Старый дом - Михаил Климов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда ему, Славе, не только не нужно искать своих родственников на вокзале, а надо, наоборот, все время сидеть в своей квартире, сидеть безвылазно и ждать, когда они позвонят в дверь…
Однако, сделав несколько шагов в сторону дома, Прохоров остановился опять, потому что ему пришло в голову, что если он ошибся, то тогда точно пролетает со свиданием… Потому что, если Володя пра… внуков к нему не послал, а в банк и на вокзал послал, то он, Слава, теряет единственную хоть как-то надежную точку встречи. И тогда ищи их по всей Вселенной…
И наш герой сделал несколько шагов в сторону метро…
Но поверить в такое тупоумие Володи Прохоров все-таки не мог.
Точность всех предыдущих ходов «зятя», начиная от самой идеи переселения в патриархальные, как он говаривал, «вегетарианские» времена, и кончая книгой Цветаевой с автографом, убеждали Прохорова, что Володя не мог не послать кого-то навестить дедушку. И значит, надо идти домой…
И тут ему пришла в голову совсем простая мысль: что же он, идиот (хлопок себя по лбу), не оставил ни на вокзале, ни в банке записку со своим адресом и телефоном? Тогда бы (еще хлопок) не надо было метаться в сомнениях, а спокойно сидеть дома…
Танцы на бульваре продолжались еще некоторое время, до тех пор, пока Слава, взглянув на часы, не обнаружил, что на вокзал можно уже не ехать. Потому что он еще вчера решил, что, если ехать – то с ранья, иначе просидеть там целый день после того, как внуки (разрешите автору так именовать виртуальных родственников Прохорова во избежание бесконечных «пра» и полной неразберихи в этих самых «пра») забрали ключ, вообще идиотизм.
Можно, конечно, было приехать на вокзал и начать с обследования ячейки – дескать, если ключ на месте, то внуков еще не было. Но представьте себе ситуацию, что он, Слава, открывает эту самую ячейку и заглядывает внутрь, а в это время приезжий из Новой Зеландии, привыкший там у себя к правильному порядку всего на свете, заходит в пространство между камерами и видит, что кто-то открыл его дверцу.
Что он сделает по своим дурацким, новозеландским традициям?
Правильно, вызовет ментов…
Вот будет хорошая встреча поколений…
Вот черти, да и соседи по камерам будут радостно хохотать, видя такую картинку встречи родственников через столетия…
Поэтому проверять ячейку надо было со всяческой осторожностью, а лучше вообще этого не делать…
А тут натопал он уже почти час, и ехать смысл отпал совсем…
И Прохоров вернулся домой.
Аккуратно закрыл дверь…
Сел к компу, начал автоматически, чтобы убить время, просматривать ненужные новости.
И задумался, чем же ему еще заняться в ожидании…
И вдруг понял странную вещь: впервые в жизни ему нечего было делать.
Нет, конечно, какие-то дела еще остались:
– решить вопросы с Горохом,
– забрать бабочку у Матвеича,
– позвонить, наконец, Юрке, чтобы он занялся описанием книг…
Хотя последнее нужно было делать только после того, как решится первое. Довольно странно выглядела бы картинка: Прохоров, с паяльной лампой в заднице, решает вопросы с описанием книг того, кто эту лампу ему туда вставил…
Все так, но речь автор вел не об этом, когда рассказывал, что Прохорову делать на земле вдруг стало нечего.
Просто не надо вдруг стало зарабатывать деньги, потому что и те, что есть, неизвестно куда девать…
Просто не надо думать, где найти хорошего врача для внезапно заболевшей Анечки…
Просто не требовалось мучительно думать, что подарить «зятю» на день рождения, если у него есть все, что Прохоров мог достать, а то, чего у Володи не было, то и найти нельзя было…
И тут на середине мысли в дверь позвонили.
Прохоров подскочил со стула, зачем-то одернул рубашку навыпуск, зачем-то пригладил короткие волосы и на негнущихся ногах, с прерывистым дыханием и бешено бьющимся сердцем, рванул, побежал, поплыл, потащился открывать.
Открыл.
На пороге стоял молодой красивый парень в джинсах, в теплой клетчатой рубахе, с американской улыбкой на лице.
А чуть позади, за правым плечом парня – Надежда.
80
Юноша, увидев изумленного Прохорова, еще шире улыбнулся и сказал на не очень чистом русском языке:
– Здравствуйте, I need… Я хотел видеть мистер Прохорофф…
Слава кивнул и, не сводя глаз с женщины, ответил на почти такой же странной смеси:
– It’s я…
«Она? Откуда и как?»
