Сын Дога - Алекс де Клемешье

Чай был слишком горячим, «помадки» – безвкусными. От них, как и от вишенок, она умудрялась откусить по четыре раза, хотя неказистые конфетки были крошечными, с ноготок большого пальца.

– Анют, что стряслось? – нарушил молчание хозяин.

Теперь он хмурился, был встревожен. На самом деле встревожен, а не так, как на крыльце, когда делал вид, что своим появлением она заставила его думать, будто с мамой что-то произошло.

– Тебе нужна моя помощь?

Анька молчала, обдумывая ответ. Говорить или нет?

– Ты мне не рад, дядь-Леш… – наконец выдавила она.

– Глупости! – попытался он возмутиться. – Колоссальные глупости!

– Не рад, – покачала она головой, словно и не слышала его возражений. – Я понимаю, я нарушила твои планы, побеспокоила…

«Сняла тебя с бабы!» – хотелось сказать Аньке, но она догадывалась, что обидчивость и дерзость сейчас – не самые лучшие ее друзья.

– В нашем болоте, – невесело усмехнувшись, сказал дядь-Леша, – слишком быстро отвыкаешь от приятных сюрпризов. Если нежданный гость стучится в двери, можно ждать чего угодно, в том числе и беды. Ты никогда не приезжала сюда без предупреждения, тем более – одна, поэтому, увидав тебя на пороге, я и подумал бог весть что… А ведь ты явно собиралась что-то мне сообщить? Давай-ка ты не станешь заставлять меня чувствовать себя виноватым, а попросту расскажешь, чем вызван твой приезд, и мы вместе попробуем решить твою проблему.

Анька совсем притихла, сидела не шевелясь. Вон оно как – решить ее проблему! Она не знала, чего ей больше хочется – плакать или смеяться. Ну конечно, разумеется: проблемы – это только у них с мамой, а дядь-Леша, видимо, настолько доволен жизнью, настолько целостен и самодостаточен, что ему не требуются никакие дополнительные кусочки мозаики. Все, что можно было наладить, он давным-давно уже довел до состояния нормы, и Анька тут совершенно ни при чем. Видимо, его норма – это огород, скотина и сплошные незабудки на дешевеньком ситце.

– Поеду я, дядь-Леш, – устало выговорила она и поднялась. – Извини, что потревожила.

– Анька, да что стряслось-то?! – в сердцах почти выкрикнул он. – Куда ты поедешь?!

Анька безразлично пожала плечами. Он этот жест воспринял как-то по-своему.

– Так! – Он положил свои лапищи на ее плечи, заглянул в глаза. – Ну-ка! Анют, ты же понимаешь, что я не отпущу тебя, пока ты мне не скажешь…

– Да что сказать-то?! – вспылила она, глядя в сторону, на оконные занавески-раздвигушки, на печь, на свежеокрашенные доски пола – куда угодно, только не на дядь-Лешу. – Я хочу с тобой жить! Понятно?!

– То есть… Ты что, из дома сбежала? С мамой поссорилась? Так мы это быстро поправим!

«Не услышал. Не понял», – с горечью констатировала она и перестала прятать от него глаза.

– Я хочу с тобой жить, – повторила она, и до него наконец дошло – так славно дошло, что он в испуге мгновенно сдернул свои лапищи с ее плеч.

– Ты… с ума сошла? – ошарашенно спросил дядь-Леша.

Сейчас, наверное, нужно было быстренько уйти и попытаться забыть произошедшее, но где-то внутри у Аньки уже включилась та бесстыжая и хамоватая девочка-подросток, умевшая задавать неудобные вопросы.

– Дядь-Ле-ош, перестань делать вид, что для тебя это откровение какое-то! – ехидно ухмыльнувшись, с ленцой протянула она. – В чем сумасшествие? Все закономерно, все к этому шло. Разве нет? Ведь я же тебе нравлюсь!

– Анют, нравишься, конечно, – оторопело подтвердил он и отступил еще на полшага подальше от нее, – но не как женщина…

Она приблизилась на те же полшага и, глядя в упор, невинным голоском поинтересовалась:

– Дядь-Леш, ты – пидор?

– Чего?! – Он беспомощно и уморительно вытаращился.

– Ну, если ты пидор, тогда понятно. Если же ты нормальный мужик – я не могу тебе не нравиться как женщина. Ну или как там?.. Как красивая юная фея.

– Аня, ты же ребенок…

– Ой, прекрати! – с досадой отмахнулась она. – Этот ребенок, между прочим, уже умеет…

– Стоп! – внезапно рассердившись, пришел в себя дядь-Леша. – Интимные подробности мне точно ни к чему! Анют, я не знаю, чего там тебе примечталось… возможно, я сам виноват в этом… но то, о чем ты говоришь, совершенно невозможно.

