Падшие ангелы: демонология средневековой Руси - Дмитрий Игоревич Антонов

Неудивительно, что бесов в XVII в. начали называть так же, как духов-«соседей». В заговоре из Олонецкого сборника второй четверти XVII в. упоминаются «из леса лешие, из воды водяные»[527]. В 1723 г. «лжеюродивый» Василий Воитинов говорил на следствии, что у него на службе состояло сто чертей и их глава, «князь тьмы» бес Ирод; что водные бесы помогали ему разорять мельницы, а воздушные носили по воздуху и снабжали казной из разных стран[528]. В следственном деле 1730 г. приводится целый список «дьяволов»: «…царей и князей черных, дьяволов, земляных и водяных, крылатых, мохнатых, воздушных и болотных, лесных и домовых…» Тот же список (который разделяет бесов еще и по национальному признаку: «крымских и черемисских, саксонских и заморских») встречается в «черном заговоре» 1728 г.[529]

Многие из этих рассказов (включая и Повесть о Соломонии, и Житие Епифания) были записаны на Русском Севере. Это вполне объяснимо. Во-первых, в северорусской традиции локальные духи-хозяева играли очень важную роль – возможно, из-за влияния финно-угорской мифологии. Во-вторых, сам Русский Север находился на культурной периферии и не попадал под столь жесткий церковный контроль, как более заселенные и географически легкодоступные епархии.

Во многих сочинениях XVII в. бесы рождались, питались, совокуплялись с женщинами, старели и умирали. Но покорно терпеть таких вредоносных созданий люди не собирались. Начиная с XVII в. тексты запестрели советами о том, как справляться с (полу)материальной нечистью. А другие тексты рассказывали, как использовать этих бесов и получить их себе «в работу».

Магия против демонов

Заговоры, в которых упоминаются демонические создания, бывают двух типов. Первые – «белые»: человек защищается от нечисти, запугивает ее, призывает на помощь Бога и святых или использует магические защитные средства. Вторые – «черные»: колдун призывает нечисть, обещает служить ей и хочет получить выгоду от таких отношений. Обе стратегии стары как мир, но в русских текстах магические тексты сохранялись крайне редко (можно вспомнить древнерусский граффити-заговор). В XVII в. ситуация изменилась – с этого времени такие записи, а порой и целые «колдовские тетради» доходят до нас во множестве. Это приоткрывает двери в мир средневековой магии.

Демонический мир заговоров – зеркальное отражение или перевернутая копия небесного мира. Колдуны и простые люди, которые прибегали к помощи бесов, начинали «работать» не Богу, а дьяволу. «Формулы верности» сатане близки к молитвенным формулам: «Народил да Сатанаил, я вам верую…»; «…и верую в великого отца своего Сатанаила, и во всех угодников ево» (дело 1642–1643 гг.)[530]. Имярек клялся дьяволу соблюдать «все дела твои и заповеди»[531].

Инфернальный мир иерархичен как земное и небесное царство. В заговоре «как преклонять женской пол к блудодеянию», записанном в 1753 г., человек клялся в верности «сатанам» и обещал «поработать» им, «как вы сами служите своему царю Садоне и своей царице Садонице»[532]. Заговор 1728 г. упоминал дьяволовых «послуживцев» и «сотониных угодников»[533].

Переходя в другой «лагерь», человек отрекался от Бога и получал нового господина, новых угодников и новые законы. В бесовском антимире менялись лишь полюсы и знаки. Черный заговор – «негатив» с христианской молитвы. Сам переход под власть дьявола мог быть оформлен как перевернутая формула отречения от сатаны из Чина крещения: обратившись лицом к западу, человек отрекался от Бога, христианских заповедей, святых и присягал на верность Люциферу. Слова часто подкрепляли символическим действием – попранием креста или унижением какого-либо святого предмета[534]. При этом колдовские тексты подчеркивали материальные способности и могущество персонажа под именем «дьявол» или «сатана». Его называли «великим», «могучим» и, что особенно интересно, «творцом»: «…и прирекаюся к тебе, творцу и царю Сотоне, и верую в тебя, творца и царя, и царя Сотону, и во все дела твои и заповеди…»[535]. Богословская идея о дьявольской немощи здесь не актуальна. Как и во многих средневековых текстах, дьявол оказывался могуч. Он распоряжался одновременно слугами-бесами и земными благами.

Очень любопытная формула была записана в любовном заговоре в 1769 г. Это финальная формула-закрепка, ее цель – закрепить и утвердить произнесенное. Во многих заговорах для этого использовали слова христианских молитв: «Ныне и присно, и во веки веков» или «аминь». В других – разные вариации на тему закрывания/замыкания: «Тому делу/моим словам ключ (аминь)»; «Моим словам ключ и замок»; «Ключ – земля и небо слову моему» и тому подобное[536]. Такие «закрепки» часто дополняли «формулами надежности»: «Аминь нашему стиху, а на амине камень, а на камне Христос»[537]. «Закрепку» и весь заговор должны были охранять высшие силы (Бог, святые) или стихии (небо, море, земля). Наконец, колдуны и знахари часто использовали «формулы невозможного» – заговор разрушится, только если произойдет нечто фантастическое и нереальное: «Кто сможет Окиян море воду выпити, и кто сможет кит-рыбу заловити, и тот может надо мной, рабом Божием, похитрить, помудрить…»[538] Иногда эти формулы сливали воедино: «Ключ в море, замок в небе. Как ключа не нахаживать и замка не открывати, так бы рабу Божию имярек скорби не открывать»[539]. В любовном заговоре 1769 г. – именно такая «закрепка» с «формулой надежности», слитой с «формулой невозможного». Но гарантом нерушимости оказывается не что иное, как сила дьявола: «Тут моим словам ключ и замок самому Сатане под его золот престол, а когда царство его разрушится, тогда и дело сие объявится»[540].

Такой образ вполне знаком: дьявола как царя упоминали в книжности и изображали в иконографии. Но в христианстве эта власть мнимая и ограниченная (только над грешниками). Триумф сатаны сопровождается его падением, свержением с престола, пленением. Даже в преисподней ноги Люцифера чаще всего скованны цепями. Только для «черного» колдуна власть сатаны неоспорима.

Заключив сделку, колдун получал «бесов» и «дьяволов» в услужение. Их можно было, к примеру, пустить по ветру или другим способом вселить в человека, чтобы «испортить» его. Автор «Повести о Соломонии» написал, что демон, овладевший несчастной девушкой, мог быть послан «от человека какова недобра и лукава»[541]. В деле 1770-х гг. об эпидемии кликушества в Архангельской области (1768) восемь крестьян утверждали, что получили от дьявола чертей, которых посылали женщинам, чтобы «портить» их[542]. А в 1740-х гг. упоминавшийся уже колдун Афонька Науменко говорил, что он насылал бесов по ветру.

Кроме порчи, «заклинатели бесов» стремились использовать их, чтобы решить вполне понятные и насущные проблемы – к примеру, узнать, что происходит с человеком в другом городе. Они не просили демонов сделать их царями или дать армию. Главным образом, черти должны были предсказывать события, расправляться с врагами и вселять любовь в понравившуюся девушку или юношу. Афонька Науменко утверждал, что демон, которого он наслал