный дядюшка. – Привык к строгости. Племяннику спуску не даю и себя не балую. С возрастом понятие приходит, что плоть в узде надобно держать. И днем и ночью.

– Как интересно, – вежливо отозвалась Таня, решив, что Сян Лян то ли намекает на невоздержанность Юна, то ли на свое безразличие к ее, небесно-девичьим, чарам.

Но совсем не смутилась. В своем наряде, состоящем из нижнего белья, длиннющей юбки с волочащимся шлейфом и халата-ханьфу с двумя слоями широких рукавов, девушка чувствовала себя как лошадь средневекового рыцаря: такой же закованной в броню и неповоротливой. Но зато защищенной от мужских взглядов.

– Ем мало, вина не пью. А еще ведь приходится все время носить кольчугу. В моем-то возрасте, представьте? – вздохнул старый притворщик.

«Ладно, – пообещала неведомо кому Татьяна, вонзая ногти в ладони. – Мы еще поглядим, чья возьмет».

– Как печально слышать, что люди на земле столь жестокосердны, если могут покуситься на жизнь столь почтенного господина, – в тон ему ответила Таня, изящным жестом поправляя короткую прическу. – И как, помогает кольчуга?

«Эх, уцелей моя коса, сейчас бы я тебя ка-а-ак пырнула бы шпилькой в глаз», – кровожадно подумалось небесной деве.

– Не эликсир от всех напастей, конечно, – ласково улыбнулся вельможа, спрятав глаза в складках морщинистых век. – Но вместе с двумя кинжалами в рукаве я чувствую себя гораздо увереннее. В былые-то времена рука была тверже, но я и так на земле зажился. И кабы не обет, данный покойному брату… Однако же вам, прекрасная Тьян Ню, не стоит даже думать о столь ужасных вещах. Вас-то мы с племянником сумеем защитить.

– Ни мгновения не сомневалась в ваших с племянником… способностях, – фыркнула Таня и подумала: «Нет, ну отчего же твой родич не унаследовал хотя бы часть твоего ума, дядюшка? Или ты просто решил не создавать себе конкурента? Сильным и простодушным куда как проще вертеть, верно?»

– Приятно слышать, прекрасная Тьян Ню. Если все небесные женщины столь разумны, то я уже не буду так страшиться смерти, как прежде, – сверкнул глазами-угольями дядюшка Сян. – Верите, моя будущая невестка, я даже рад, что мне не придется принуждать вас к этому браку.

«Если это не принуждение, то тогда что же – оно самое? В рабском ошейнике и цепях? – возмутилась небесная дева. – Но еще ведь не вечер, как любит говорить моя Люсенька?»

Они сидели на расшитых яркими птичками подушечках и пили чай из крошечных чарочек. Прям со стороны ни дать ни взять любящий дедушка с любимицей-внучкой.

– Вы такая милая девушка, – проворковал Сян Лян. – У меня есть для вас свадебный подарок.

С ловкостью фокусника лукавый старик извлек из широкого рукава маленькую лаковую шкатулочку. Черную, без обязательных на таких вещах пестрых миниатюр.