Как писать в XXI веке? - Наталья Гарбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Написано за минуты, поправлено в течение дня. День работы? Сара Бернар, на вопрос о том, сколько она готовилась к какой-то роли, ответила: «Полчаса и всю жизнь». Это и есть фрактал — в каждую минуту вы живете так, чтобы когда следующий «завиток» космического фрактала коснется вас силой вдохновения, вы были готовы, способны и деятельны. В итоге, ваш труд писателя, поэта или прозаика — быть незасоренным завистью, ревностью, жадностью и унынием «чистым каналом», чтобы хорошо принимать и передавать на лист «слышимое» внутренним слухом. Хорошо разглядывать невидимое и слушать неслышимое, отслеживая фрактальные тренды в улавливаемых обрывках, ибо тенденции дают представление о том, что происходит внутри, по сути. Еще ваша работа — записывать как можно точнее, ярче, честнее и беспристрастнее.
А навыки, о которых я пишу в этой книге, нужны, чтобы сократить время поиска верных слов и фраз, поэтических и прозаических форм — и усилить их мощь до соответствия услышанному вами содержанию… неотъемлемому от этих форм. Еще профессия писателя, поэта в том, чтобы воздержаться от графомании и терпеливо ждать у моря погоды, когда Музы нейдут и в эфире пусто. Вести в это время записные книжки, подбирать по крупицам материал, думать и чувствовать, жить и заниматься земными делами, особенно если писательство — это ваша вторая профессия, а еще у вас есть работа, семья и близкие люди, нуждающиеся в поддержке, нежно любимые хобби и просто обычная необходимость поддерживать здоровье и силы ради радости бытия.
В эти времена передышек от вдохновения одна из главных ваших задач — оформлять и издавать написанное, делая его понятным и доступным читателям, зрителям, слушателям. И еще, поскольку мы все живем на рынке, — это время, чтобы продвигать написанное подходящим читателям, чтобы будущие, новые ваши произведения, когда они случатся, пришли на подготовленную почву. Об этом дольнем, но крайне важном деле писателя мы сейчас и поговорим. И начнем с простого — кто, собственно, нас, писателей, сегодня читает — или хотя потенциально может прочесть?
Кому мы пишем?
Даже и Зевс, повелитель бессмертных и смертных, не может Действовать так, чтобы зараз людям понравиться всем.
Феогнид, древнегреческий поэт-лирик, 2 половина VI века до н. э.Есть такая хорошая психологическая присказка: любви надо искать среди своих. Сойдя с горних высот истинного творчества, дописав прозаический или поэтический шедевр, автор оказывается перед дилеммой — положить все это в стол или начать искать своих читателей, пытаться донести до них свою истину. Второе — меньшее зло., поэтому, в полном соответствии с правилами построения настоящей литературы, по этому пути мы и пойдем.
О редактуре мы уже не однажды говорили в этой книге. Автор может и должен тщательно отредактировать свое произведение сам, прежде чем оно дойдет до — нет, не читателя, это еще рано. И не редактора, ему тоже пока рано это видеть. И не ваших мамы и папы: им надо всегда давать свои тексты, если они им нравятся (потому что их родовая поддержка — сильнее всех), и не надо даже издалека показывать публикации, если это не так (потому что их способность убивать вашу веру в себя также сильнее всех). Но мама с папой, даже если они литераторы, всегда будут видеть в ваших текстах себя, а не то, что вам сейчас нужно. А что же нужно в момент, когда произведение, по вашему ощущению, закончено?
Нужны партнеры, которые посмотрят на него другими глазами, но тоже творчески.
Ваши первые читатели
Литераторы (обоего пола) слепы как родители: они не отличают своих выкидышей от своих удавшихся отпрысков.
Станислав Ежи ЛецУ художника нет никаких оснований относиться к другим людям свысока. Он дурак, если воображает, что его знания чем-то важнее, и кретин, если не умеет подойти к каждому человеку как к равному.
Сомерсет МоэмНе надо ориентироваться на некоего выдуманного, «массового» якобы читателя, на рейтинги всякие. Писать для настоящего, умного читателя, читающего не ради развлечения, отдыха, а ради узнавания себя, изменения себя.
Андрей БитовИтак, давайте разберемся, кому можно показать ваш текст, чтобы продвинуться ближе к своим читателям. На ком стоит провести его апробацию, говоря научным языком?
