Записки блокадного человека - Лидия Яковлевна Гинзбург

до некоторой степени подновляет фразеологический материал. Давайте вести разговор начистоту. Неужели сейчас, когда над нами рвутся снаряды, мы будем говорить друг другу комплименты. Это, скажем, вместо: сейчас, когда вокруг нас строится социалистическое общество, и т. п. Но когда дело доходит до самолюбий, то героическая фразеология отступает и идет по старинке прямо склочный разговор. Всем это кажется, может быть, надоевшим, но естественным.

Общие предпосылки выступлений. 1. Необходимость (ведомственная) создать видимость принципиального и творческого разговора при полном отсутствии интереса к существу дела, потому что и интересоваться-то нечем.

2. Выкраивание новых идеологических формул (Критика с точки зрения профессионального мастерства) (старые еще иногда сосуществуют в виде реликтов), которые, конечно, стали уже средством заушения и поддерживания. Механизм в действии; он пока не изменился, изменилось отчасти содержание, и потом он стал в большей мере исторически действительным.

3. Требование большого искусства, достойного эпохи, народа и его традиций. Требование явно директивное и необходимо связанное с признанием, что существующая литература – дрянь. Так как ни о каких причинах отсутствия большого искусства не говорится, то получается, что большое искусство не выходит по нерадивости и что отсутствие большого искусства необходимо как можно скорее изжить.

4. Сведение ведомственных счетов и «выяснение отношений» между департаментами (редакции, смежные организации и т. п.).

5. Личные темы, обычно маскируемые той или иной общезначимой формой.

А снаряды действительно рвутся над головой. И с лепного потолка на головы собравшихся тонкими чешуйками падает штукатурка, потому что на днях осколки пробили крышу.

Об этом упоминалось в речах. – Мы на фронте. – Ленин градский писатель может сказать: осколки издают в окрестностях моего письменного стола. Это дает лирическую взволнованность и повышает ощущение авто ценности и ценности данного коллектива. Кроме того, это сильнейшее оправдательное понятие – для очень многого, в первую очередь, для уклонения от фронта.

Вишневский

<… > формула. Это его если и удивило слегка, то ни чуть не смутило, но он чувствует потребность прибавить что-нибудь из нового набора; для эффективности. И он прибавляет – К тому же русской душе свойственна всеобъемлемость (ссылка на Достоевского), которая не допускает национальной исключительности, неуважения к другим национальностям. Он забывает о том, что самому Достоевскому это неуважение было в достаточной мере свойственно. Но в данный момент ему важно приобщить всеобъемлемость Достоевского к официальным установкам, в которые это неуважение пока что не входит.

Вообще от времени до времени наблюдается проскакивание реликтовых формулировок. Одна только что была отмечена. Другая – речь идет о талантах русских писателей. Маркс, который первоначально был очень предубежден против всего русского, впоследствии отдумался и с величайшим уважением и интересом отнесся к фактам русской истории. Это неожиданное применение реликтового авторитета. Оратор пользуется всевозможными способами воздействия на слушателей.

2-е положение. Великой стране нужна великая культура. Развитие официальной установки о том, что литература отстает. Восстановление абсолютной авторитетности не только Толстого, но и Достоевского, как грандиозных факторов мирового воздействия и утверждения русского духа. Великие традиции русской литературы. При этом это была литература как раз такая, как надо, и как следствие принципа – оптимистическая. К сведению присутствующих рецепт для создания великой литературы на будущее. Она должна отвечать, как всегда отвечала великая русская литература, на все вопросы, которые ставят философия, религия, мораль. Ибо люди нашей страны, прошедшие великие испытания, ждут и требуют от нее ответов на все великие жизненные вопросы. При упоминании о религии и т. п. – то же удовольствие от собственной широты и свободы, как при упоминании о Достоевском. Ибо это только что были или запретные, или полузапретные ценности. И хотя они уже стали ценностями дозволенными и даже директивными или полудирективными, и только поэтому он здесь о них говорит, но в них еще сохраняется иллюзорный привкус свободы, независимости, и их приятно упоминать.

Итак, извольте ставить вопросы, чтобы было как в лучших культурах и чтобы продолжалась традиция великой русской литературы, но попробуйте только ответить на эти вопросы иначе, чем вам приказано. Несмотря на видимую нелепость этого, охотников ставить вопросы при заранее известном ответе найдется гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. И это не худшие люди; это те, у которых есть умственные способности и, следовательно, непреодолимая потребность их упражнять. Это линия Берггольц – Макогоненко и др. Они хотят путем умственных упражнений прийти к тому самому, к чему и без того приказано прийти, и что, следовательно, вовсе не требует этих упражнений. Но они хотят наслаждаться процессом и гордиться собственной интеллектуальностью. Они не понимают необходимости выбора между мыслью и отсутствием мысли. Не понимают того, что безнаказанно украшаться идеями могут только пошляки. Весь вопрос в том, насколько пошлость в них преобладает; это вопрос их душевного благополучия.

3-е положение. Ленинград борется, надо решительно покончить с минором и дистрофическими травмами. Это директива, но в которой он реализует собственную автоконцепцию сильного человека, побеждающего. О.Б., например, напротив того, в «миноре и травмах» реализует собственные душевные глубины.

4-е. Проблема послевоенной расстановки сил и распределения благ. С ходом событий она все больше назревает. Она не только пугает слабых, но занимает сильных, хозяйничающих в жизни. Вишневский декларирует права храбрых и сильных. Угрозы по адресу уклоняющихся, в частности, уехавших. – Когда-нибудь мы еще соберемся и спросим каждого – а что ты сделал за это время? Это будет большой разговор. И тот, кто ничего не сделал, изволь уступить место тому, кто стоял на посту и боролся. Это входит во всю развиваемую им систему, но, кроме того, это и личное заявление человека, увешанного восемью орденами, получающего адмиральский паек и проч. Это заявление о том, что он по-хозяйски расположился в жизни и впредь предполагает располагаться со все возрастающей уверенностью.

Решетов

Многолетнее состояние уязвленности (не удавалось выйти в ведущие) в сочетании с органическим хамством. Благодаря женитьбе на крупной литбюрократке очутился в своеобразном, но (неофициальном) положении, в силу которого может любому сделать пакость.

С удовольствием пользуется этим положением, считая при этом, что он наводит порядок. Многолетняя поза – добра-молодца, благородного скандалиста, готового хоть в драку и всем режущего правду в лицо. Прежде это было с комсомольским оттенком, теперь с истово русским. В нем, так же как и в Вишневском, происходит наглядный процесс развязывания инстинктов. Никакая классовая борьба не могла дать этой органической потребности в заушательстве такие смачные формы, какие ей дает патриотизм, расовость и т. п. Здесь открываются просто безграничные возможности для компенсации собственной неполноценности.

Вера Инбер поступила с ним неосторожно. Она отнеслась к нему как к молодому человеку, который будет почтительно прислушиваться к голосу зрелого мастера. Она ласково сказала, что напрасно он боится быть лириком, и зачислила его в категорию однообразно твердящих