Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказать ему о Томасе или опустить эту часть истории?
Папе я все рассказала. Не верится, но это правда. Он тогда вернулся из мастерской, я ждала его в доме одна. Мы собирались поужинать, как у нас с ним было заведено, только вдвоем. Мама ушла в книжный клуб.
Я сидела в гостиной, в которой выросла, уперев руки в колени, и разглядывала одну из свадебных фотографий в рамочке на столе: мы с Люком и мои родители. Я пыталась понять, как же так вышло: совсем недавно была счастлива с мужем – и что же сейчас? У меня есть обожаемый ребенок, которого я никогда не хотела; я изменяю мужу, которого считала своей второй половинкой.
Я заплакала.
– Роуз? Милая? – В дверях стоял отец. – Что случилось?
Слезы струились по щекам, капали на губы и подбородок. Я вытерла их.
– Ничего. Прости, день выдался тяжелый.
– И все же? Мне ты можешь рассказать. – Он подошел и сел рядом со мной на диван.
Слезы полились сильнее. Объяснить папе, что у меня на душе, я не могла. Как признаться отцу, что его дочь еще во время беременности завела роман и продолжает встречаться с тем человеком после рождения Адди? Прямо у всех перед носом… Как рассказать об измене, о предательстве кому-то из родителей? О Томасе знала только Джилл. Остальные думали, что у нас с Люком все замечательно, чудесный ребенок, не жизнь, а сказка.
– Что-то с Адди? Может, с Люком?
Я покачала головой, стараясь успокоиться.
– Нет-нет. С Адди все хорошо и с Люком тоже.
Папа взял салфетки с журнального столика и протянул мне. Я вытерла глаза и щеки.
– Спасибо, папа.
– Так в чем дело?
– Боюсь, не могу сказать.
Он внимательно посмотрел на меня:
– Ты можешь рассказать отцу абсолютно все.
– Ты решишь, что я чудовище. Я и есть чудовище. – Я снова начала всхлипывать. – Мама будет в ужасе.
Отец обнял меня и крепко прижал к себе.
– Говори, – прошептал он. – Не бойся.
Давно папа так меня не обнимал. Последний раз, наверное, еще в школе, когда я сломала ногу на соревнованиях по легкой атлетике и пропустила первенство штата.
– Пап, я так устала, – между всхлипами выдавила я, пытаясь остановиться, дышать спокойно и равномерно. Затем выпрямилась, папа отнял руки. Я снова промокнула глаза и вздохнула. – Кажется, я хочу развестись.
Эти слова разорвали тишину, будто собачий лай в ночи. Я опустила взгляд вниз и принялась рассматривать потрепанный серый ковер. Видеть реакцию отца мне не хотелось.
– У вас с Люком проблемы?
Я покачала головой, не отрывая взгляда от пола.
– Папа, я люблю другого. – Ну вот. Я это сказала. Еще хуже, чем признаться, что хочу развода. – Я чудовище. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть…
Не знаю, чего я ждала от отца – гнева, обвинений, разочарования, потрясения, чего угодно.
Только не того, что он сказал:
– Как его зовут?
– Кого?
– Того, в кого ты влюбилась.
Я посмотрела папе в глаза и хриплым от слез голосом произнесла:
– Томас.
– Давно это случилось?
– Давно. – От стыда я скукожилась. – Пару лет.
Кажется, отец это принял. По лицу было ничего не разобрать.
– Он хорошо к тебе относится?
– Да, – недоуменно моргнула я.
– И ты хочешь быть с ним вместе?
– Да. – Стоило произнести это вслух перед папой, чтобы осознать – так и есть. – Я не раз пыталась порвать с ним, но ничего не вышло. Я слишком его люблю.
– Иногда люди влюбляются, хоть сами того не желают, Роуз, – сказал отец. – Люк знает?
Я покачала головой.
– Думаешь, он не догадывается?
Я вспомнила обо всех подсказках, которые подбрасывала мужу, глупо, безрассудно воображая, что расставание пройдет легче, если Люк сам узнает о Томасе, чем если просто уйду я. Мне вдруг стало лучше от того, что муж настолько занят Адди и не замечает меня.
– Сомневаюсь, – сказала я. – Думаю, Люк ничего не подозревает. Он только Адди и видит.
Отец вздохнул.
– Как тебе кажется, вы с Люком можете все исправить?
– Думаю, я больше не буду пытаться, пап.
– Что ж… Ладно. – Отец поднял на меня взгляд. Он был таким грустным. – Тогда тебе придется набраться храбрости и попросить развод.
– Знаю, – прошептала я.
– Мне жаль, что тебе приходится пережить все это, милая. Жаль, что у вас с Люком до такого дошло.
– И мне.
Папа опустил руку на мое колено и сжал.
– Я рад, что ты рассказала. Мне ты все можешь рассказать, – продолжил он. – Я знаю, мама всегда готова тебя выслушать, но и я рядом. Я всегда с тобой.
По щекам побежали слезы. Папе пришлось узнать обо мне такие ужасные вещи, вынести мой позор, но он не отвернулся от меня.
– Знаю. Я это вижу, – сказала я.
Это и правда было очевидно.
* * *
Для разговора с мужем я дождалась, пока Адди отправится в гости к родителям Люка.
– Ты не видела мой чехол для камеры? – спрашивает он меня. – Небольшой такой. Никак не найду. Может, Адди с ним играла и куда-то засунула. Она это любит.
– Под столиком посмотри. Я как-то там свои книги нашла, которые уж и не чаяла увидеть.
Люк смеется, встряхивает головой, будто прятать вещи под мебель – забавнейшее достижение.
Ох уж эта Адди! Ну и плутишка.
Я тут же раздражаюсь. Меня бесят мелочи, самые пустяковые реакции мужа, и сила моего гнева напоминает о том, что необходимо сделать. Прямо сегодня. Это должно случиться сегодня. Немедленно. Откладывать нельзя.
Я, как обычно, на кухне, занимаюсь сложным блюдом – маминой лазаньей, которая требует многочасовой подготовки. Домашняя паста, брачиола[11] и соус для нее. Чем глубже пропасть в моем браке, тем сложнее блюда. Это мой способ занять время, заполнить разрыв и молчание между мной и мужем.
Люк направляется в спальню, чтобы продолжить поиски там.
– Когда найдешь свой чехол, надо кое-что обсудить, – говорю я.
– Конечно, – кивает он.
Люку безразлично, что его присутствие стало меня раздражать, безразлична тема, которую я хочу поднять.
Сквозь недовольство пробивается росток вины. Я посыпаю панировкой пластинки брачиолы и в спешке бросаю слишком много.
– Вот черт! – Пытаюсь собрать крошки, прижимая к ним ладони, чтоб они прилипли к коже. Потом держу кисти под краном с горячей водой, пока едва не обжигаюсь. Промокнув влагу, сажусь за кухонный стол и роняю голову на руки.
Похоже, я проиграла сражение, о котором даже не подозревала.
Я думала, смогу отнестись к нашему разрыву с благодарностью, мудро, с высоты лет рассудив, что браки заканчиваются, даже долгие, даже те, которые начинались с пламенной любви и веры супругов в то, что счастье продлится вечно. Я