Старый дом - Михаил Климов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прохоров, не говоря больше ни слова, протянул сначала дрожащую руку к Надин, а затем, спохватившись, вторую – к Джону.
И в каждую легло по конверту, стандартному, без марок и штемпелей, и даже без логотипа какой-нибудь фирмы, в таких конвертах обычно в России раздавали «черную» зарплату.
В одном лежал листочек с бумагой середины, может быть, сороковых годов двадцатого века, в другом – несколько страниц. И бумага была другая, это Прохоров как книжник определил сразу.
Он вопросительно взглянул на гостей.
– Читайте, конечно, – улыбнулся Джон. – Мы будем ждать…
И, как ни хотелось Славе сразу взяться за письмо Надежды, он все же начал с Володиного.
Надо же какие-то приличия соблюдать, да и короче оно, явно…
81
Письмо Володи, действительно оказалось коротким:
«Если ты сейчас читаешь эти строки, значит, я все рассчитал правильно. И еще это значит, что я сегодня довольно сильно старше тебя».
Слава недоумевающее взглянул на конец текста и все понял: действительно «зятю» во время написания было уже больше семидесяти.
«Жаль, – вернулся Прохоров к письму, – что ты так и не появился тогда в Берлине – вместе было бы веселее… Ну да тебе видней, а мне никогда не узнать, что там у вас случилось…»
«И мне никогда не узнать, – подумал наш герой, – почему Бог именно так рассудил: встретиться и расстаться…»
Он взглянул на Надин: кроссовки на толстой подошве, джинсы, непонятно к какому полу принадлежащая куртка, под ней майка с каким-то университетским логотипом.
Отличная улыбка…
Нет, не Надя, хотя и хороша…
И Надя так никогда не улыбалась, так легко и радостно…
«О том, как мы добрались и устроились, – Прохоров вновь уткнулся в текст, – писать не буду, потому что давно уже написал. В тридцать втором году вышла моя книга «Путешествие сквозь…», в которой я все рассказал, как было. Окружающие считают, что это такая отличная фантастика, но мы-то (надеюсь, что найдешь эту книгу и прочтешь, хотя русского перевода в мое время не существовало, но у тебя есть либо свой английский, а я старался писать попроще, либо найми переводчика) с тобой знаем, что все изложенное – правда.
Потому что я честно там изложил нашу историю с проломом в стене и бегством в прошлое».
«Найти… – в уме сделал для себя заметку Прохоров, – и прочитать обязательно… По-английски, это, кажется, будет «Journey through…»
«Я долго думал, как дать тебе знать, что мы добрались и у нас все в порядке. Потом придумал историю с книгой Цветаевой (надеюсь, ты все понял). А затем уже решил, что просто могу написать тебе, но трюк с книгой отменять не стал – пусть ты получишь от меня несколько посланий».
«Еще раз браво… – подумал Слава. – Все остальное пришло потом, и я сам смог все это придумать бы, а вот это с «Вечерним альбомом» – верх виртуозности, и на такое я не способен…»
«Поскольку книгу ты, ни минуты не сомневаюсь зная тебя, найдешь и прочтешь, скажу только два слова о том, что произошло за последние годы.
Маринка ушла тому семь лет – рак легких. Полезный здешний воздух не оказался для нее таким уж полезным. Почему она, никогда не курившая, умерла от этой болезни, а я, всю жизнь (и сейчас, в данную минуту тоже) куривший как паровоз – живу, мне неведомо. Видно, не все нам врачи говорят об этой болезни, а может, и сами ничего толком об этом не знают…
Упокой, Господи, ее душу…
Андрюша погиб совсем недавно в войну, буквально за год до ее окончания. Он был летчик, воевал на стороне Англии (мы всего-то как два года перестали быть ее доминионом), и его самолет сбили над Ла-Маншем.
И его душу, Господи, упокой…
Жена у него была, а детей не случилось, поэтому мне сейчас приходится ей помогать. Она обретается в Бельгии, хорошая женщина, только немного глуповата, да Андрей, видимо, такую и хотел, не знаю…
Анечка вышла замуж еще до войны и уже давно живет в Америке, в Бостоне. Муж – какой-то математик, не то физик, я в этом плохо разбираюсь… В общем, он в очках и с трубкой. У них трое детей, два раза в год я летаю к ним и по месяцу мешаю их размеренной жизни. Два парня – пятнадцать и девять и общая любимица – Сюзи. Ей сейчас четыре с половиной годика.
А так, что сказать о себе?
То, что я профессор кислых щей (так, кажется, говорили в нашем детстве или я ошибаюсь?), ты и так знаешь, а в остальном – пишу что-то, собираю, ты знаешь что, доживаю…
И ни о чем не жалею, потому что человек все-таки не создан для войны и борьбы, кроме некоторых отдельных представителей, я в этом уверен. Но так и не могу понять – кто счастливей, ты или я?
