Записки блокадного человека - Лидия Яковлевна Гинзбург

«бей», что уже перестало быть эффективным. Словом, она неосторожно наступила на это патологическое самолюбие, которое все равно взовьется, что бы ни сказали о его носителе, кроме безоговорочной похвалы. Он обозлен и тотчас же реагирует, пользуясь оружием, соответствующим его автоконцепции «доброго молодца», презирающего увертки гнилого интеллигентского либерализма. Он по старой рапповской системе (другие не решаются к этому прибегнуть, ибо рапповскую систему надо прикрыть, а прикрыть ее удобнее всего позой добра-молодца, которой не все располагают), дававшей безграничные исход и удовлетворение всем душительским инстинктам, – все ему недоступное объявляет враждебным, притом политически враждебным. Ему неприятно умение писать. И он говорит о ненужности сейчас филигранной работы (это значит – дамское рукоделие).

О вещах, которые написаны только потому, что поэт умеет писать. Все это складывается в определенный враждебный комплекс, наделенный даже соответствующими физическими признаками. Его разнузданно наглое замечание, что В.И. говорит «томным голосом». Этот комплекс имеет и социально-политические, и для него, вероятно, и расовые признаки, о которых вслух все-таки сказать нельзя. Ибо он из тех впадающих в самое искреннее бешенство скандалистов, которые очень хорошо знают, до какой границы дозволен скандал и где должно прекращаться бешенство. Она не понимает, что мы только и можем повторять «бей», что это и есть самое главное, что это и есть наша лирика, и другой нам не надо. В.И. сказала, что поэты находятся только в состоянии «мрачной ненависти» к немцам – это прекраснейшее из всех состояний, и я был бы счастлив, если бы это можно было применить ко мне. Сейчас нужны слова великой ненависти, а не филигранная работа. Словом, В.И. говорит вредные вещи, подымает руку на истинных патриотов, а сама не понимает истинно русских чувств. Не понимает их как женщина с «томным голосом», как хлипкая интеллигентка с сомнительными политическими правами, как еврейка.

Лаюсова

I. Ведомственно-административное выступление. Форма – демократическая. Она выступает со своими соображениями в ряду других ораторов. Но начальственно-административная установка совершенно откровенна. Так, она сообщает аудитории то, что аудитории и без того известно, что она (в качестве высшего цензурного органа) читает все, что пишется. Другими словами: все вы, товарищи, полностью в моих руках. Цель – распечь и навести порядок в цеху, находящемся в прорыве.

II. Эклектическая смесь. Текущие формулы (великая русская литература) и реликтовые формулы (марксизм-ленинизм), которые выходят глаже вследствие многолетней привычки. В отличие от Вишневского, который является одним из оформителей новой государственной фразеологии, она – воспроизводитель. И поэтому, наряду с новыми, будет употреблять и прежние формулы, покуда они имеют хождение. Покуда они не сняты официально. Фразеологический механизм все тот же на старом и на новом материале. Формулы – условные обозначения для комплекса определенных требований, предъявляемых к поведению. Новые формулы – это преимущественно требования работы на войну. Старые формулы – это преимущественно требования идеологической дисциплины, которую период войны как раз мог бы расшатать. Поэтому чем бессмысленнее не совпадают они с практикой, тем даже лучше, ибо больше свидетельствуют о требовании нерассуждающей дисциплины. Военное время (прежде было социалистическое строительство) как формула возведения требований к непререкаемо высокому источнику. И как формула собственной облеченности властью, мудростью и силой. Говорящий как носитель и представитель этой силы.

III. Большевистская прямота. Деловой подход. Требование здоровой самокритики. Осуждение склочничества и взаимной амнистии и т. д. Словом, поза идеального советского администратора, прикрепленного к данному участку, но который мог бы так же отчетливо работать и на другом, производственном участке.

IV. Свыше признано, что литература не соответствует грандиозности эпохи. Дольше скрывать это стало невозможно. Кроме того, считают, что здесь критика нужна из тех же соображений, что в производстве, – иначе заленятся, обнаглеют и проч. Исходное положение – надо подтянуть. Данное выступление задумано как одно из бесчисленных необходимых действий в этом направлении.

Пишут плохо по форме. Подразумевается – мы преодолели уже примитивный этап недооценки формы. Приятное сознание собственного культурного либерализма в этом вопросе. Что такое форма – это техника. Следовательно, форма плоха, потому что над ней мало работают. Небрежность. Недостаток усердия. Недобросовестность по отношению к государству, которое за это дает деньги, блага, положение. Вывод – немедленно подтянуться. Пишут часто плохо по содержанию. Пример – рассказ Кучерова, в котором враг оказывается умелым, технически подкованным, предусмотрительным и проч., а свой – растяпой (у К. это произошло потому, что ему захотелось «осветить» материал, дать фикцию мысли). Другой пример – историко-литературная повесть Катерли о Некрасове.

Прочла с удовольствием, тогда как приходится читать столько серого и скучного (приятное ощущение собственного либерализма – удовольствие от культурной книги, хотя и не вполне выдержанной). Но в повести, хотя в самой робкой форме, рассказано кое-что о темных сторонах жизни Некрасова. К чему это и то ли это, что нужно сейчас знать нашему читателю о великом русском поэте? Может быть, это и нужно в научной биографии, не знаю (приятное ощущение собственного либерализма – и я могу чего-нибудь не знать по части специальной литературы. Большая скромность. Главным образом, это происходит потому, что в данный момент речь идет не о специальной литературе, и потому можно позволить себе этот жест. Если бы речь шла вплотную о специальной литературе, то оказалось бы, что она и там понимает, что надо и чего не надо), – но в рассказе, который должен действовать на чувства читателя, – как это можно.

Произошло же это вот почему, как Кучеров на современном материале, так Катерли на историческом, столкнулись с невозможностью построить сюжет на полном благополучии.

Это один из непреложнейших законов, по крайней мере для искусства 19-го века, у которого берут форму. Прежде и в текущем, и в историческом были потенции отрицательного. Сейчас они запрещены. И люди оказались перед невозможностью что бы то ни было скроить. Они пользуются целой системой эрзацев неблагополучия. Кучеров и Катерли, как они ни мелки, понимают это, наученные практическими затруднениями, но П. этого не понимает.

Итак, работают плохо. Для того чтобы начали работать хорошо и вышли из прорыва, дается ряд наставлений. Содержание – показывайте величие русского народа. Форма – работайте над стилем, пишите ярко. Работа над собой – повышайте свой политический уровень. Прорабатывайте книги (см. выше об идеологической дисциплине). Самодовольно-начальственно-либеральный анекдот о том, что это надо понимать не так, как понимал некто (подразумевается – подхалим), который сказал ей, что Уланова стала лучше танцевать после того, как проработала две главы курса. Анекдот рассчитан на почтительный понимающий смех подчиненных, и действительно кто-то в задних рядах пустил этот смех, но тотчас же осекся под недоброжелательным молчанием аудитории. Профессиональное поведение – с большевистской прямотой занимайтесь самокритикой и критикуйте друг друга. Долой взаимную амнистию. Иллюстрация – к ней пришел человек с