Мистер Морг - Роберт Рик МакКаммон

нога соскользнула, и, еще больше обдирая руки о камни, он рухнул обратно в воду в опасной близости от Грейтхауса и лопаты. Не оставалось ничего другого, как начать все сначала, да побыстрее, пока голос рассудка не сказал ему, что это невозможно.

На этот раз он, не успев преодолеть шести футов, снова слетел вниз, оставляя ладонями кровавые следы на камнях. Некоторое время он подгребал ногами, стискивая и растопыривая пальцы, а затем снова двинулся вверх.

Очень медленно паук взбирался по стене. Упираясь ладонями то тут, то там, ставя правую ступню на край чуть выпирающего камня и отыскивая, куда бы уткнуть левую, он ни на мгновение не расслаблял мышц, ведь только напрягая их, паук мог сохранять равновесие. Все вверх и вверх тащил он веревку, которую тянула вниз вода, по несколько секунд отдыхая и ни на миг не снижая упругости в мускулах расставленных в стороны рук и ног. Передохнул — и снова вверх, вжимаясь в стенки ладонями и ступнями, находя новые точки опоры, и эти выступающие края камней могли быть шириной в какие-то полдюйма, однако врезались в плоть подобно лезвию топора.

Не удержавшись, Мэтью снова сорвался.

Сдирая кожу, он пролетел фута три, прежде чем смог затормозить. В этот раз ему не удалось подавить страдальческий крик, и он крепко зажмурился, пережидая, пока не схлынет накатившая волна боли. Получив это напоминание о собственной смертности, он осмелился посмотреть вниз. Грейтхаус продолжал висеть на черенке лопаты футах в десяти под ним. Предстояло одолеть еще половину пути.

Он снова двинулся вверх, с трудом подавляя дрожь, охватившую руки и ноги. Ему с предельной ясностью вспомнилась Берри Григсби. И то, как он упал в винограднике Капелла, когда за ними гнались ястребы и убийцы, как Берри — сама растрепанная, испуганная, в крови — заорала: «Вставай!» — и задержалась, рискуя собой, чтобы помочь ему подняться на ноги, хоть бы и пинком. Сейчас ее пинок пришелся бы очень кстати.

Ему необходимо снова ее увидеть. Он очень этого хотел. Он даже решил, что если останется жив, то при первой же возможности пригласит ее на танцы. Танцор из него так себе, но он не он будет, если не спляшет с ней так, что с пола стружка будет лететь. Если останется жив.

Правая ладонь соскользнула с камня, и он снова, не отрывая рук от стенок, проехал несколько футов вниз, но опять сумел остановиться. В конце концов, что такое боль? Мелочь, которую можно пережить, стиснув зубы и уронив пару слез. И не более.

«Только пока еще не смирились с этим».

Он постарался заглушить этот голос, грозивший обессилить его и уничтожить. Хоть физически Морг ушел, какая-то его часть осталась здесь, чтобы прикончить их.

Паук распростер руки и ноги и снова пополз вверх. Не красиво пополз и не изящно, зато полный решимости выжить.

Мэтью поднял голову и, как сквозь туман, увидел футах в двух над собой горловину колодца. Сейчас нужно действовать осторожно, очень осторожно, ибо здесь-то и может подстерегать фиаско. Он приказал себе не торопиться и не дать коленям расслабиться. Это оказался самый тяжелый и безжалостный участок пути, который ему когда-либо в жизни приходилось преодолевать. Сердце его колотилось, напряженные мышцы дрожали и дергались, и вот из последних сил он взобрался наверх. Пальцами он ухватил край, подтянулся, перевалился и, упав на землю, испустил не то крик боли, не то победный вопль.

Но отдыхать было некогда. Он кое-как поднялся на окровавленные ноги в изодранных до лохмотьев чулках и заглянул в колодец.

— Хадсон! — крикнул он. — У меня получилось! — (Грейтхаус по-прежнему висел на лопате, но лицо его было опущено вниз. Не погрузились ли его рот и нос под воду?) — Хадсон! Вы меня слышите?

Мэтью размотал с пояса веревку и подтянул наверх деревянный вал, висевший в нескольких футах внизу. Он стал лихорадочно накручивать веревку на одну из опор, поддерживавших остроконечную крышу, и тут за его спиной кто-то хихикнул.

У Мэтью перехватило дыхание от страха, что сейчас сзади набросится Морг и довершит начатое. Резко обернувшись, Мэтью увидел троих индейцев, сидевших на земле скрестив ноги, меньше чем в десяти ярдах от него.

Они не хихикали, а разговаривали. Во всяком случае, Мэтью предположил, что слышит их речь. Один из них, наклонившись к другому, лопотал что-то, кивая, а увидев, что Мэтью смотрит на него, прикрыл рот ладонью, как будто не хотел сболтнуть лишнего. Тот, к которому была обращена речь, пожал плечами и вытряхнул на землю содержимое вышитого бисером мешочка. Похоже, это были речные ракушки. Индеец, говоривший на хихикающем языке, теперь издал звуки, которые точно были смехом, сгреб в горсть ракушки и положил их в собственный мешочек, украшенный подобным же образом. Третий индеец, беспокойно хмурясь, тоже высыпал на землю несколько ракушек — и счастливый охотник на оленей с явной радостью забрал их себе.

«Пари выиграл», — подумал Мэтью.

Все они были раздеты до пояса, в набедренных повязках из оленьей кожи, легинах и мокасинах. Индеец, сидевший посередине, победитель игры в ракушки, очевидно, был намного старше двоих других — им было, наверное, примерно столько же лет, сколько Мэтью. У старшего были синие волнообразные татуировки на лице, груди и руках, а в нос вдето металлическое кольцо, в то время как его соплеменники (возможно, сыновья) были не так богато и затейливо изукрашены: головы побриты наголо, и только на затылках свисало по скальповой пряди, к которым кожаными шнурами были привязаны пучки из трех-четырех индюшиных перьев, крашенных в разные оттенки красного, голубого и зеленого цветов. На старшем воине было что-то вроде шапки из перьев — по несколько растопыренных индюшиных с обеих сторон и одно большое орлиное посередине, торчавшее вертикально, что, судя по всему, было призвано символизировать возникновение порядка из хаоса. На земле рядом лежали луки и колчаны со стрелами. Индейцы были поджарые и жилистые — ни унции лишнего английского жира. Обратив к Мэтью свои узкие длинноносые лица, они рассматривали его, будто аристократы леса: что там за