Прищурившись, Анька еще раз оглядела горницу – колышущиеся от теплого дуновения занавесочки, печку, дурацкое панно с горой Казбек на стене, недопитый чай и «помадки» в блюдечке. За окошком воробьиная стайка облепила куст и сейчас переливчато и оголтело чирикала на всю улицу.

– Ну, хорошо, – мирно сказала она. – Нет так нет. Не бери в голову, дядь-Леш. Приезжай в гости. Физкульт-привет, я побежала!

* * *

Когда живешь в одной комнате вдвоем с мамой, личное пространство организовать бывает крайне сложно. Саму Аньку это не слишком напрягало – куда больше ее раздражало, что подружка Виленка, приходя в гости, вообще не задается вопросом каких-то там пространств и поэтому запросто может перепутать Анькину блузку с маминой и начать примерять, пока хозяйка на кухне делает бутерброды. Или, вот как сейчас, без спроса красить ресницы маминой тушью. Сделаешь замечание – удивится: у вас же коробочки рядышком лежат, в одной куче! И вообще, если это так принципиально, подписывайте всю свою косметику, где чье. О том, что можно просто спросить разрешения, прежде чем воспользоваться, Виленка никогда не догадывалась. Но что поделаешь? Подруг выбирают по каким-то иным, подчас необъяснимым критериям.

– И вот тогда… – Вилена говорила с большими паузами, во время которых, пошире раскрыв глаза и для чего-то округлив рот, наносила влажной щеточкой-расческой на ресницы еще пару штрихов. – И вот тогда я решила, что обязательно поеду на дачу к Максиму Исааковичу. Раз там будет Васечка Легецкий – у меня появится шанс на… ну, по обстоятельствам, короче.

Анька, забравшись на стул с ногами, задумчиво покусывала клубничку. Потом не вытерпела и спросила:

– Слушай, а как познакомились твои бабушка и дедушка?

– Так на фронте же, во время Империалистической! – изумившись перемене темы, отозвалась Виленка. – Я же рассказывала: бабушка дедушку с того света буквально вытащила. Она сестрой милосердия была в полевом госпитале. Потом, когда дед поправился после ранения, вернулся обратно в полк, разыскал ее… Ну и закрутилось.

– Понятно… А родители как встретились?

– Матушка, что с тобою сегодня, а? – Виленка даже развернулась к ней, забыв о ресницах. – Что за расспросы такие?

– Тебе трудно, что ли, ответить?

– Да обычно встретились. – Подружка пожала плечами. – В круизе по рекам и озерам. В агитбригаде, в общем. В первый же день на пароходе познакомились, а потом папа на каждой пристани сбегал, чтобы букет ей раздобыть или сувенирчик. Романтика! А теперь рассказывай: для чего тебе это понадобилось?

Анька вздохнула и переменила положение.

– А это не мне понадобилось. Это тебе понадобится. Ты, матушка, слишком уж повернута на своем Васечке Легецком. Если когда-нибудь кто-нибудь попросит твою дочку рассказать вот такую вот историю о своих родителях – что она расскажет? Что мама по пьяни отдалась папе на профессорской даче?

Виленка загоготала.

– Дура ты, – с жалостью поглядев на подружку, снова вздохнула Анька. – Дохохочешься однажды…

– Не будь занудой, матушка! – бодро откликнулась Виленка. – Я все равно туда поеду.

– Да я и не думала отговаривать, – равнодушно пожала плечами Анька. – Наоборот, ты мне нужна как прикрытие.

– В смысле?

– Я маме скажу, что вместе с тобою к Максиму Исааковичу на дачу еду.

– И?.. – заинтересовалась Виленка. – Скажешь – а сама куда?

– Туда, матушка, туда.

– К своему?! – восторженно всплеснула руками подружка. – В деревню? Правда, что ли?! Вторая попытка?

– Да, по сути, первая. – Анька поднялась со стула, прошлась по комнате туда-сюда, зачем-то покусала нижнюю губу. – Тогда даже не попытка была, а так… разведка боем. И непредвиденный фактор вмешался.

Глядя вопросительно, Виленка изобразила жестом грудь необъятных размеров.

– Ну да, – подтвердила Анька. – Незабудка… И дядь-Леша тоже не был готов к тому разговору. Может, действительно привык воспринимать меня маленькой девочкой, дочкой своей сокурсницы… А за эту неделю, я уверена, он уже не раз сам себя проклял за то, что так себя повел. Я вот просто-таки чувствую, что всю неделю он только обо мне и думал.

Виленка вновь загоготала, и Анька раздраженно шикнула на нее.

– Ну хорошо, – присмирев, серьезно проговорила подруга. – А на этот раз ты что ему скажешь?

– Говорить я в этот раз буду мало. – Анька с сомнением посмотрела на подругу, внимательно, будто примеряясь, стоит ли рассказывать секрет. – Помнишь, у меня глаз косил?

– Помню, что до войны ты ходила в жутких очках.