Твой час настал! - Федор Шахмагонов

На рассвете в шатре у Сапеги собрались полковники и ротмистры. Пришли князья Вишневецкие Адам и Константин. Пришли осудить за неудачу, но Сапега, угадав их настроение, опередил:

— Не меня судите — себя судите! Слишком легко нам дался поход на Москву. Москва лежала перед гетманом Рожинским без всякой защиты. Почему же не вошли в Москву? В Москву потому не вошли, что драться надо было, а ранее города без боя открывали ворота. Не брали ни городов, ни крепостей — нам их сами московиты отдавали. Шли мы сюда на прогулку, а прогулка кончилась. Итак, панове, снимать ли осаду?

Многие пришли с этой мыслью. Сапега опередил. Тут же всем стало очевидно, что уходить от стен монастыря нельзя. Уйти — это признать поражение и открыть сообщение Москвы с северными городами, когда уже Скопин и шведы вышли из Новгорода. Порешили остаться и еще раз попытаться взять монастырь приступом.

Рожинский, не очень-то надеясь, что Зборовский и Шаховской остановят движение Скопина и шведов к Москве, решился на то, на что не решался во все время осады. Он поднял польские хоругви и пешие полки гультящих и казаков на захват Москвы. 5-го июня польское войско и воры вышли ночью на берег Ходынки, чтобы на рассвете начать пререправу. Когда рассвело, он увидел на противоположном берегу московскую конницу.

Рожинский дал знак к переправе. Опасный момент, хотя и не широка и не глубока речка Ходынка. Московские конники не помешали переправе. Четыре гусарских хоругви устремили свой удар на центр построения московских конных полков. Соблазнился он надеждой опрокинуть московскую конницу. Четыре гусарских хоругви устремили свой удар в центр построения московских конных полков. Подвела Рожинского привычка к налетам и к тому, что не встречали поляки серьезного сопротивления. Не догадался, что московские воеводы умышленно вызывали его атаку. За московскими полками стояли в затае «гуляй-города». Московская конница и не собиралсь  держать атаку гусар. Она рассыпалась в разные стороны, и гусары оказались под пушечным и пищальным огнем из «гуляй-городов». Московская конница соединилась в строй и ударила на казаков и гультящих. А казакам и гультящим с какого рожна кровь проливать за поляков? Наступление на Москву захлебнулось, не начавшись.

Московское войско вышло к Ходынке с единственной целью остановить польское наступление. Преследовать поляков не стали. Московским воеводам бросить бы все силы на Тушино. На том о тушинском Воре осталась бы только память. Рожинский успел собрать рассеянные полки за земляным валом тушинского лагеря.

Между тем, под Торжком развертывались события, которые должны были придать еще более мрачную окраску неудаче Рожинского под Москвой. Пан Зборовский вел за собой четыре тысячи польских ратников, с Шаховским шли до тысячи казаков и гультящих. По тем временам, когда поляки удачливо шли к Москве из Стародуба — сила немалая.

Вышли из Твери к Старице. С налета взяли город и сожгли его до тла. Жителей перебили, не щадили и детей. Столь жестокая расправа не вызвала жалости у Шаховского, но ужаснула грядущими последствиями. Известие о старицком погроме потекло в северные города. От Вора отшатнулись те, кто еще прямил ему или колебался.

Из Старицы Зборовский и Шаховской повернули на Торжок. Не предугадали, что известие о старицком погроме их опередит. Скопин, не медля, скорым маршем  отправил подкрепление воеводе Чоглокову под началом шведского полковника Горна. Вел Горн восемьсот всадников и двести пеших. Пеших для скорого перехода посадили за спиной конных.

Зборовский и Шаховской подошли к Торжку. Чоглоков сел в осаду. Торжковцы поклялись умереть, но в город поляков не пустить. Шаховской едва сдерживался, чтобы не порвать со Зборовским. Поляки своими руками толкали людей на сторону Шуйского.

Первый приступ торжковцы отбили. Повторного приступа не состоялось. Осажденные увидели со сторожевых башен суету в польском войске. Польские хоругви торопливо выстраивались в боевой порядок спиной к городским стенам.

На дороге, что вела с Верхнего Волока облаком встала пыль. Торжковцы догадались, что к ним идет на подмогу Скопин.

Зборовский спешил воспользоваться тем, что его войско было построено, а противник на марше. В польском войске протрубили атаку. Но едва разнесся рев труб, на ходу, без суматохи, как бы при разводе на плацу, шведские роты построились в боевой порядок. Пешие встали за конницей в четыре линии, оперев мушкеты на треножники.