Литературный редактор? Да, конечно, ибо он поправит грамматику и орфографию. Если вам повезет так, как мне везло, когда я издавала свои деловые книжки в ЭКСМО, то у вас будет образованный и заинтересованный человек. Он может по-человечески честно и читательски грамотно указать на неточности и недостоверности, скажет «понравилось/не понравилось», сравнит с чем-то уже читанным. Это полезно сделать, чтобы покрыть ваш пирог глазурью, но это — глазурь, а не метауровень видения вашего шедевра.
Другой писатель? Очень полезно: он расскажет, как бы он это написал, меж тем как это уже написано вами. И вы поймете, чем вы не готовы поступиться в вашей работе ни за что. Лучшие из моих друзей-писателей, люди тонкие, умные, образованные и понимающие, способны сказать только «нравится» или нет и добавить пару фраз «как бы я это сделал». Причина проста и уважительна — им свои силы нужны для собственных произведений. Исключение в части разбора составляют литературные студии, где — о, ужас! — чаще всего вы снова имеете рассказ «как бы я это сделал, что я об этом читал — и что мне здесь не нравится». Или разнос, в профессиональном плане бесполезный, ибо обычно имеет целью борьбу за место под солнцем, описанную у Булгакова, а не совершенствование вашей вещи.
Писатель неудачливый или обывательский особенно опасен. Я в записных книжках Чехова нашла на эту тему дивную сцену: «Литература очевидно ела его, сосала его кровь, не давала ему спать; он любил ее страстно, но она не отвечала ему взаимностью. И когда утром я уезжал, он стоял в спальне, еще не одетый, и смотрел на меня с ненавистью — ведь я писатель!» Не дай Бог, если этот человек еще и состоятельный адепт какой-нибудь почтенной литературной школы, тогда точно по Чехову: «В имении богатая библиотека, о которой говорят, но которой совсем не пользуются, варят жидкий кофе, который пить нельзя, в саду безвкусица, нет цветов, — и все это выдается за нечто якобы толстовское».
Одна из причин создания моей Школы малой прозы и поэзии именно в том, чтобы иметь площадку для внятного, эффективного, профессионального и дружеского разбора произведений. Разбора, дающего автору шансы усовершенствовать шедевр в пределах законов самого шедевра, литературной культуры и психологии, ибо это сочетание позволяет читателю не просто сказать «Верю!», но и искренне впечатлиться небанальным и грамотно выстроенным шедевром. То есть опять же — не выходя на метауровень произведения, ибо даже профессиональные читатели из студии до этих высот не дотягивают, потому что у них тоже есть свои работы — и на вашу они так много сил отдать не могут. А кроме того, они смотрят на вас как писатели, а это взгляд «по горизонтали», а не «с высоты».
Ну, хорошо, скажете вы, значит, мне нести мою работу критику? Этот может растоптать, восхвалить, определить степень публикабельности и подходящий журнал. Если вам повезет, как мне, и ваш критик Евгений Юрьевич Сидоров, то он сможет показать вам сияющий путь к развитию вашего шедевра в контексте всей мировой литературы, а также современных требований журналов и конкурсов. Поэтому показывайте ему работу, чтобы совершенствовать ее, а когда вы сказали себе: «Все, надо публиковать», просите у своего критика положительный отзыв — и все. Кроме того, учтите — критику обычно некогда смотреть небольшую вещь, он предпочтет потратиться на большую, чтобы придавать себе вес тем, что может достаточно громко прозвучать.
С литературными чиновниками и застоявшейся в своем величии профессурой будьте особенно аккуратны — обходите их за километр, если вы настоящий писатель. О них еще Чехов писал в своих дневниках: «Если человек присасывается к делу, ему чуждому, например, к искусству, то он, за невозможностью стать художником, неминуемо становится чиновником. Сколько людей таким образом паразитирует около науки, театра и живописи, надев вицмундиры! То же самое, кому чужда жизнь, кто неспособен к ней, тому больше ничего не остается, как стать чиновником… Вещать новое и художественное свойственно наивным и чистым, вы же, рутинеры, захватили в свои руки власть в искусстве и считаете законным лишь то, что делаете вы, а остальное вы давите… Мнение профессора: не Шекспир главное, а примечания к нему… N. N., литератор-критик, обстоятельный, уверенный, очень либеральный, говорит о стихах; он признает, он снисходит. А я вижу, что это бездарнейший человек».
