Наездницы - Энтон Дисклофани

– Она обрадуется. Спасибо, Теа. – Он собрался было идти, но обернулся. – Чуть не забыл. Я хотел сказать тебе, что с Рэчел все в порядке. И все просто счастливы, поскольку Декка не сильно пострадала.

«Интересно, что он помнит о той ночи?» – подумала я. Я вела себя так бесстыдно, но его это, похоже, не смутило.

Я смотрела, как он уходит, сначала размахивая своими изящными неугомонными руками, потом сложив их за спиной, потом сунув в карманы. Я уже поняла, как называется это чувство, свившее гнездо у меня в сердце, а теперь и в голове. И от этого мне стало гораздо лучше. Я не была испорченной. Кроме меня, то же самое чувствовали очень многие девчонки. Все было очень просто и совершенно безобидно. Это было просто увлечение. Со мной это случилось впервые. С Джорджи события происходили одно за другим и сами собой. От меня тогда ничего не зависело. Но это было мне подконтрольно. Это было всего лишь увлечение.

Я развернула Наари и увидела, что Леона стоит у ворот, наблюдая за мной. Я поспешно стерла с лица расплывшуюся по нему дурацкую улыбку.

Я отправилась к Декке в этот же день, когда все остальные девочки были в Зале, занимаясь или делая вид, что занимаются. Домработница Холмсов встретила меня у двери. Я шагнула в прихожую и стала расшнуровывать ботинки.

– Не стоит разуваться, – произнесла домработница.

Это была молодая девушка со светлыми, с золотистым отливом волосами, заплетенными в косу, и россыпью веснушек на щеках. Когда она заговорила, я увидела, что у нее кривые зубы. И все же она была хорошенькой. У нее был изнуренный вид и бледное лицо, что характерно для жителей Аппалачей. Я знала, что у горцев большие семьи и что для них кровосмешение – обычное дело. Сисси рассказывала, что браки между двоюродными братьями и сестрами считаются у них нормальным явлением. «Да на ком еще им жениться?» – хотелось спросить мне. Ведь они были изолированы от всего мира, живя в ущельях и долинах, куда не были проложены дороги, и никогда не встречаясь с чужаками. Единственными парнями, доступными местным девушкам, были их собственные кузены.

– Я натопчу.

После того как я сняла ботинки, она провела меня наверх.

В комнате Декки было ужасно холодно. Я порадовалась, что не оставила внизу пиджак и шарф. Я нащупала в кармане перчатки, которые мне одолжила на зиму Сисси, но подумала, что было бы невежливо их надеть, пусть даже в присутствии всего лишь ребенка и домработницы.

– Ей не холодно? – прошептала я, потому что Декка спала.

Домработница помедлила, как будто размышляя, ответить мне или нет.

– В постели грелки, – наконец произнесла она.

Она ушла. Я села в кресло, явно предназначенное для посетителей. Я была уверена, что мистер Холмс тоже в нем сидит. Сидит часами, из которых складываются целые дни.

Декка была укутана в розовые одеяла.

Ее длинные ресницы смотрелись драматически на фоне бледной кожи. Ее волосы, такие темные, что казались почти черными, лоснились. Я подумала, что мистер Холмс, наверное, понятия не имеет, как ухаживать за волосами девочки, как вообще ухаживать за ребенком такого возраста. Я коснулась ее нежного лба. Декка пошевелилась, но не проснулась.

Если бы он вошел в комнату, пока я сидела возле его дочери, это было бы чистой случайностью. Меня невозможно было бы обвинить в чем-то дурном. Меня невозможно было бы обвинить в бесстыдстве. Это была бы совершенно случайная встреча. Я хотела снова быть рядом с ним. Я хотела, чтобы он разговаривал со мной, о чем-то меня спрашивал и отвечал на мои вопросы.

Я знала, что приду и завтра, и послезавтра тоже. Натянув перчатки, я откинулась на спинку кожаного кресла. Оно было большим и удобным, предназначенным для кого-то более крупного, чем я. Это было мужское кресло. Вся остальная обстановка была такой же, как и в домиках, – умывальник, письменный стол, туалетный столик.

На стене висела салфетка, на которой зелеными нитками была вышита молитва «Отче наш». Маму эта комната привела бы в ужас. Тут было чисто, нигде ни пылинки, но неуютно. Я сняла перчатку и пощупала одеяло Декки, верх которого был сшит из какой-то грубой ткани с широкой красной каймой. Эта комната как будто находилась вне времени, возможно, из-за скудности обстановки. Если бы не лампа, я могла бы представить, что перенеслась на сто лет назад. Отражал ли этот дом вкусы миссис Холмс или он всегда был таким, а миссис Холмс привнесла лишь незначительные детали? Картины, возможно, посуду? Мама просто не смогла бы жить в доме, который ей не принадлежит.

Примерно через час домработница проводила меня вниз, подала мне ботинки и закрыла за мной дверь, умудрившись полностью меня проигнорировать. Весь этот час Декка спала.

Я подняла глаза на окна второго этажа, надеясь увидеть мистера Холмса. Шторы были задернуты, защищая помещение от холода. Но даже если бы они были раздвинуты, освещенные солнцем окна были непроницаемы для чьих-либо взглядов.

Прошло три дня, но мистер Холмс так ни разу и не появился. Я поинтересовалась у домработницы, где он, но она лишь пожала плечами.

– Об этом надо спросить у самого мистера Холмса, – был ее ответ.

Мне почудилось, что она произнесла это с вызовом, но так ли это было? Возможно, это были нотки злорадства: как я могла его о чем-то спросить, если его не было дома, когда я приходила? Когда мы встречались в столовой (а мне показалось, что он старательно избегает этих встреч), он держался отстраненно. В конце концов я поняла, что мне не кажется, – он и в самом деле меня избегал. И тут включилось мое воображение, рисовавшее ситуации, в которых он очень хотел меня видеть, в которых нас что-то связывало. Пока я не могла сказать, что именно, я этого не знала. Если бы, выражаясь мамиными словами, я была хорошей девочкой, то заставила бы себя все это прекратить, снова начала бы жить жизнью Йонахлосси и, вместо того чтобы каждый день являться в дом мистера Холмса, стала бы ходить вместе с Сисси в Зал. Но я уже не знала, какая я девочка.

Я играла с Деккой, читала ей или пела песни. Не считая моего первого визита, она не спала. По ночам я лежала без сна. Я вставала, когда Бун начинал бросать свои камешки, и будила Сисси, резко тряся ее за плечо. Бун, такой красивый и милый, ждал Сисси в темноте, подобно ловушке, рассчитывая, что она в нее попадется. Я лежала в постели Сисси и слушала, как она на цыпочках крадется к выходу. Она это делала так громко! В эти моменты я ее ненавидела. Я ненавидела и Буна за то, что он заставляет ее вести себя, как воровка.

Я ненавидела девочек из дома Августы за то, что они находят мои визиты в Мастерс странными.

– Ты там просто сидишь? – как-то вечером поинтересовалась Мэри Эбботт, догнав меня по дороге в купальню. – Зачем?