Наездницы - Энтон Дисклофани

– Вы на нее сердитесь?

– Да, – ответил он, – конечно, сержусь.

– Не надо.

– Но, Теа, как же она поймет, что поступила дурно, если я не буду сердиться?

– Она совершила ошибку, – заговорила я, наклонившись вперед и чувствуя, как румянец взбирается по моей шее и расползается по щекам. – Ошибку! – Я думала о брате и кузене, о том, какими я их видела в последний раз. Все это было ошибкой. – Раз это стечение обстоятельств, не наказывайте ее. Она извлекла из случившегося хороший урок.

Мистер Холмс удивленно смотрел на меня. Он допил виски и поставил бокал на пол, у своих ног.

– Ты так думаешь? – Он теперь держался раскованнее, чем обычно. Алкоголь плюс отсутствие жены. – Мне хотелось бы в это верить. Но родители никогда не знают, какие уроки извлекают их дети.

Где-то хлопнула дверь, и мистер Холмс повернул голову, прислушиваясь. Он хотел встать со стула, но я схватила его за рукав. Он посмотрел на меня.

– Не надо ее ненавидеть.

– Родители не могут ненавидеть своего ребенка, Теа.

Он смотрел на меня сверху вниз, и я заставила себя выдержать его взгляд.

Он не отводил глаз, я тоже. А потом я встала и надела пальто. Внезапно я осознала, как это все неприлично. Я сидела перед мужчиной, не приходящимся мне родственником, в одной ночной сорочке, даже без халата. И все же я не хотела уходить. Я хотела остаться и быть с ним, пойти туда, куда пойдет он. Я хотела, чтобы рядом со мной всегда были мистер Холмс и его книги.

– Мне следует уйти, – произнесла я. – Простите мне мое вторжение.

Он кивнул и сделал шаг ко мне. Он стоял так близко, что я ощущала его запах, запах помады для волос. Это напомнило мне о том, как он пришел ко мне в лазарет и сказал, что я еще полюблю Йонахлосси. Он хотел меня утешить. Но я поняла это только сейчас, несколько месяцев спустя.

– Рэчел не плохая. Она совершила ошибку. А это… – он поднял глаза к потолку, как будто подыскивая нужные слова, – не одно и то же.

Сказав это, он ушел, оставив меня разглядывать его кабинет и книги. Они аккуратными рядами стояли на полках и стопками громоздились на столе. Между их страницами были заложены тонкие полоски бумаги – закладки. Одна раскрытая книга лежала на диване.

Я подошла к дивану и взяла книгу в руки, коснулась страниц, которые он перелистывал, погладила корешок. Я могла себе представить, как мистер Холмс погружается в другие миры, не покидая этого кабинета.

Глава тринадцатая

Дорогая Теа,

тебе понравилось пальто? Как вы отметили Рождество? Твой отец говорит, что нам необходимо на какое-то время уехать, но куда мы поедем? Я хочу быть только здесь. Я не чувствую себя одинокой. Твой отец работает больше, чем когда бы то ни было. Даже если все вокруг меняется, люди не перестают болеть и умирать. Мне даже кажется, что они стали это делать гораздо чаще. Болеть и умирать.

Теа, мне очень хочется тебя увидеть. Мне очень хочется, чтобы все было иначе. Я не должна была разлучаться с тобой, ведь ты еще ребенок. Вы все трое еще дети, которым пришлось так рано повзрослеть. На этом я остановлюсь. Тебя удивляет, что я пишу это? Ты не знала, что твоя мама может быть такой сентиментальной?

Я обрезала все розы, замульчировала все клумбы, удалила все сухие цветы и побеги. Я работала целыми днями. Возможно, даже слишком много. Сэм мне помогал. Твой брат по-прежнему остается твоим братом. Конечно же, это не все, что я могла бы тебе сказать, но мне больше ничего не приходит на ум. Я знаю, что ты написала ему письмо. Я знаю, что он тебе не ответил. Теа, он еще не пришел в себя. Надеюсь, я поступаю правильно, говоря тебе об этом. Я не хотела задеть твои чувства, просто пытаюсь объяснить, что чувствует он.

С Джорджи все в порядке. Сэм сказал мне, что ты о нем спрашивала.

Одевайся теплее. В этих горах так холодно. Не езди верхом слишком много. Береги свое здоровье.

С любовью, мама

Мы вместе с Сисси сидели в Зале на вытертом красном бархатном диване, и я читала мамино письмо. Я была измучена. После моего ночного визита в Мастерс прошло уже три дня, но я все еще плохо спала по ночам.

Климат Иматлы не подходил для роз. Он был слишком жарким и влажным. Но мама их обожала. Она постоянно с ними возилась, и когда они зацветали весной, это было так прекрасно, что невозможно было предположить, что им здесь не место.

Она задела мои чувства. Она знала, что она их заденет. Я была унижена, растоптана. Одно дело знать, что каждый из членов твоей семьи продолжает жить своей жизнью, и совсем другое – думать, что они все объединились против тебя.

Кэтрин Хейз начала наигрывать что-то жизнерадостное на рояле. После несчастного случая с Деккой все девочки притихли. Они плакали друг у друга на плече, расхаживали с унылым видом и бросали грустные взгляды в сторону Мастерса. Но их хватило только на один день. Сейчас Джетти стояла возле мольберта и, глядя в окно, писала акварельными красками горный пейзаж. Со своего места на диване я видела, что Марта Ладю, которая расположилась рядом с ней, лениво перелистывает страницы журнала и что пейзаж Джетти очень плох. Похоже, Марту Ладю ничто не интересовало, кроме французского языка и способов быть красивой.

На следующий день после того, как я сходила в Мастерс, мистер Холмс во время утренней молитвы сообщил всем, что Декка сломала ключицу и что она скоро выздоровеет. Обращаясь к нам, он выглядел совсем измученным. У него были усталые глаза. С тех пор он почти перед каждым приемом пищи появлялся в столовой. В его отсутствие главной была мисс Меткалф, учительница французского. Это стало причиной того, что я впервые за все время своего пребывания в Йонахлосси обратила на нее внимание. Я ее относила к категории скучных женщин, как и почти всех учительниц и девчонок. Она была некрасивой, но не безобразной, милой, но неинтересной. Должно быть, она заходила в Мастерс и общалась с мистером Холмсом. Должно быть, она его сочувственно выслушивала. Это все хотела делать я. Я хотела его утешать. Теперь я чувствовала себя так, как будто он немного мой. Он впустил меня среди ночи в свой кабинет. Он меня утешал, но мне этого было мало. Теперь я хотела большего. Больше впусканий и больше утешений.

Вчера Хенни уехала вместе с Сарабет и Рэчел. Она должна была сопровождать их во время путешествия на поезде в Новый Орлеан, где жила их бабушка и где они должны были воссоединиться с матерью. Декка не смогла с ними поехать из-за травмы. Впрочем, до отъезда обе девочки ели в общей столовой, когда там обедал их отец, и хотя я внимательно всматривалась в лицо Рэчел в поисках следов переживаний, я их не обнаружила. Более того, она была весела. Но я понимала, что все могло закончиться иначе. Я пыталась радоваться счастью Холмсов. Я пыталась сглотнуть зависть, при виде них подступавшую к горлу.