– Можно нам come in? – в глазах парня сквозило любопытство. – Меня звать Джон… А это Надин…
– Of course, да… – голова у Прохорова вообще пошла кругом, когда он услышал имя девушки, и он, в принципе неплохо говорящий на этом всемирном языке, вдруг заговорил на той же страной смеси, что и гость: – You can speak по-английски, я немного understand…
Он уже увидел, что женщина, которую он вместе с парнем так и держал на пороге просто потому, что забыл сделать шаг в сторону и загораживал проход, несколько моложе, чем его любимая…
Она стояла и тоже улыбалась, только в отличие от парня улыбка ее была не такой плакатной и, как бы это сказать, видно было, что девушка не все понимает.
– Милости просим… – почему-то сказал Слава.
И наконец сделал шаг назад и в сторону.
Гости вошли.
Джон, все так же улыбаясь, аккуратно закрыл за собой и Надин дверь. А она посмотрела на него, потом перевела взгляд на нашего героя, увидела его растерянность и кивнула ободряюще.
Теперь они стояли в крохотной комнатке, которая честно служила нашему гостю прихожей.
– Проходите, please…
Совершенно ошалевший Прохоров в растерянности замер теперь уже на пороге «гостиной», не зная, что делать дальше. У него было только два стула и, когда приходили Маринка с Володей, хозяин просто садился на свою постель.
Но можно ли так вольно себя вести при других гостях…
Таких гостях…
Однако предложить им сесть обязательно нужно, остатком сознания Прохоров это понимал…
Он придвинул Джону колченогий компьютерный стул, а для Надин подогнал свой, единственный нормальный.
– Sit down, пожалуйста…
– Спасибо… – на почти чистом русском сказала девушка и явно обрадовалась тому, как у нее это хорошо прозвучало.
А он подумал:
«И голос похож…»
– Надин совсем не знает your language, – начал объяснять за нее Джон, – поэтому мало говорит.
– Понятно… – закивал головой наш герой.
А то он уже начал опасаться, не случилось ли чего с девушкой, раз она все время молчит.
– Вы можете говорить по-английски, – он повернулся к ней, в надежде услышать еще раз этот голос, – I understand…
– I see…
Тут автор вынужден прерваться и попросить у читателя прощения за то, что ему лень и дальше передавать тот странный язык, на котором происходило это общение. Вместо плохого русского Джона, несколько лучшего английского Славы и отличных родных для трех носителей, хочу передавать их беседу обычным нашим языком. Мне полегче, не надо возиться ни с фонетикой, ни с грамматикой, да и читателям выигрыш – не нужно напрягаться, чтобы понимать, о чем идет речь.
Однако прошу помнить, что разговоры все-таки шли на смеси двух языков. И нормального взаимопонимания удавалось добиться только с помощью жестов, улыбок и сильного желания этого самого взаимопонимания достичь.
Ладно, все это неважно – к делу…
Гости расположились на двух стульях, Слава остался стоять, посматривая на свою Надю.
Очень похожа, но, наверное, все-таки не она: намного моложе, лет двадцать всего и как-то ухоженнее…
Наверное, Надежда была такой лет за десять до их встречи, да еще, если вычеркнуть из жизни ту трагедию, которая ее так мучила.
– У меня для вас, – начал Джон, улыбаясь еще шире, хотя перед этим казалось, что шире уже невозможно, – есть письмо…
– Спасибо… – ответил Прохоров.
Чего-то подобного он и ждал, вряд ли Володя через такое временное пространство (или расстояние?) решился бы передавать на словах что-то осмысленное и хотя бы поэтому длинное.
Точно бы растерялось за годы, пришли бы какие-то куски…
Да еще на таком русском…
– И у нее есть для вас письмо… – продолжил гость и опять с любопытством посмотрел на хозяина.
(Прошу помнить о странном языке.)
– Вы вдвоем привезли мне одно письмо? – не понял Слава.
«Она явно родственница моей Нади, иначе откуда такое сходство. Но вот кто она и как они вместе с этим Джоном?»
Прохоров даже не понимал, что сейчас воспринимает своего прямого потомка как соперника в неведомой борьбе.
– У нее, – гость несколько невежливо (с точки зрения нашего героя), показал на девушку, – письмо от ее двоюродной, – он поднял руку и показал четыре пальца, – прапрапрабабушки. А у меня – тут он поднял другую руку и показал другие четыре пальца, – от моего прямого прапрапрапрадедушки…
«Ах вот оно что, – догадался Слава, – это Надина племянница, только через несколько поколений… Но я так и не знаю, как они встретились?»
Прохоров, не говоря больше ни слова, протянул сначала дрожащую руку к Надин, а затем, спохватившись, вторую – к Джону.