Твой В.Крайстчерч. 1949 год, май».Слава поднял на гостей полные слез глаза, он только что пережил смерть дочери и внука.
– Расскажи мне еще что-нибудь, – тихо попросил он, – про твоих прадеда и прабабку.
– Он умер в пятьдесят втором, – так же тихо, но с недоумением в глазах…
… с чего это старичка так расколбасило? – сквозило в них…
… ответил Джон, – не дожив всего год до своего восьмидесятилетия… А бабушка умер…
– Про смерть бабушки он мне написал… – взмолился Прохоров. – Расскажи, как они жили…
– Ну откуда же я знаю? – удивился Джон. – Я свою родную бабушку Сюзи застал уже глубокой старухой, когда она умерла, мне и было-то всего восемь. А это ее дедушка и бабушка, так что все, что знаю, – семейное предание, а не воспоминания. Говорили, что очень была дружная семья, и все их любили… Прабабка вела дом, воспитывала детей. А прадед занимался русской литературой, он основатель кафедры славистики в университете Кентербери, ездил в Европу, дружил с многими русскими эмигрантами и помогал им. Какой-то журнал они издавали на его деньги, я сейчас выясняю – какой. Остались два чемодана разных черновиков и документов того времени и тех людей…
«Продать… – мелькнуло в голове Прохорова, но потом он сказал сам себе: – Уймись, наконец…»
Он встал, прошелся по комнате.
Две пары молодых глаз следили за ним.
«Ни фига “зять” не изменился за эти годы… Серебряный век, грустные шутки, не бросать своих…»
Он неожиданно даже для себя остановился возле Надин и погладил ее по голове. Она ободряюще взглянула на него, а он подумал, что жест получился совсем не мужской, а скорее взрослого по отношению к ребенку.
– А как Володя добился, что вы здесь? – наш герой перевел разговор, чтобы забыть и собственную сентиментальность и собственную предыдущую излишнюю тороватость, когда хотел все продать. – Каким бы хорошим человеком не был прадед, однако почти за шестьдесят лет можно легко забыть о его просьбе кого-то когда-то навестить и письмо передать…
– Он был очень богатый человек. – Джон перевел слова Прохорова девушке, а потом начал свою сагу. – Рассказывают, что прадед всегда знал, какие акции покупать и когда, поэтому наследство его по смерти оказалось огромным, просто невероятным… Даже Великая депрессия ему не помешала и он не разорился, как многие, а еще увеличил свое состояние…
82
«Понятно, – хмыкнул про себя Прохоров, – Володя просто перед отъездом выяснил, какие компании за эти годы и когда пойдут вверх, а какие и когда вниз. Ай, молодец, все-таки не зря я им так восхищался. Легко играть на бирже, когда имеешь такую информацию, но вот подготовиться и так подготовиться к этой игре – это надо сообразить…»
– Ну, и что? – спросил он вслух. – Какое отношение его богатство имеет к твоему визиту?
– Он, умирая, – Джон грустно усмехнулся, – распорядился, чтобы все наследство было поделено пополам. И одна половина распределена между родственниками, а вторая лежала в банке, пока точно в 2013 году, точно двадцать третьего июля тебе не будет вручено это письмо. Так что я от тебя теперь должен получить свидетельство, что письмо передано лично в руки. Надо идти к нотариусу или в посольство, составлять документы, заверять. Или ты сам поедешь со мной в Бостон, там все тебя ждут, и там подтвердишь, что все условия по воле завещателя исполнены.
– Узнаю брата Колю… – не зная то ли радоваться, то ли печалиться сказал наш герой. – Никого не оставил без денег, но и меня, грешного не забыл. А велика ли сумма оставшегося наследства?
– Точно никто не знает, – развел руками Джон, – но те, кто понимает, оценивают со всеми процентами, набежавшими за эти годы в восемьдесят-девяносто миллионов долларов…
– Фига себе… – выдохнул Прохоров. – Так вы и в банке, наверное, не были, зачем вам такие мелочи?
– В каком банке?…
– В банке для вас прадед оставил еще деньги… – начал объяснять Слава. – Вы должны были сегодня прийти в камеру хранения Белорусского вокзала, в ячейку номер девятьсот два, открыть ее, код – 0508, и достать оттуда ключ от банковского сейфа и записку – какой это банк и где он находится…
– Просто детектив… – восхищенно сказал Джон и начал переводить Славины слова девушке.
– Затем вы должны были пойти в этот самый банк, – продолжал Прохоров, – открыть сейф и получить деньги.
