Мари Галант. Книга 2 - Робер Гайяр

– Один из моих друзей, моряк, заезжал недавно в Каз-Пилот, – невозмутимо отвечал шевалье. – А я подозревал, что поселенцы готовят какой-то сюрприз, и попросил достать мне что-нибудь для защиты. Как видите, я оказался прав…

Мари обхватила голову руками и поднялась; выглядела она усталой и удрученной. Сделав несколько шагов, она воскликнула:

– Господи Боже мой! До чего все это ужасно! Что теперь будет? Если ваш дом взорван и начался пожар, они обвинят вас в заговоре против острова… Они скажут, что, имей вы добрые намерения, вам было бы ни к чему запасаться порохом.

– Пусть говорят что хотят, – махнул рукой Мобре. – Я защищал свою жизнь. Они утверждают, что я иностранец, – так пусть относятся к шотландцу, как подобает, не то им придется туго!

– Что вы имеете в виду, Режиналь?

Он тоже встал и подошел к ней. На его губах снова мелькнула циничная ухмылка, не сходившая с его лица с первого дня их знакомства.

– Бог свидетель, – изрек он, чеканя каждое слово, – мое самое горячее желание – служить интересам этого острова, его будущему, его поселенцам. Они же упорно видят во мне всего лишь иностранца, который только и помышляет о том, как бы их продать. Пусть так! Но тогда они обязаны обращаться со мной вежливо, как с иностранцем. Я готов подать в отставку, но требую от них уважения к представителю чужой нации, раз они отказывают мне в гражданстве.

– Так вы только усугубите и без того сложное положение… Исходящая от вас угроза снова разожжет страсти.

– Нет! А впрочем…

– Впрочем что? – забеспокоилась она, видя, как он поднял голову, будто собираясь с силами.

– Если они будут мне угрожать, я не колеблясь обращусь за помощью к своим землякам.

– Безумие! – вскричала она. – Вы хотите все погубить!

– Вы разве не видите, что и ваша собственная жизнь под угрозой? Сегодня ночью в Каз-Пилоте я слышал собственными ушами, как вас поносили и требовали вашей смерти, как и моей!

– Это только угрозы. Они не посмеют пойти дальше этого!

– Вы полагаете? – насмешливо бросил он. – Да вы не видели их: распоясавшихся, хмельных, наглых, угрожающих…

Мари села на кровать, по-прежнему крепко обхватив руками голову. Она думала: «Неужели Мерри Рулз подразумевал именно это, когда грозил мне отомстить? Значит, он ненавидит меня до такой степени, что хочет моей смерти от рук взбесившихся бунтовщиков?»

Режиналь осушил еще кубок вина, который поднял твердой, недрогнувшей рукой. Мари была поглощена тяжелыми мыслями и не заметила происшедшей с шевалье перемены.

– Вы не знаете, но сейчас узнаете, что я могу меньше чем за три дня привести в этот форт военную эскадру, – сообщил он.

– Эскадру коммодора Пенна, конечно? – заносчиво спросила она.

– Надеюсь, Пенна прогнали сквозь строй за некомпетентность и предательство.

Она бросила на шевалье испуганный взгляд, от которого тот лишь еще больше посуровел.

– Я не потерплю, чтобы мне оказывали неуважение! Кто сеет ветер, пожнет бурю, как утверждают испанцы.

– Ну-ну, Режиналь, вы ведь шутите, правда? Вас ослепляет гнев! Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? Вызвать англичан для собственной защиты! Да уж проще совсем отдать им этот остров! Вот она, измена!

– Я оказал достаточно услуг лорд-протектору республики Оливеру Кромвелю; он вспомнит о своем верноподданном и не допустит его смерти. Признайтесь, что не я искал ссоры, Мари. Надеюсь, вы отдадите мне справедливость: вместе с вами я всегда пытался примирить интересы самого острова и его колонистов. И если вместо благодарности за благие дела ваши поселенцы хотят меня повесить – клянусь, им это дорого обойдется!

Она вдруг подумала, что он просто бахвалится под влиянием гнева. Пожав плечами, Мари с сомнением произнесла:

– Вызвать военную эскадру! В три дня! Как же вы это сделаете, мой бедный друг?

– Ах, вы сомневаетесь, Мари? Хотите увидеть, как я за это возьмусь? Да я хоть сейчас могу доказать правоту своих слов! Не думайте, что я даром терял время в Каз-Пилоте, и не воображайте, что я не предвидел готовившихся событий, предвестником коих послужил нынешний бунт. Это только начало. Эскадра, о которой я веду речь, находится недалеко отсюда. Ночью свет хорошо виден. А никто лучше моряков не читает адресованных им сигналов…

– Итак, вы поддерживали связь с англичанами, – задыхаясь от гнева, прошипела Мари, – даже когда жили среди нас?.. Значит, правду о вас говорили, Режиналь: вы – предатель?..

– Простите! – слащаво выдавил из себя шевалье. – И вы называете меня предателем? Не снится ли мне все это? Ужели мне постоянно придется вам напоминать, что я сделал для вас, как окружил вас своим вниманием, какие советы давал вам?

Он воздел руки к небу: помимо его воли пристрастие к разыгрыванию комедии брало над ним верх.

– Я – предатель! И это произносят любимые уста! Взгляните на меня, Мари, и скажите, на каком основании вы позволяете себе говорить такие вещи!

– Вы только что сами признались в этом! Вы – шотландец и продолжали поддерживать связь с англичанами; только сейчас вы уверяли, что Кромвель не преминет вас отблагодарить за оказанные ему услуги…

Она печально покачала головой и с тоской в голосе прибавила:

– У меня хорошая память… Я не забыла, как коммодор Пенн наведался в наши воды в тот самый день, когда на нас напали дикари! Бог знает чего мне тогда о вас не наговорили! Но вопреки всему, я вас поддержала, защитила! Признайтесь, что сейчас мне есть от чего прийти в смущение!

– Послушайте, Мари, – гораздо спокойнее продолжал он. – Я шотландец, это верно, и живу на французской территории, что тоже верно. Позвольте спросить: какое зло я мог причинить тем, что поддерживал дружеские отношения с представителями другой державы, к примеру Англии?

– Англия – враг Франции!

– Ну да? А я и не знал. Так мы находимся в состоянии войны? Если завтра английское судно бросит якорь в Сен-Пьере, вы прикажете расстрелять его из пушек?

– Нет, конечно… Разумеется, нет, если это судно просто зайдет в гавань или захочет пополнить запасы пресной воды…

– А вы рассердились бы, если б я поднялся на борт, чтобы поздороваться с кем-нибудь из своих знакомых?

– Это было бы неуместно!

– Вы так полагаете?.. Ну что ж, Мари, возьмем, к примеру, кардинала Мазарини. Я его знаю, видел его. Это самый элегантный и надушенный человек королевства и, может быть, самый красивый. Но он – неаполитанец и официально не получил французского гражданства. Интересно, возражает ли король, когда его высокопреосвященство принимает итальянцев? Опасается ли король, как бы его высокопреосвященство не продал Францию Святому городу или Италии?..