Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас

аккуратно расставлены почти новые стулья. На них шесть женщин, двое с мужьями или друзьями, остальные одни.

Сажусь, устремляя взгляд вперед – на плакат с советами по предотвращению беременности. Надеюсь, Джилл успеет добраться хотя бы к тому времени, когда я поеду домой.

Часы на стене показывают 14:10. Я жду, пока меня вызовут.

* * *

– Не позволяй Люку убедить тебя идти против своей природы.

Мы на кухне с мамой, она стряпала фрикадельки с соусом, а я составляла ей компанию. Мне нравилась знакомая атмосфера: я стояла рядом, пока мама готовила ингредиенты, и следовала указаниям – нарезать что-нибудь, достать из холодильника, почистить еще зубчик чеснока…

Мы разыгрывали эту сцену с тех пор, как я была маленькой и мама начала приглашать меня готовить вместе. Искусством кулинарии она овладела задолго до моего рождения. На своей кухне мама была такой же расслабленной и властной, как я, когда стояла перед аудиторией или читала доклад.

Она произнесла эту фразу, когда я, склонившись над столом, нарезала петрушку.

– О чем ты, мам?

– Я вижу, ты с ним несчастлива, Роуз. Ты давно несчастлива в браке, – строго, но сочувственно произнесла она.

Я резала петрушку все мельче и мельче. Неужели у меня все на лбу написано?

– Можешь сказать мне правду. Я хочу знать.

– У нас с Люком проблемы, – призналась я.

Мама подошла ближе, чтобы посмотреть, как я справляюсь с заданием.

– Ну хватит. Ты же не хочешь превратить ее в кашу. – Она отобрала у меня разделочную доску и опрокинула петрушку в булькающий томатный соус. – Когда все началось?

– После выкидыша.

Мама ополоснула доску, промокнула посудным полотенцем, снова положила на стол и вручила мне головку чеснока.

– Мелко нарежь восемь-девять зубчиков для фрикаделек. – Она поцеловала меня в макушку. – А я все голову ломала…

Я позвонила маме на следующий день после выкидыша, весь вечер перед тем мне пришлось наблюдать за скорбящим мужем. Когда я рассказала ей, она сразу же отозвалась: «Мне так жаль, Роуз». Затем в трубке послышались всхлипывания, мама тоже плакала.

Я задумалась, может, это мне стоило ей сопереживать? Сначала Люк, потом мама, но почему не я? Почему я сама ничего не чувствую, не плачу? Почему потеря беременности не казалась мне таким ударом?

– Что ж, один раз получилось, получится еще, – вот что сказала мама, прямо как Люк.

– Не знаю, хочу ли я этого, мам, – ответила я, и она замолчала. – Кажется, я чувствую облегчение.

И это была правда. Потом мама посоветовала подождать, ведь я могу передумать.

Так я и поступила. Время шло, я позволила Люку контролировать все – меня, мое тело. Но чем дальше, тем больше поведение мужа раздражало.

Я резала чеснок. Измельчила один зубчик, другой. И решила рассказать маме правду.

– После выкидыша Люк будто меня не замечает. Ему нужно только одно: чтобы я забеременела. Я долго позволяла ему вытворять все, что он хочет, а пару месяцев назад взяла и перестала. Говорю, ну, с меня хватит. – Я подняла голову. Мама замерла на полпути между плитой и столом. Она слегка кивнула в знак поддержки. – Мне не нужен ребенок, мама. Я даже сомневаюсь, нужен ли Люк. Возможно, я хочу развода. Прости, если разочаровала. Я этого не хотела.

Мама уперла руки в бока, зажмурилась на миг и вздохнула.

– Что ж, Роуз… – Она промокнула глаза краем фартука. – Не буду врать. Я разочарована. Просто надеялась, что у тебя будет ребенок. Надеялась на внука. Я всегда хотела внучат.

– Знаю, – прошептала я.

Мама разгладила фартук, усеянный маленькими красными брызгами от помидоров.

– Но самое главное для меня – твое счастье. Больно видеть тебя такой грустной и сердитой. Люк мне всегда нравился. Очень долго я думала, что вам хорошо вместе.

Я подумала: «Как же этот разговор отличается от того, который состоялся у нас в пляжном домике, когда мама сказала, что из меня выйдет хорошая мать. С тех пор все так изменилось. Мы с Люком прошли путь от шаткой надежды до ярости и отчаяния. Непреодолимое, как мне казалось, расстояние».

– Может, еще получится все наладить, – вздохнула мама. – Если ты скажешь ему просто оставить все как есть. Что у вас не будет детей – тогда, возможно, вы сумеете договориться.

Я встала, высыпала чеснок в широкую металлическую миску с панировочными сухарями, пармезаном, зеленью, в которой мы собирались смешивать фрикадельки. И попыталась решить, хватит ли у меня смелости объяснить маме, что именно со мной происходит.

– Роуз, отказать Люку – нормально. Тебе нужно сказать ему: хватит. Ребенок ничего не исправит. «Я пыталась и ничего не вышло» – так и говори.

– Я жалею обо всем, мама. – Я уставилась в миску. – Надо было давно отпустить Люка, пока не дошло до точки.

– До точки? До какой еще точки?

Я повернулась к ней, решив признаться.

– А что, если я беременна?

Мама ахнула. Подошла к плите, резко помешала соус, немного жижи выплеснулось на столешницу.

Мама не отводила взгляд от кастрюли.

– А ты беременна?

Я промолчала.

Да. Я была беременна.

Я забеременела в последний раз, когда мы с Люком занимались сексом, в тот день, когда я отказалась пойти к репродуктологу. С тех пор мы с мужем почти не разговаривали. Какая ирония! Я пообещала себе, что не стану заниматься сексом, пока этого не захочу, и вскоре с грустью поняла: возможно, желание не вернется никогда. Я была совершенно уверена: моя страсть сгинула навеки.

Потом как-то утром неделю назад я собиралась в университет и поняла, что у меня болит грудь. Кажется, она увеличилась, и платье смотрелось на мне по-другому.

Мои месячные… Я беременна.

С тех пор эти слова бесконечно мелькали у меня в голове. Я заплакала. Не пролила ни слезинки из-за выкидыша, но из-за этой беременности… Я плакала и плакала. Плакала по дороге на работу, плакала за своим столом, когда пришла в кабинет. Оплакивала неизбежный развод и потерю ребенка – я была уверена, что никогда не рожу мужу или кому-либо другому. Я не могла. Просто не могла. Ни за что.

Мама оторвала от рулона бумажное полотенце и промокнула соус, попавший на плиту и столешницу.

– Милая… И что ты собираешься делать?

* * *

Джилл успевает застать меня в комнате ожидания.

– Прости, я опоздала! – В тишине ее голос звучит ошеломляюще громко, но никто кроме меня даже взгляда не поднимает. Мы обнимаемся, и подруга садится рядом. – Как ты?

Пожимаю плечами. На фоне приглушенных цветов помещения голубое платье Джилл выглядит очень ярким.

– Ты так и не решилась рассказать Люку?

Этот вопрос подруга задает