Сын Дога - Алекс де Клемешье

Внутри, в помещении, пожилой лейтенант милиции принялся озираться – затравленно и словно не узнавая чего-то. Всегда яркая, светлая, уютная и прибранная передняя комната друг помрачнела и скособочилась. Нет, на подушках по-прежнему лежали кружевные салфетки, а по углам не было никакого намека на мусор и паутину, и все-таки что-то отсюда исчезло – раз и навсегда, будто сняли заклятье, или оно развеялось в связи с гибелью хозяйки. А может, такое впечатление комната производила по причине трагедии, которая здесь произошла.

В самом центре комнаты на полу лежало иссохшее от старости тело женщины, прожившей никак не меньше двухсот лет. Страшная, неправдоподобная мумия – в момент смерти к Матрене вернулся ее истинный облик. Но не морщины, не глаза с бельмами, не гнилые пеньки сточенных зубов и не клочья седых волос были самым страшным: лицо, руки и тело убитой, лежащей в луже собственной крови, были вдоль и поперек беспощадно исполосованы то ли лезвием, то ли бритвенно-острыми когтями.

– Матрена, Матрена, – снова забормотал осунувшийся участковый. – Как же так?!

– Вампир поработал, – глухо констатировал Угорь, изучая сквозь Сумрак постепенно развеивающуюся тропку.

Федор Кузьмич коротко на него оглянулся и промолчал – и так все было понятно. Да, тут побывал вампир. И, судя по тому, что не взял ни капли крови убитой, он сюда не охотиться приходил, а с вполне очевидным заданием.

– Я ить ей недавно совсем сказал, что нечего ей бояться, никто про нее не знает и не узнает… Ах ты, холера, ах, напасть!.. Как же он узнал-то?!

– Кто? – не понял Угорь.

– Аесарон, кто же ишшо… Она его больше двадцати лет боялась и ждала, больше двадцати лет тряслась от страха, четверть века, почитай, хоронилась! А тут я ее успокоил, обнадежил, вот и расслабилась… Ах, Матрена, Матрена… Кто же ему донес-то?

Евгений, чувствуя, как отливает кровь от лица, как натягивается кожа на скулах, с трудом, судорожно сглотнул и выпрямился.

– Федор Кузьмич, – окликнул он пожилого мага. – Это я про Матрену рассказал…

Денисов медленно повернулся. Глядеть на него сейчас было по-настоящему жутко. Сперва робкая, жалкая, болезненная улыбка тронула губы – дескать, да ты шутишь, что ли, р-руководитель? Затем лицо вытянулось и окаменело. Ни слова упрека, ни гневного жеста – он просто стоял и смотрел на Евгения, и такая мука плескалась в глазах, такое отчаяние, такая досада на самого себя, такое разочарование!.. Угорь покачнулся, не в силах противостоять настолько сильным эмоциям – Сумрак, насытившийся свежей кровью Темной Иной, не поглощал их, не впитывал, а позволял в чистом, неразбавленном виде буквально бомбардировать ауру Светлого дозорного. Чтобы утвердиться на ногах, ему пришлось сделать ненужный шаг в сторону и отвернуть лицо.

– У нас тогда совещание посреди леса было. Сразу после первого явления Неваляшки. Мы еще не знали, кто это, что это. Разные варианты прорабатывали, в том числе и приход Зеркала. Но чтобы наверняка подтвердить или исключить эту гипотезу, надо было понять, на чьей стороне перевес в области, из-за кого баланс сил нарушен. Вспоминали и перечисляли всех сильных Светлых и Темных.

– И ты назвал Матрену… – констатировал Денисов чужим голосом.

– А разве мог не назвать? Я знал, что вы за ней приглядываете, знал, что ручаетесь за нее, хотя мы с вами никогда это не обсуждали. Но она была очень сильной Темной! Пряталась Воропаева по своей воле – значит, по своей же воле могла и перестать скрываться, внести свой вклад в нарушение баланса.

Федор Кузьмич внимательно слушал и молчал, и не понять было, то ли соглашается он с услышанным, то ли поверить не может, что друг так его подвел. Казалось бы, что такого ужасного? Жертва – ведьма. Чудовищно сильная и не менее опасная – иначе не стала бы в свое время правой рукой, помощницей и заместительницей самой старшей в Конклаве. Убита кем-то из своих – в смысле, Темным. И это, по сути, невероятная удача – когда ведьма погибает от руки вампира, а о претензиях к Ночному Дозору и речи быть не может, настолько все очевидно. Но Евгений не тешил себя надеждами, что Федор Кузьмич примет все это во внимание. Дело даже не в том, что Воропаева была его знакомой и временами консультировала Денисова, в числе прочего и по просьбе оперативника. Дело в том, что пожилой маг чувствовал себя ответственным за безопасность и благополучие Матрены – и как законопослушной жительницы Светлого Клина, и как Иной, которая фактически доверила ему свою тайну. А теперь, как выясняется, и жизнь.

