Любить Джона: Нерассказанная история - Мэй Пэнг

По дороге назад в Лос — Анджелес я изо всех сил старалась скрыть свои раны, но у меня было нервное потрясение.

Следующие несколько дней прошли очень спокойно, и Джон был со мной мягок и любезен. За тем у него возникла неожиданная идея.

«Где — нибудь должен быть приют для старых рок — н-ролльщиков. Чтобы, когда мы все свихнемся, нас можно было там разместить по палатам.» Он секунду поразмыслил. «Давай откроем приют. Нам всем надо арендовать дом и жить вместе. Там мы сможем видеть Гарри, экономить деньги и следить, чтобы все музыканты приходили в студию вовремя, когда будем работать над альбомом Гарри.»

Я просто содрогнулась от этой мысли. Тем временем Джона рассказал Гарри, которому, естественно, эта идея очень понравилась, и он, всегда организатор, попросил Брюса Грэкала подыскать дом. До того, как я узнала об этом, Джон и Гарри пригласили жить с нами Ринго, Кита Муна, Хилари Джерарда и Клауса Формана с его подругой Синтией Уэбб.

Джон любил океан и хотел жить возле него, и через пару дней был намечен один большой дом на Санта — Моника Бич — дом с пятью спальными комнатами. Мы съездили посмотреть на него. Это был большой, просторный, двухэтажный дом с бассейном позади, и от него был прямой доступ к пляжу. На первом этаже находилась кухня, столовая, маленький кабинет, а также большая гостиная, в которой помещались рояль и биллиардный стол. Спиральная лестница вела в спальные комнаты и небольшой рабочий кабинет. Агент по найму жилья сказал нам, что дом был построен Луисом Би Мейером, и в нем однажды жил Питер Лофорд. Ходили слухи, что здесь проходили любовные свидания Мэрилин с Джоном и Бобом Кеннеди. Джон был заинтригован тем, что мы будем спать в той самой спальне, где, якобы, все это и было.

В вечер нашего переезда я сказала Джону: «Знаешь, Джон, март был немного безумным. Я надеюсь, что апрель будет несколько приятней.»

Он засмеялся. «Что ты будешь делать, когда мы все одновременно спятим?»

Мое лицо, должно быть, стало пепельного цвета. Джон обнял меня и тихо сказал: «Не бойся. Теперь я не собираюсь сходить с ума. Что я собираюсь делать, так это закончить ебучий альбом Гарри.»

Несмотря на то, что Джон сказал мне, я была уверена, что вселяюсь в приют для сумасшедших. Однако, обнаружилось, что жильцы нашего пляжного дома могли быть безумными только ночью. Скованные дневным светом, они оставались спокойными и тихими до заката. Рано вечером мы все устремлялись в студию и записывались до одиннадцати или двенадцати. К полуночи Гарри, Кит и Ринго горели энергией и обычно отправлялись в «Рейнбоу» или «Он зе Рок», чтобы вернуться к рассвету.

Джон, однако, не ходил с ними и поэтому не позволял себе выходить из — под контроля. Моя жизнь на побережье была много, много легче, чем я ожидала.

Джон мог сомневаться в своем пении и игре и быть недовольным тем, что до сих пор еще не выпустил своего сольного альбома, который стал бы номером один, но он, как всегда, был в отличной форме и настроении в студии. Сессии с Нильсоном не были исключением. Джон добивался, чтобы каждый музыкант понимал его цель и что от него требуется. Во время тех записей, хотя материал был недостаточно отработан, Джон распоряжался всем сам. Все были в таком восторге, что никто, похоже, не чувствовал, что результаты были вовсе не такими, какими они могли быть — даже Джон. Тот факт, что Джон был в отличной форме и много работал, но не понимал, что альбом не удавался, удивлял меня. Я предположила, что у него было что — то на уме, о чем он умалчивал. Так или иначе, сказала я себе, с такими способными музыкантами альбом должен будет получиться.

Поскольку все любили Джона и были рады жить с ним, в нашем доме царила хорошая атмосфера. Когда мы вселились, мы с Джоном заняли спальню хозяев, а Клаус Форман с Синтией Уебб поселились в такой же крохотной спальне рядом с Китом, в то время, как Гарри и Хилари заняли две маленькие спальни на другом конце этажа. Ринго, однако, хотел спальню рядом с ванной комнатой, поэтому мы переделали рабочий кабинет через холл от нас в спальню для него. Единственной декорацией в этом кабинете была фотография Джона Ф. Кеннеди в рамке. Ринго, которому не нравился дневной свет, все время держал шторы задернутыми. Я в шутку назвала его спальню «мрачный кабинет».

В доме была постоянная прислуга — мексиканская чета по имени Армандо и Нита. Я была в восторге, ибо в противном случае я бы закрутилась в хлопотах не только о Джоне, но и остальных. Армандо и Нита не очень хорошо говорили по — английски, но у них был большой опыт по уходу за большим домом. Для них было много работы, так как все гости, как и Джон, привыкли жить в отелях или к домашнему обслуживанию. Они никогда не вешали свою одежду, никогда не заправляли свою постель, никогда не стирали и даже не кипятили воду для чашки кофе. Они привыкли к круглосуточному обслуживанию, как к само собой разумеющемуся в своей жизни, и ждали, что их комнаты будут убраны, белье постирано и еда готова в любое время дня и ночи.

Армандо и Нита стали своего рода эквивалентом прислуги в отеле. «Я голоден, Армандо», — было все, что вам надо сказать, и Армандо мгновенно выдавал тарелку свиных отбивных с горячим чилийским соусом или вкуснейшей мексиканской колбасой и яйцами. Супружеская пара, похоже, с удовольствием кормила наших мужчин, которые никогда не думали о еде до того, как проголодаются, и были рады, что есть кому их кормить.

Обычно первыми вставали Клаус и Синтия. Они были вегетарианцами и поэтому сами готовили себе. Покончив с завтраком, они проводили утро, плавая в бассейне.

Следующей вставала я (обычно около десяти), а за мной через час — Джон. Потом вставали Ринго и Гарри. Они всегда выходили в купальных халатах и в темных очках. Ринго смотрел вверх, щурился и говорил: «Не выношу дневной свет». Выпив кофе они тащились к бассейну и, тихо сидя там, пытались очухаться после своих ночных кутежей. И когда наконец к ним присоединялся Кит, наш дом весьма походил на убежище рок — н-ролльщиков.

Самым красочным было появление Кита Муна. Он надевал на голое тело длинный кожаный плащ коричневого цвета и с разрезом, так что когда он поворачивался спиной, его голая задница была у всех на виду. Потом он надевал высокие до икр ботинки и длинный белый шарф. Он также делал на голове прямой пробор и прилизывал волосы. С дипломатом в руке, Кит спускался по лестнице.

Как только Джон замечал его появление, он церемонно вставал. «Барон поднялся. Как вы сегодня, барон фон Мун?»

«Отлично, мистер Леннон, отлично.» Затем Муни приветствовал всех, кто уже встал и возвращался к себе, чтобы переодеться в джинсы. Когда он появлялся вновь, одетый и выпивший, Кит уже говорил со скоростью сто двадцать слов в минуту.