Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя классика - Анна Наумовна Ардашникова

У псарей, словно собачий хвост,

Ради куска хлеба согнута спина сердца и веры.

Цель законоведов при чтении законов –

Хитрости получения процента с покупки и продажи урожая

                                                                             на корню.

Улемы ради [успеха] своих проповедей и обращений

Пускаются в разговоры о фанатизме.

Суфии, стремясь к удовлетворению желаний,

Сделали своей киблой[40] красавицу, свечу и [набитую] утробу.

В устах аскетов ради криков одобрения

Слова «О Единый Боже!» превратились в обман и болтовню.

У паломников из-за милостыни и лицемерия

Страсть и рассудок, как литавры и знамена.

У борцов за веру из-за стремления к грабежу и добыче

Сила лишь в конях, и оружии, и войске…

Лекарь, стремясь к получению халата и хорошей репутации,

Озабочен одними лишь болезнями.

Крестьянин ради приобретения средств к существованию

[Занят] лишь вьючными и верховыми животными, деньгами

                                                                            и урожаем.

Раздающий подарки господин из-за болтовни и лицемерия

Расцветает от хвалы и дрожит в страхе перед хулой.

Вновь вопрошающему об обоих мирах [говорят],

Что ада нет, а рай есть.

Нрав юноши в течение одного часа наслаждения

Влюбляется в питие вина и звуки музыки.

Зрелые мужи прежде заботы о стяжании почета и уважения

Пекутся о средствах на содержание семьи и припасах для гарема.

Старики не ради раскаяния в грехах, а ради плотского

                                                                          вожделения

До последнего вздоха неразлучны с сожалением.

Усилия сплетника направлены на то, чтобы при султане

Один занял место другого в свите…

Тиран возликовал оттого,

Что о нем говорят: «Такой-то – уважаемый человек».

Все стремятся к обману и неправедному обогащению.

Где тот, кто ради Истины пребывает в храме?

Все эти занятия, обычаи и страсти

Для идущих путем Истины – [лишь] идолы.

Все погрязли во зле, но будут они прощены,

Если [каждый признает]: «Это я плох, а не кто-то другой!»

Поэт разворачивает перед слушателем уже знакомую нам по предшествующим касыдам того же типа, например, по касыде ‘Абдаллаха Ансари, картину падения нравов. «Занятия, обычаи и страсти», о которых говорит Сана'и в конце стихотворения, предстают на поверку проявлениями эгоизма, гордыни, стяжательства и сластолюбия, т. е. пороками человеческими. Выход поэт видит в покаянии каждого человека, к чему и призывает в концовке касыды. В отличие от предшествующих образцов жанра «касыды катастроф», текст Сана'и не содержит развернутого поучения или восхваления носителей идеальных норм морального поведения. Поэт лишь упоминает о том, что перечисленные «занятия, обычаи и страсти» для искателя Истины представляются идолами, которым не стоит поклоняться. Касыда целиком состоит из инвективы, демонстрирует единство темы и отсутствие ярко выраженных частей и переходов между ними. Соответственно, в композиционном плане эта касыда является одночастной.

Тяготение к одночастной модели касыды обнаруживается в большинстве произведений Сана'и, созданных в этой жанровой форме. Не составляет исключения и весенняя касыда «Тасбих аттуйур», в которой перечисляются названия птиц.

Картина пробуждения весенней природы, выдержанная в духе лучших образцов жанра наурузийа, представляет собой сложную философско-религиозную аллегорию с двумя дополняющими друг друга толкованиями. Описание весны в начале касыды благодаря присутствию некоторых типичных мотивов («Господь заново украсил мир», «цветущая земля стала подобием небес» и т. д.) воспринимается как метафорическое описание сотворения мира. В начале нового годового цикла происходит полное обновление природы, «малое творение», когда земной мир предстает в своей первозданной безгрешности и гармонии. Поющие птицы каждая на свой лад славят Господа, поминая его имена, совершая первую ритуальную молитву. По этой причине касыда и получила свое название – «Молитва птиц». Кроме этого перевода названия возможен еще один – «Четки птиц». Перечисленные птицы представляются косточками четок, перебираемыми во время молитвы, построенной как поминание коранических имен Аллаха. Такая молитва получила название зикр, на что и намекает поэт, назвавший соловья в одном из бейтов музаккир, т. е. «совершающий зикр». Таким образом, касыда получает и второе толкование: поющие птицы – это участники ритуала зикр, ищущие приближения к Богу.

Аист говорит: «Хвала Тебе! Благодарение Тебе!

Ты отдал мне в пищу ту страшную змею».

Горлинка (кумри) скидывает шубку из [меха] хорька и

                                                                         горностая,

Теперь ей стало жарко, и она оделась в лен.

Павлин распускает хвост,

Как только завидит издали кавийский венец на голове удода.

Далее в касыде последовательно упоминаются другие птицы: еще один вид горлинки (мусича), ворона, кукушка, бородач, степной голубь, воробей, сова, красный голубь, скворец, который сравнивается с муэдзином, жаворонок, журавль, цапля, краснозобая утка, фазан, коршун, орел. Список птиц, славящих Господа, завершает соловей, чье пение ассоциируется с исполнением ритуала зикр:

[Ведь] соловей стал поминать имена Господа, а горлинка –

                                                                  читать Коран,

Оба они подняли этот крик, и щебет, и стон.

Интересно, что дидактическая концовка вводится через упоминание еще одной птицы – петуха, символическая функция которого толкуется в соответствии с его восприятием в зороастрийской, а не мусульманской традиции. Петух в зороастризме – это чуткая птица-страж, разгоняющая своим криком демонические силы:

Доносится до тебя каждую ночную стражу крик петуха:

«О, беспечный! Минуй этот преходящий мир…

Прежде чем душа ваша будет взята в царство мертвых,

Отберите [ее] поводья из рук шайтана».

Мадждуд, [ныне] ты приблизился к этому положению,

Оттого что старость вдруг прислала к тебе осень.

Центральная часть касыды представляет собой развернутый комментарий к айату Корана, в котором упоминаются молящиеся птицы: «Разве ты не видишь, что Аллаха славят, кто в небесах и на земле, и птицы, летящие рядами. Всякий знает свою молитву и восхваление (тасбихату)» [Коран 24:41]. Одновременно касыда Сана'и является специфической проекцией ритуального поминания имен Божьих, распространенного в том числе и в среде суфиев (зикр). О связи данной касыды с ритуалом зикра свидетельствует, на наш взгляд, указание самого Сана'и, которое он дает в одной из своих малых поэм, носящей название «Сана'и-нама». В главе, посвященной зикру, поэт перечисляет названия некоторых птиц, а начинается она такими бейтами:

Заново научись охотиться за мыслью,

Выучи для зикра соловьиный язык.

Поминание Бога лелеет твой язык –

Рыбу в источнике твоего рта.

Атмосфера зикра создается не только ключевой отсылкой к кораническому тексту, которая