Падшие ангелы: демонология средневековой Руси - Дмитрий Игоревич Антонов

хорошо известен и в славянских сказках, и в народной медицине (заговорах). В XVII в. истории о разрезании и зашивании утробы для излечения больного начали проникать и в жития – Трифона Печенгского, Павла Обнорского, Иоанна Устюжского[508]. Святые лечат одержимых как знахари.

Повесть о Соломонии – история самая яркая, но не уникальная. В Житии Прокопия Устюжского рассказано о бесе, который занимался любовью с женщиной по имени Матрона. Он приходил в образе ее мужа, спал с ней по ночам, а днем «сидел» и «ходил» с ней. Бедная женщина долго страдала[509]. Простая крестьянка Оленка, по следственному делу 1632 г., утверждала, что она «живет с нечистым духом, с чертом»[510]. Наконец, о том же грехе заговорили исповедные вопросники, по которым священник должен был выстраивать исповедь. В XVII в. духовников инструктировали, что они должны расспрашивать прихожанок о сексуальных отношениях не только с бесами, но и с лешими: не сблудила ли «от нечистаго и от лешаго»[511]? А лечебники XVII в. предлагали магические способы борьбы с любвеобильными демонами. К примеру, обвязываться павлиньими перьями, «коли с человеком чертовка живет»[512].

На совершенно другом социальном полюсе ученые книжники задумывались о тех же проблемах. Богослов и церковный иерарх Димитрий Ростовский, составляя новую редакцию Жития Василия Нового, упомянул «пачеестественный грех» совокупления с бесами[513]. Для него источником явно послужили не народные представления, а европейские тексты эпохи гонения на ведьм с их рассказами о сексуальных контактах демонов с людьми и о «перенесенном семени». А в начале XVIII в. о возможности дьявола переносить мужское семя упоминал митрополит Стефан Яворский (многие его идеи были заимствованы из католической мысли, в связи с чем Яворского подозревали в тайной приверженности иезуитству[514]). Но напомню, что на европейскую «теологию колдовства» в свое время повлияли такие же народные представления – только произошло это на века раньше.

Представления о сексе между демоном и женщиной были связаны с еще одним фольклорным мотивом. В разных славянских регионах рассказывают о летающем змее, который посещает женщин, залетая в окно или трубу. Иногда его связывают с покойником, иногда с бесом. Такой змей летает к ведьмам или ко вдове, которая слишком долго оплакивала мужа. Рассказ о драконе-любовнике впервые появился уже в Житии Петра и Февронии Муромских, которое написал ученый монах Ермолай-Еразм в середине XVI в.[515] Столетие спустя протопоп Аввакум утверждал, что демонический змей летает ко многим девицам. И даже Антихрист появится на свет от сожительства женщины и сатаны-дракона: «…а противник, еже есть антихрист, зачнется от блуда, от жены жидовки, от колена Данова. Мнится мне, сам сатана сблудит с нею сим подобием, якоже змеи ныне летают к женам, дьявольской же дух»[516]. В сочинении последней четверти XVII в., найденном в архиве Посольского приказа, рассказано, что бесы превращаются в огненных змеев и творят блуд с девицами[517]. А еще позже, в синодальном деле 1746 г. утверждалось, что огненный змей навещал жену белгородского чиновника О.С. Морозова[518].

На волне народной демонологии, хлынувшей в русские тексты XVII в., родился и драматичный рассказ монаха-старообрядца Епифания о борьбе с демонами, которых он бил об угол лавки, перемазавшись «мясищем бесовским».

Как уже видно на примере Чуда о Соломонии, бесы могли не только рождаться, но и погибать, как земные создания. Это совершенно абсурдно с точки зрения богословия, но совершенно логично для народных представлений. Если леший может умереть, то и черт (он же бес или сатана) ничем не лучше. В одном синодике середины XVIII в. я нашел любопытную ремарку об «убийстве» дьявола. Здесь записан и проиллюстрирован рассказ из «Великого зерцала» о юноше, который принял юродивую девушку за демона, ударил ее серпом и зарубил насмерть. В Синодике незадачливый экзорцист объясняет подошедшим людям: «Аз диявола убих!»[519] Ни в латинской, ни в польской версии «Великого зерцала» таких слов нет; их нет ни в первом, ни во втором русском переводе[520]. Автор либо воспользовался каким-то неизвестным источником, либо сам добавил такое логичное разъяснение.

В фольклоре, в отличие от книжности, черти/бесы умирают легко и часто. Их убивает молнией Бог, ангел или пророк Илья. Прикончить демона может и человек. Южные славяне полагают, что черта можно убить простым ударом (но второй удар либо воскресит его, либо создаст второго черта, поэтому бить надо «одноразово»)[521]. В рассказе, записанном в начале XX в. Н.Е. Онучковым, мужик убил беса, «хлопнув» его веслом. В сказке, записанной братьями Соколовыми, солдат убил демона молотом. В другой сказке портной расправился с чертями при помощи кулаков[522]. А славянские заговоры постоянно грозят демонам смертью.

Бесы в XVII в. не только стали «материальными». Они все больше напоминали духов-«соседей» и своим обликом, и своими действиями. К примеру, в Житии Никодима Кожеозерского «лесной демон» звонил в колокольчик, сбивал людей с дороги и собирал в своем лесном доме. Разница между таким демоном и лешим исчезающе тонка. «Лесной хозяин» в русских быличках «водит» людей, сбивает с пути и похищает – ровно как бес в житии.

Ад на этой иконе показан в виде двух фигур. Справа раскрывается большая темная пасть – из нее выходит Христос, выводя за собой Адама. Слева Ад стоит в виде красной обнаженной фигуры с большой гривой. Он смотрит, как два ангела побеждают сатану – один бьет его длинным копьем, а второй сковывает.

Воскресенье – Сошествие во ад, середина XVII в.

Музей русской иконы им. Михаила Абрамова, Инв. Инв. № ЧМ-166.

В других рассказах мы встречаем водяного. Замечательную историю о нем записали, вероятно, в середине XVII в. как чудо местночтимого святого Иова Ущельского († 1628). На переправляющихся через реку Мезень людей напал «дух нечистый водный» – он ходил в воде, как огромная рыба, топил лошадь и раскачивал лодку. Люди отбивались от него веслами[523]. Любопытно, что агрессивный дух пытался утопить коня – в некоторых регионах он считался одним из любимых животных водяного[524].

Еще одна чудесная история из Сказания об Иоанне и Логгине Яренгских (XVII в.) рассказывала о человеке, который шел на покос и решил искупаться в озере. Не успел он войти в воду, как его обуял нечистый дух, так что несчастный видел людей «яко древие слоняющеся, и посреде их видех некоего страшна и нелепа образом, грозящася на ми и хотяща мя поглотити»[525]. Похожий случай описан в посмертном чуде Димитрия Угличского «о Никифоре Солнышникове»: дьявол искусил пьяного человека искупаться в Волге, а потом ударил его в воде левой рукой и повлек «во глубину омута