Сиротка. Расплата за прошлое - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Что случилось? — воскликнула она. — Тошан, Одина, скажите мне прямо сейчас, иначе я не смогу сделать ни шага, у меня сердце разрывается.

— Шарлотта страдает душой и телом, — ответил тот. — Она уже не знает, что и думать. Оставь ее! Не волнуйся, Адель жива. Я потом тебе все объясню. Потерпи немного.

С этими словами он отправился дальше, с застывшим лицом, затуманенным взглядом. Одина покачала головой и, приложив палец к губам, дала понять Мадлен, что ничего не скажет.

Вскоре печальная процессия прибыла на лужайку у дома, еловые стены которого сияли на солнце. Акали отодвинула штору, чтобы взглянуть на прибывших, но на улицу выходить не стала, следуя наказу своей приемной матери. Минуту спустя Мадлен уже входила в дом, поддерживая за талию Шарлотту. На будущую мать было больно смотреть, ее живот был просто огромен.

— Я тебя уложу прямо сейчас, — мягко, но в то же время настойчиво сказала Мадлен. — Скоро начнутся роды. Бабушка Одина будет с тобой, ничего не бойся.

— Я хочу, чтобы Людвиг был рядом, а его не будет! О Господи, я уже достаточно наказана!

— Не говори глупостей, — ответила индианка. — Никого здесь не наказывают.

В ответ Шарлотта жалобно всхлипнула. Она позволила увести себя в большую спальню, обычно предназначенную для Эрмин и Тошана. Мадлен помогла ей раздеться, протерла щеки и виски салфеткой, смоченной в одеколоне, и расчесала ее черные кудри.

— Где Людвиг и Адель? — наконец осмелилась спросить она. — Пока я дождусь объяснений своего кузена, я с ума сойду.

Шарлотте, лежавшей на чистых простынях, с причесанными волосами, казалось, что она возрождается к жизни. Рассеянно глядя перед собой, она глубоко вздохнула и заговорила.

— Это было ужасно, — призналась она. — Агония Шогана, несколько часов страданий! И моя маленькая девочка, моя Адель, лежащая без сознания в лихорадке. Снадобья бабушки Одины не помогали. Когда появился Тошан, мы все были в глубоком отчаянии, не зная, что делать. Но тут произошло чудо, да, настоящее чудо. На следующее утро над стойбищем пролетел гидросамолет, из тех, что развозят туристов по району. Аранк и Тошан бросили листьев в костер. Поднялся густой белый дым. Они принялись махать руками, подавать знаки. Пилот смог приземлиться чуть дальше, на небольшом озере. Тошан вскочил на коня и помчался туда.

— Но зачем? — спросила Мадлен, слишком расстроенная, чтобы вникнуть в ситуацию.

— Он хотел, чтобы эти люди отвезли Адель в больницу. Ее состояние ухудшалось. Потом все произошло так быстро. Из-за своей беременности я не могла сесть в этот самолет, поскольку в нем сильно трясет. Поэтому полетел Людвиг. И теперь я не нахожу себе места от страха, ведь я ничего не знаю ни о своем ребенке, ни о любимом мужчине. Если в Робервале узнают, что он немец, к тому же военнопленный, его тут же арестуют.

Молодая мать разрыдалась и протянула руки к Мадлен, которая обняла ее и принялась убаюкивать на груди.

— Держись, Шарлотта, держись! — сказала она. — Господь милосерден. Даже если ты сейчас в этом сомневаешься, я уверена, что все образуется.

— Как с Шоганом, твоим бедным братом? Он ужасно страдал, пока не отдал душу Богу. Мне до сих пор мерещится этот хрип, вырывающийся из его горла. Он неотступно преследует меня.

Было жестоко со стороны Шарлотты упоминать об этом, но Мадлен не стала ее упрекать. Шоган отныне покоился с миром, освободившись от страшных болей, терзавших его.

— Мой брат не верил в Господа нашего Иисуса Христа, — твердым голосом произнесла она. — Тем не менее я буду молиться за его спасение, чтобы он смог подняться на небеса. А ты Шарлотта, должна немного поспать. Адель в больнице, в безопасности. Там ее обязательно вылечат.

В соседней комнате Тошан вкратце рассказал то же самое Мукки и Акали. Он посадил на колени Констана, испытывая невероятное облегчение оттого, что его младший сын почти оправился от болезни.

— Эпидемия накроет всю страну! — внезапно сказала бабушка Одина на языке монтанье.

Все ее поняли, поскольку Мукки тоже знал язык своих предков по отцовской линии. Но Акали воскликнула:

— А где же Аранк? И ее дети?

— Ее муж увел их высоко в горы, где у него есть надежное убежище. Он опасался заражения. А теперь я должен предупредить Эрмин, чтобы она приехала как можно скорее и успела к родам Шарлотты. Где Киона?

