Падшие ангелы: демонология средневековой Руси - Дмитрий Игоревич Антонов

прогонял их лосиными копытами и дымом от совиных перьев, святые разбивали им головы кочергой, а мужики могли уложить насмерть ударом кулака. Все эти идеи легко соседствовали с традиционными рассказами, в которой бесы оставались бесплотными и бессмертными духами зла.

Народная демонология недолго влияла на русскую книжность. Уже в XVIII в. она перестала так заметно проникать в литературные тексты (за исключением отдельных сочинений, распространявшихся в прицерковной и старообрядческой среде). Если в Средние века такому влиянию в большей или меньшей степени препятствовали социальные фильтры, которые ослабли в XVII столетии, то в XVIII в. секуляризация официальной культуры возвела новые рубежи между «высокой» и народной традициями. Многие темы, волновавшие средневековых авторов, стали непопулярны и неактуальны, а некоторые оказались под подозрением и вытеснялись даже из церковной проповеди – как те же эсхатологические сюжеты.

Славянская демонология вернулась в русскую литературу и искусство уже в XIX в. К народным сюжетам обратились многие авторы – от энциклопедиста Владимира Даля до Пушкина и Гоголя. Собирать фольклор начали этнографы. И то, что редкими проблесками мы находим в средневековых текстах, стали изучать как важную часть славянского фольклора.

Заключение

Средневековая русская демонология – не стройная и упорядоченная система представлений. Это сложный комплекс мотивов и сюжетов, метафор и сравнений, образов и персонажей. Их заимствовали не только из Византии и не только из творений ученых богословов. Мотивы приходили из разных регионов, в том числе и нехристианских (так джинн превращался в беса, заключенного в сосуде). А на исходе Средневековья они начали активно проникать в книжность из русского фольклора.

То же происходило и в изображениях. На закате русского Средневековья демоны становились крупными, яркими и необычными – как веками раньше в Европе. Они завоевывали новое пространство на храмовых иконах и стенах. И буквально заполонили многие рукописи. Сборники с эсхатологической тематикой и сотнями бесовских тварей на миниатюрах стали настоящей беллетристикой.

Храмовые и книжные образы сами начали влиять на представления о демонах. Книжники описывали инфернальных тварей, ссылаясь на изображения (Лжедмитрий захотел быть на коленях сатаны вместо Иуды, – писали некоторые, вспоминая иконы и фрески Страшного суда). Так же поступали и простые люди, которых обвиняли в колдовстве и у которых брали показания (Я видел дьявола с коровьей головой, – утверждал мельник Марк Тихонов, вспоминая другие образы). Наконец, в устной культуре, в славянском фольклоре распространились мотивы, которые восходили к позднесредневековым иконам и миниатюрам. Вероятно, именно так северорусские духи шуликуны получили «острые головы», железные крюки и научились изрыгать огонь изо рта. Идеи и образы дрейфовали между разными «этажами» культуры.

Но средневековая демонология не ушла в прошлое. Она живет и сегодня, продолжая влиять на наших современников.

На постсоветском пространстве иконопись возродилась. После долгого советского периода начался расцвет (полу)забытых традиций. С 1990-х гг. стали появляться иконописные школы, артели. Многие художники осваивали новый для себя визуальный язык. На общем фоне новую жизнь обрела и визуальная демонология. Бесов, инфернальных тварей и грешников – неизбежных антигероев многих изображений – снова начали писать на иконах и церковных стенах.

Многие современные мастера плохо знают символику и нюансы иконографии – тем более в такой маргинальной области, как демонология и «образ врага». Они изображают хохлатые шлемы воинов в разных композициях, но на вопрос, что это значит, отвечают просто: «Так рисовали на старых иконах». Что значат вздыбленные волосы грешников (и чем они отличаются от растрепанных волос аскетов), кто сидит на коленях дьявола (Иуда), кто беседует с Иосифом Обручником в композициях Рождества Христова (старый пастух) – об этом чаще всего не задумываются.

И все же, чем больше таких образов появляется в храмах, тем больше внимания они привлекают. Непонятное или малопонятное хочется объяснить. Люди находят (придумывают) новые версии. Так рождаются легенды. На коленях дьявола, объясняют некоторые, сидит Антихрист (а кто же еще, ведь он «сын дьявола»). Римские легионеры, распявшие Христа, в I в н. э. носили шлемы, похожие на хохлы (ведь это известный римский плюмаж). А с Иосифом Обручником беседует грешник-искуситель или сам дьявол в облике старца (такие фантастические версии возникли уже в XVII в.).

Легенды не только множатся. Они могут влиять на сами изображения. Чем больше художников верит, что с Иосифом разговаривает не пастух, а сатана, тем скорее на какой-то иконе или фреске у бедного старика вырастут рога и копыта. Образ начнут копировать. И композиции Рождества Христова получат новую версию – с демоническим существом (первые шаги к этому уже сделаны)[562].

Само по себе это не ужасно и не говорит о резком «падении учености» и утрате знаний. Средневековые художники тоже забывали смысл отдельных фигур и мотивов, порой домысливали и создавали легенды. На иконах встречаются любопытные ошибки, а в подписях – противоречивые версии. Изменения и варьирование – знак того, что традиция жива. А современная иконопись уже преодолела стадию копирования и начала развиваться. И если средневековая литературная демонология ушла в прошлое (почти никто не развивает ее мотивы), то визуальная демонология продолжает жить. А значит, она будет меняться – вместе с изменениями самой иконописи. В некоторых современных фресках ад уже населяют «новыми» грешниками: астрологами, наркоманами или интернет-зависимыми. А демоны становятся похожими на пришельцев или летают в тарелках, намекая на то, что НЛО – всего лишь современное явление древней нечисти. Что впереди – покажет время.

Я надеюсь, что эта книга помогла многим увидеть, как разнообразна средневековая культура – даже в такой необычной области, как демонология, – и сколько противоречивых идей гармонично существовало в ней. Это помогает не только лучше понимать прошлое, но и находить древние идеи и образы в современной культуре. Наблюдать за их увлекательной исторической эволюцией. И понимать, как рождаются и живут новые мотивы и сюжеты. Но это уже совсем другая история.

Сокращения

АОМИИ – Архангельский областной музей изобразительных искусств

АРЭМ – Архив Российского этнографического музея (Санкт-Петербург)

БАН – Библиотека Российской академии наук (Санкт-Петербург)

ВГИАХМЗ – Вологодский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник

ВСМЗ – Владимиро-Суздальский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник

ГИМ – Государственный исторический музей (Москва)

ГМЗРК – Государственный музей-заповедник «Ростовский кремль»

ГЭ – Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)

ГРМ – Государственный Русский музей (Санкт-Петербург)

ГТГ – Государственная Третьяковская галерея (Москва)

ИРЛИ – Институт русской литературы («Пушкинский дом») (Санкт-Петербург)

МИХМ – Муромский историко-художественный музей

НБУ – Национальная библиотека Украины (Киев)

НГОМЗ – Новгородский государственный объединенный музей-заповедник

(НИ) ОР – (Научно-исследовательский) отдел рукописей

ОЛДП – Общество любителей древней письменности

ПГОМЗ – Псковский государственный объединенный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник

ПСМЗ – Переславль-Залесский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник

РГАДА – Российский государственный архив древних