– Это не мог быть Аесарон, – после паузы медленно покачал головой Угорь. – Незачем ему было отдавать такое распоряжение.

– Ерунду ты чичас говоришь, Евгений Юрьич, – со вздохом проговорил Денисов и задвигался, вернулся к трупу ведьмы. – Всем другим, окромя Аесарона, ее смерть без надобности.

– Федор Кузьмич, он даже не понял, о ком идет речь, когда я ее имя назвал.

– Или сделал вид, что не понял, – ответил Денисов, низко нагнувшись и изучая какие-то детали – одежды, положения тела, выражения лица.

– Нет, – дозорный упрямо набычился, – я ведь потом навел справки. По всему выходит, что бояться его мести она могла из-за одного-единственного факта: в сорок восьмом году Аесарона, который тогда еще не состоял в Дозоре и назывался человеческим, а не сумеречным именем, арестовали и посадили на несколько лет в колонию. Видимо, эту «заслугу» Матрена приписывала себе. Может, случайно подставила его, может, где-то что-то ляпнула. Так или иначе, чувствовала за собой вину.

– Ну?

– Конклав к тому времени разогнали. Воропаева наверняка находилась в полной растерянности, оставшись без поддержки такой мощной организованной структуры. Глава Конклава, опять же, исчезла, бросив товарку на произвол судьбы. Матрена, может, и сильная ведьма, но к войне с обиженным Темным магом и его дружками была не готова. К тому же отправили Аесарона на обычную зону. Почему позволил себя арестовать? Почему не сбежал? Может, его и способностей лишили на срок отбывания? Может, ее вина перед ним серьезнее, чем она себе представляет? Должно быть, Воропаева ответов на эти вопросы не находила. Никак не могла разобраться, не понимала. И потому это мучило и пугало ее еще сильнее. До одури пугало, до паранойи.

– И?..

– А все оказалось проще. Аесарон тогда был настоящим бандитом. Сами знаете, сколько их в ту пору развелось, – страна в руинах лежала, нормальных мужиков почти не осталось, чтобы за порядком следить. В городах-то еще более или менее, а в провинции, в сельской местности… Вы ведь и сами тут были единственным представителем власти на несколько сел, на сотню километров! Ну и колобродили, мрази… А он считался авторитетом, вот ему на воровской сходке и поручили стать «смотрящим» на зоне. Должен был проводить обучение и разрешать конфликты среди потенциальных и инициированных уже в колонии Иных. То есть фактически ему требовался любой повод, чтобы попасться органам правопорядка с последующим заключением под стражу. Скорее всего он и воспользовался чем-то, что случайно подстроила ему Воропаева. А может, она и вовсе ни при чем тут, сама себе все напридумывала, а на самом деле – просто так совпало.

– Возможно, должно быть, скорее всего… – устало вздохнул Денисов и поднялся с корточек. – Энто только предположения. А боялась она взаправду, лишнего слова сказать не могла. И любой пустяк с его грядущей местью связывала. Хочешь сказать, из ума выжила? Нет, Евгений Юрьич. Матрена даже очень в рассудке была. Я пришел к ней про «миноискатель» спрашивать – так она прямо онемела…

– Кстати, да! – Угорь пошарил в кармане брюк и вытащил два одинаковых украшения – крупные красные камни на кожаных шнурках. – Помните? Вот этот – наш, который Силой заряжен. Мы им пользовались для поиска аномалий. А вот этот – из колонии, «пустышка». В тюрьмах их делают, понимаете? Десятками делают. Возможно, и Аесарон когда-то такие своей Силой заряжал. Вот оттого и испугалась она, ошибочно связав Темный амулет из тюрьмы и Аесарона, оттого и не хотела вам ничего рассказывать. Ну, скажите, если за всем этим стоит он – для чего же так долго ждал? Три месяца назад узнал, где она прячется, а расправиться решил только сегодня?

Участковый с сомнением покачал головой и простер руку:

– Ты ж и сам видишь: по чьему-то приказу убили. Ликвидировали. Поизмывались вдоволь, но кровь оставили, следы замели. Опять же, не забывай, какой сильной ведьмой она была – уничтожить такую только Высшему вампиру, может, и по силам. Есть у нас в районе Высшие вампиры? Нет. Скажешь, «гастролер» заявился? Нет. Зачем бы «гастролеру» убивать, раз кровь пить не собирался? А у Аесарона в команде Высшая нежить уж наверняка найдется. Все одно к одному, Евгений Юрьич. Видишь? Она даже дернуться не успела.

Трудно, невозможно было смотреть на печального, осунувшегося Денисова. Но Угорь заставлял себя не прятать взгляд, заставлял себя выдерживать и впитывать ту боль, косвенной причиной которой Евгения считал его пожилой друг.