Мадлен присоединилась к ним. Услышав вопрос, она устало махнула рукой в сторону леса.

— Сердце Кионы переполнено возмущением и печалью.

Чтобы не задевать религиозных верований Акали и Мукки, она не решилась добавить, что девочка отвергает Бога и все божественные силы вселенной.

— Разумеется, — жестким тоном отрезал Тошан. — И я ее за это не осуждаю. Я и сам в конце войны потерял веру в человеческую доброту. Могу привести в качестве примера разрушения, вызванные двумя атомными бомбами, которые американская армия сбросила на Японию. Это просто чудовищно!

— Одни вели себя, как звери, другие сражались за справедливость, кузен. Не будь слишком строг.

Они некоторое время пристально смотрели друг на друга, затем опустили глаза. В эту секунду в комнату на цыпочках вошла Киона. Она была мокрой с головы до ног. С ее волос стекали струйки, одежда отяжелела от воды.

— Ты где была? — удивилась Акали.

— Купалась в речке, — с вызовом ответила девочка. — Это не запрещено. Тошан, ты позаботился о Фебусе? У него есть овес и чистая солома?

— Я все сделал, — сказал Мукки. — Твой конь даже не вспотел. Ему было приятно немного размяться.

Киона молча кивнула и исчезла в комнате, которую обычно делила с близняшками.

— Мне жаль эту девочку, — сказал Тошан. — Я бы не хотел находиться в постоянной связи с духами мертвых, предвидеть и предчувствовать события. Жизнь и без того достаточно тяжела.

— Мама, я могу пойти и утешить Киону? — спросила Акали.

— Конечно иди!

Бабушка Одина сочла нужным высказать свое мнение. Она сделала это на безупречном французском языке.

— Киона получила свой дар от Великого Духа, поэтому ее не нужно жалеть. Превратившись в женщину, она станет солнцем на этой земле, находящейся во власти тьмы и зла. Ее свет утешает нас с самого ее рождения.

Она многозначительно прикрыла глаза, после чего сообщила, что проголодалась. Мадлен испытала настоящее облегчение, готовя еду. Ее сердце болело при мысли о Шогане, похороненном Тошаном под высокой елью. Она пообещала себе отправиться зимой на его могилу и украсить ее белыми камнями и небольшим крестом.

Сойдя с поезда, Эрмин оставила чемодан в камере хранения и сразу же пошла на почту. Она позвонила мэру Валь-Жальбера, чтобы попросить его передать сообщение для своих родителей. Поздоровавшись с ней, Вэлли Фортен поспешил рассказать ей о последних событиях.

— Отправляйтесь скорее в больницу, мадам Дельбо. Ваша мать со вчерашнего дня находится там у постели маленькой девочки, Адели. Бедняжка больна полиомиелитом.

Он еще о чем-то говорил, но Эрмин завершила разговор. «Что это значит? — испуганно подумала она, выходя на улицу. — Почему мне ничего не сообщили?»

Молодая женщина ускорила шаг. Она дремала всю дорогу, в мучительном состоянии тревоги. Никогда еще поездка не казалась ей такой долгой. Сейчас, столкнувшись с угрозой неведомой и опасной болезни, она хотела бы немедленно увидеть Констана, своих дочерей и мужа. Она испытывала настоятельную потребность собрать вместе всех близких, заботиться о них, выражать им свою любовь.

«Пока я прохлаждалась в Квебеке, в моей семье случилось несчастье. Родольф Метцнер обращался со мной как с принцессой, и мне нравились его экстравагантные идеи и вкус к роскоши».

С озера Сен-Жан дул свежий ветер, неся с собой терпкий запах полей, лесов и родниковой воды. Родина приветствовала ее Я больше отсюда не уеду. Все, хватит, я отказываюсь от своей карьеры, — подумала она. — Война разлучила меня с Гошаном, а теперь, вместо того чтобы целыми днями быть с ним, я планирую другие поездки, надеюсь на новые контракты и подпадаю под обаяние очередного мужчины».

Эти мысли с оттенком вины не давали ей покоя, убеждая, что настало время действовать, изменить ход судьбы. Но, подходя к больнице, она не смогла сдержать слез тревоги.

«А вдруг Адель умерла?» — пронзила ее ужасная мысль. Однако внутрь она вошла без колебаний, готовая к самому худшему. В просторном вестибюле царило привычное оживление: взад-вперед сновали монахини в черных накидках и белых платьях и медсестры в халатах и чепчиках. В воздухе стоял резкий запах дезинфицирующих средств и мыла. Эрмин спросила, где находятся детские палаты.

— На втором этаже, мадам.

Молодая женщина поспешно поднялась по лестнице. На лестничной площадке первой, кого она увидела, была Лора.