На 100 лет вперед. Искусство долгосрочного мышления, или Как человечество разучилось думать о будущем - Роман Кржнарик

Уффингтонская белая лошадь, высеченная в известняковом холме в графстве Беркшир, Англия[395]

Хотя празднества больше не проводятся, их с успехом заменило паломничество энтузиастов, которые ежегодно обновляют мел в траншеях под бдительным присмотром Национального фонда[396]. Я был там вместе с коллегами из лондонского отделения Long Now Foundation. Для нас – разношерстной команды, состоявшей из инженера-программиста, графического дизайнера, специалиста по маркетингу, экохудожника и пары ребятишек, которым представился отличный повод прогулять школу, – это был шанс испытать чувство глубокого времени. Наши мобильники были выключены, и только ритмичные удары молотков да солнце, медленно катящееся по небосводу, помогали ориентироваться во времени.

Ритуал осыпания Белой лошади мелом напоминает нам о важности заботы. Сохранение всего, что имеет для нас значение, – от культурного наследия и семейных отношений до живой планеты в целом, – требует преданности, усилий и регулярного поддержания. В противном случае начинается разрушение, системы выходят из строя и все покрывается трещинами.

Пока мы дробили мел, внося этим скромный вклад в процесс коллективного искусства, я представлял себе бесконечную цепь людей, которые веками делали то же самое в прошлом и могли бы веками делать это в будущем. Непрерывная цепь людской заботы, поддерживающая жизнь Белой лошади.

12

Путь хорошего предка

Ноябрь 2019 г. Пока я пишу эти строки, моя родная страна пылает: восточное побережье Австралии охвачено пожарами. Моему 86-летнему отцу пришлось эвакуироваться из-за угрозы возгорания его дома в Сиднее. Сейчас он задыхается от пепла, повисшего в воздухе и затмившего солнце, в то время как десятки тысяч людей стекаются в центр города, чтобы потребовать немедленных мер по борьбе с изменением климата от несговорчивого и бездеятельного правительства.

В своей книге «Необитаемая Земля» Дэвид Уоллес-Уэллс предсказывает, что XXII в. будет «веком ада»[397]. Похоже, что этот ад уже начинается.

В сегодняшнем мире неравенство только усугубляется. Около миллиарда людей страдают от нехватки еды и социальной нестабильности, но теперь им предстоит столкнуться с новым экологическим будущим: с еще более суровыми засухами, наводнениями, ураганами и, как следствие, с новыми конфликтами. Быстро приближается эра климатического апартеида, когда богатые смогут спрятаться за высокие стены, а малоимущим придется бороться за выживание.

Через 50, 100, 500 лет люди, надо думать, все еще будут жить, работать, любить и мечтать на всех континентах планеты Земля. И их жизнь будет во многом зависеть от того, что мы предпринимаем сегодня, от последствий истории, которую они унаследуют. Мы – их предки, и выбор, который мы сделаем, – политический, экологический, культурный и технологический, – неизбежно повлияет на их перспективы.

Итак, мы вполне отдаем себе отчет, что именно поставлено на карту. Так почему же мы не можем переключить внимание с сегодняшнего дня на будущее человечества? Самый простой ответ – человеческая природа: врожденная близорукость, присущая нашему зефирному мышлению. Но такой ответ многого не объясняет, ведь наш вид, при всех его недостатках, неоднократно демонстрировал способность мыслить и планировать на дальнюю перспективу, опираясь на когнитивные способности своего желудевого мышления. На самом деле существуют четыре фундаментальных барьера на пути перемен, о которых говорилось на протяжении этой книги.

Устаревшие институциональные модели

Наши политические системы плохо совместимы с долгосрочностью: и представительная демократия, и государства ориентированы на короткие временны́е горизонты и действуют, исходя из сиюминутных интересов, а не долгосрочных рисков. Отсутствуют институциональные механизмы, учитывающие интересы завтрашних поколений, которые фактически лишены права голоса. Политика позволяет колонизировать будущее.

Власть корыстных интересов

Судьба будущего определяется экономической экосистемой, ориентированной на краткосрочные выгоды и мгновенное вознаграждение, – от компаний, добывающих ископаемое топливо, до финансовых спекулянтов и интернет-магазинов. Они – источник жизненной силы глобальной экономики, помешанной на росте, который только усиливает нашу близорукость. Корыстные интересы все чаще реализуются через социальные сети, используя умные алгоритмы и другие технические средства для распространения дезинформации и влияния на результаты выборов[398].

Незащищенность в текущий момент

Долгосрочное мышление всегда будет проблематичным для тех, кто пытается хоть как-то удовлетворить минимальные насущные потребности, выживая в условиях безработицы, голода и угрозы насилия. В первую очередь это касается 230 млн мигрантов и беженцев, число которых к 2050 г. может превысить 400 млн. Большинство из них, по понятным причинам, сосредоточены на решении проблем, связанных с неопределенностью и неустроенностью в настоящем, а не на планировании отдаленного будущего[399].

Отсутствие ощущения кризиса

Несмотря на все экологические бедствия и технологические угрозы, с которыми мы уже сталкиваемся, у большинства людей – особенно тех, кто находится у власти, – нет подлинного ощущения кризиса, потребности в срочных мерах или страха, которые могли бы побудить к радикальным действиям. Мы как вид сейчас находимся в медленно закипающем котле, и нам нужен внезапный и сильный шок, чтобы успеть выпрыгнуть из него. Как сказал Милтон Фридман, один из архитекторов неолиберализма, «только кризис (реальный или воображаемый) вызывает настоящие перемены»[400].

Учитывая столь серьезные барьеры, можно ли надеяться на появление долгосрочного мышления? Чтобы получить ответ, нужно вернуться к пониманию силы идей. Идеи формируют сцену, на которой разыгрывается человеческая история. Они являются секретным ингредиентом парадигм, определяющих нашу жизнь. Милтон Фридман, безусловно, признавал преобразующий потенциал идей. Пропаганда рыночного мышления на протяжении почти полувека в университетах, аналитических центрах, газетах и политических партиях привела в 1980-х гг. к победе неолиберализма над кейнсианством и сделала его доминирующим мировоззрением нашего времени. Наши надежды на долгосрочное мышление должны быть столь же амбициозны, хотя перетягивание каната нужно выиграть у краткосрочности куда быстрее. Это борьба за человеческий разум. Если мы деколонизируем наш разум, то деколонизируем будущее, освободив его от тотальной власти текущего момента. И у нас есть все необходимые для этого инструменты: шесть способов мыслить долгосрочно.

Процесс их превращения в привычку, в то, как мы видим мир, требует переосмысления, исследования и разговоров. Поэтому ниже я привожу ряд вопросов для размышлений, относящихся к каждому из шести способов. Эти вопросы можно использовать как повод для дискуссий с друзьями, семьей, коллегами или незнакомцами. Как сказал историк Теодор Зелдин: «Удовлетворительным следует считать такой разговор, который заставляет вас сказать то, что вы никогда не говорили раньше»[401].

В основе этих вопросов лежит другой, более широкий вопрос. Мы подошли к историческому моменту, когда перед нами встает экзистенциальный выбор, который Джонас Солк называл самым важным для нашего времени: хотим ли мы оставаться обществом, движимым краткосрочным мышлением и индивидуалистическими ценностями, или же собираемся перейти ради общего блага к долгосрочному мышлению?

Даже если мы твердо решим стать