Никогда правда - Джилл Рамсовер

Так-то лучше. Ты отзовешь всех охотничьих собак — своих, Руссо и Галло, и особенно гребаных русских. Мне нужен безопасный выезд из города, и как только я выберусь, я скажу тебе, где ты сможешь найти Софию... Я подумал, что ты спросишь — уже. — Он положил руку на трубку и с вызовом посмотрел на меня, показывая, как ему понравится наказывать меня за любой промах.

Я попыталась взять телефон в руки, но он отмахнулся от моих рук, прижав трубку к уху. — П-п-папа? — Я задрожала, не в силах сдержать дрожь.

— София, ты в порядке? — Его голос был наполнен беспокойством, заставляя мою грудь сжиматься от желания убежать в безопасные объятия.

"Да-а-а, но я п-п-потеряла свое о-о-о-ожерелье, мне та-а-ак ж-ж-ж-жаль".

Сэл выхватил у меня телефон, сузив глаза, изучая сердитый красный след на моей шее. Я могла представить, что он задается вопросом, было ли оно там раньше, и было ли оно сорвано, когда он перевозил меня, или я пыталась схитрить.

— Достаточно, — прошипел он в трубку. — Твоя дочь сейчас немного замерзла. Тебе нужно следовать моим инструкциям, иначе все может обернуться для нее очень плохо. Я пришлю тебе инструкции, где ее найти, но только когда я буду в безопасности за пределами страны. Если до этого времени ты хоть пальцем меня тронешь, она умрет. — Он закончил разговор, его глаза сверкали победой. Не взглянув на меня, он вышел из холодильника, захлопнув за собой дверь.

Пока он не покинет страну? Сколько времени это займет?

Я не знала, как мне удастся продержаться час, не говоря уже о целом дне или даже больше.

Не имея возможности прислониться к холодной стене, я свернулась в клубок, прижав ноги к груди, насколько это было возможно без того, чтобы стяжки не перерезали кровообращение в руках. В комнате стало жутко тихо, когда мои бешеные мысли наконец успокоились. Может быть, это и хорошо, что я не слышала, как компрессор нагнетает еще больше холодного воздуха, но в моей ситуации трудно было увидеть хоть какой-то плюс. Если наблюдение за кастрюлей, пока вода не закипит, замедляло время, то сидение в мясной ловушке делало его бесконечным. Здесь была только я и каждый из моих замерзших вдохов, вырывающихся маленькими облачками.

Ладно, София, не помогло.

Я мысленно встряхнулась и с трудом поднялась на ноги, подскочив к двери, чтобы убедиться, что безумец действительно запер меня. Тяжелый металл не сдвинулся с места. Хотя это была долгая попытка, проверить стоило. Стараясь не унывать, я напомнила себе, что нужно двигаться дальше. Мой отец найдет меня, и я должна быть жива, когда он это сделает.

Я немного попрыгала, но стяжки начали больно резать лодыжки, поэтому я прибегла к приседаниям с сомкнутыми ногами и йоговским приветствиям солнцу. Я чередовала занятия, делая по пятьдесят упражнений, а затем немного отдыхая. Когда зубы снова начинали стучать, я вставала и делала пятьдесят упражнений.

И так снова и снова.

Должно быть, часами.

Сэл не возвращался, а в комнате не становилось теплее.

Невозможно было не позволить крохе надежды, которую я выращивала, ускользнуть сквозь мои замерзшие пальцы. Страх был коварным, как таракан, его невозможно было убить, и он процветал в самых худших условиях. В голове бесконечно крутились что-если — извращенный саундтрек из вопросов и сомнений.

Колющие муки голода стали последней каплей. Я не плакала с тех пор, как попала сюда — я разрыдалась, но так и не позволила себе полностью отключиться. Проделав сотни, если не тысячи, упражнений и выдержав еще один раунд болезненной дрожи, только чтобы добавить к этому голод, я наконец сломалась.

Я положила голову на руки, подтянула ноги к подбородку и зарыдала.

Я рыдала до тех пор, пока у меня не заболели ребра, а горло не жгло от сильных рыданий. Когда слезы начали высыхать на моих онемевших щеках, на меня навалилась глубокая усталость, как будто я всю ночь занималась или выпила сироп от кашля. Наверное, это была плохая идея — долго сидеть неподвижно, но я так невероятно устала.

Если я просто отдохну несколько минут, может быть, время пройдет быстрее. Может быть, к тому времени, когда я проснусь, папа будет здесь, чтобы спасти меня.

Это было слишком заманчиво. Дискомфорт и страх так отнимали силы, а обещание забвения сна было слишком заманчивым, чтобы его игнорировать.

Всего несколько минут...

Говорят, что судьба переменчива, но время так же непредсказуемо. То, что казалось несколькими минутами, могло быть часами, а то, что должно было быть днями, могло казаться минутами. Я понятия не имею, сколько времени я дремала, но это было достаточно долго. Когда я очнулась от сна, я почувствовала мучительную скованность во всех своих суставах, застывших на месте, в то время как мои мышцы неконтролируемо дрожали.

Мне нужно было встать и двигаться, чтобы разогнать кровь по телу, но я не могла даже подняться на ноги. Я неоднократно пыталась, но теряла равновесие или мое тело сжималось под давлением.

Сколько времени прошло? Может быть, мой отец войдет в эту дверь в любую минуту, или до моего спасения еще несколько часов?

Я все равно не выживу.

Мне было так холодно, и я не могла представить, что когда-нибудь снова согреюсь. Слезы угрожали еще больше, но я слишком устала, чтобы рыдать. Все, что я могла делать, это лежать на боку, мои волосы были единственной преградой между мной и морозным бетоном. Верхнее плечо раскачивало меня, всего на дюйм или около того, взад и вперед. Это успокаивало, как будто я была в чьих-то объятиях.

Объятия Нико.

Я только что вернула его. Смогу ли я когда-нибудь снова почувствовать эти сильные руки, обхватывающие меня?

Все эти годы я видела его только во сне. Я научилась создавать свои сны и манипулировать ими, чтобы Нико оставался в моей жизни. Я знала, что это нездорово, но мне было все равно. Это был единственный способ заполучить его, поэтому я брала все, что могла. Если сон мог дать мне передышку от страданий моего положения, то я так и поступила.

Я закрыла глаза и погрузилась в сон.

25

НИКО

Сейчас

— Что значит, она в опасности? — Я набросился на Энцо. От ужаса я сосредоточилась на звуке его голоса, все остальное ушло в небытие.

— Она у Сэла. Я не уверен, в каком она состоянии, но она едва могла говорить, так сильно дрожала. Не думаю,