Конные полки сходились на рысях. Сходились лицом к лицу тяжеловооруженные шведы и польские уланы. Зборовский придержал гусар, в том и ошибся. Шведы встретили улан залпом из пистолей. Уланы напоролись на длинные копья, строй их был разорван. Шведы пустили в ход длинные тяжелые рапиры.

Шаховской, спасая уланские хоругви, послал своих конных. Но куда его гультящим деваться в бою со шведами. Их тут же опрокинули и все польское воинство побежало прочь.

Шаховской и Зборовский уходили стремя к стремени. Ни взлеты его крамолы, ни ее падения, ни монастырское заточение не лишили Шаховского способности мгновенной оценки событий. Он помалкивал, а мог бы подсказать Зборовскому, что здесь, под Торжком переменилось польское военное счастье, что польским находникам уже нечего искать на русской земле. Он еще не знал, что очередной приступ Сапеги отбит под Троицей, но мог бы объяснить полякам, что оборона  Сергиевой обители подняла русских на защиту своей земли, что отныне тушинский Дмитрий  сможет продержаться только русскими руками, а поляки стали для него гибельной помехой.

Ничего объяснять Зборовскому князь Григорий не захотел. Не настал еще час порывать с поляками, но не отказал себе в удовльствии унизить польского пана.

— Не доводилось мне встречаться со шведами. Для них бой, что перестроение на плацу. Вот они — истинные воители!

Зборовский нашел оправдание.

— Узкое место. Негде было развернуть хоругви.

— Тесно нам, тесно и им. Они в бою, как одна рука.

— Одну руку легче рубить, — не сдавался Зборовский.

Пришли в Тверь. Зборовский тут же попытался отрубить шведскую руку. Он послал письмо Делагарди, дабы отговорить его от союза с царем Шуйским. Он писал: «Вероломные, изгнавшие царя Дмитрия из Москвы, обманули вас. Мы не страшимся оружия вашего, но по любви Христианской советую вам, как нашим единоверцам, действовать с нами для возведения Дмитрия на его отеческий престол. В противном случае Бог да судит вас, да покорит под ноги нам: ибо мы не повинные в пролитии крови и жаждем вашей».

Шляхтич, посланный Зборовским, прибыл в шведский стан под Торжком с важностью, присущей послам. Еще не передав письма Делагарди, принялся укорять шведских офицеров.

— Чего ищут шведы в этой проклятой Богом стране? Царь Московский, дядя вашего союзника Скопина, вовсе не царь, а самозванец и убийца. Думаете, что он поможет вашему королю против нашего короля? И не думайте! Надеетесь получить жалование? Не надейтесь, царство разорено. В этой стране и ограбить нечего, все разграблено.

Офицеры не отвечали говорливому шляхтичу, а слова его пересказали Делагарди. Делагарди прочитал письмо при шляхтиче. Тут же на обороте письма написал ответ: «Я пришел сюда в Московское государство решать не словами, а оружием: кто справедлив — поляки или москвитяне. Мое дело служить своему королю, устраивать воинские ряды, мечом рубить и из ружья стрелять, и не рассуждать с вами о Дмитриях. Впрочем, вы, служащие тому Дмитрию, за которого вышла Марина, вдова прежнего Дмитрия, не слыхали разве, что ваши соотечественники поляки отняли у шведов Пернову?»

Письмо свое Делагарди не передал посланному, а отправил  с пленным поляком. Шляхтичу сказал :

— А тебе посланный Зборовским, ответ держать за то, что ты нарушил посольское право и подговаривал моих офицеров к измене.

Шляхтича посадили на кол.

Отрубить у Скопина шведскую руку не удалось. Шаховской для себя отметил, что Зборовский в своем письме к шведам на первое место выставил интересы царя Дмитрия. Стало быть, сие прикрытие поляки намерены охранять до последнего часа.

В Торжке Скопин дождался смоленского ополчения. По пути в Торжок смоляне выгнали поляков и воров из Дорогобужа и Вязьмы. Пришли три тысячи ратников бывалых в боях. Скопин и Делагарди решили, что с таким подкреплением можно промыслить над Тверью. Завидев с крепостных стен приближение войска Скопина, Зборовский вывел польско-воровское войско из города, чтобы встретить противника в поле.Он возлагал надежду на  удар гусарских хоругвей. Удар гусарских хоругвей взялся отразить Делагарди с шведскими полками и европейскими наемниками.

Вот-вот начаться битве, но разразилась гроза с проливным дождем. Отсырел порох, поникли тетивы на луках, разъезжались конские копыта, у пеших  вязли  в глине ноги. Зборовский отвел свои войска в город. Три дня войско Скопино стояло без движения. Не вылезали из города и поляки.