Сиротка. Расплата за прошлое - Мари-Бернадетт Дюпюи

Поглощенная работой и мыслями о родных, певица относилась к нему как к новому другу, галантному и предупредительному, который, тем не менее, не переходил границ и не пытался за ней ухаживать. К тому же они планировали заключить контракт, по которому Метцнер становился ее импресарио, заменив, таким образом, Октава Дюплесси, унесенного из мира живых вихрем войны.

«Почему ее так долго нет? — забеспокоился Метцнер. — Только бы она не вздумала звонить в Валь-Жальбер!

Он встал и быстрым шагом подошел к балюстраде террасы неподалеку от их столика. Там он разорвал телеграмму на мелкие клочки и бросил их в пустоту. Ветерок с озера подхватил их, и, пролетев несколько метров, они мягко опустились на землю, став почти невидимыми. Родольф обернулся и увидел Эрмин. Она шла к нему, восхитительно грациозная на своих высоких каблуках.

— Что ж, дорогой друг, — позвала она, — не хотите ли допить свой чай?

— Уже иду! — ответил он, с облегчением увидев ее улыбающейся и расслабленной. — Вы говорили с матерью?

— Нет, я не смогла дозвониться до нашего мэра, месье Фортена.

Они снова сели за столик, Эрмин в задумчивости, Метцнер — успокоившись. За соседним столиком элегантные дамы разговаривали и смеялись нарочито громко, в надежде привлечь внимание мужчин. Метцнер бросил на них раздраженный взгляд, затем с восхищением посмотрел на Эрмин.

— Значит, вы готовы сыграть Мими еще раз? — ласково спросил он.

— Да, но меня удивляет энтузиазм публики. Столько выступлений у меня еще не было. Лиззи, наша бессменная помощница режиссера, утверждает, что зрители приезжают даже из Монреаля.

Они продолжили разговор о том, что вдохновляло их обоих, — об опере и, в частности, о произведениях Джакомо Пуччини, их любимого композитора. Но спокойствие долго не продлилось. Эрмин внезапно замерла, приоткрыв рот, дыхание ее участилось. Она была в солнцезащитных очках, так что собеседник не увидел паники в ее прекрасных глазах.

— Что с вами? — встревожился он.

— О Господи! Нет… — пробормотала она вместо ответа.

Перед ней только что появилась Киона: на ее очаровательном личике, испачканном пеплом, слезы оставили светлые дорожки. Девочка рыдала, стоя на берегу реки. Одновременно внутри Эрмин вибрировал ее голос: «Шоган умер, Мин, возвращайся скорее! Ты нужна мне!»

— Я должна сегодня же уехать, — сказала она ошеломленному Метцнеру. — Умоляю вас, помогите мне. Сейчас я позвоню директору Капитолия, пусть он вызовет Каролину Робертс — она уже меня замещала. Мне нужно такси, чтобы я могла заехать на улицу Сент-Анн и забрать свой чемодан. Поезд отправляется в конце дня, я знаю расписание наизусть, ведь я так часто езжу по этой ветке! Господи, если бы я только знала! В нашу семью пришла смерть. Родольф, я видела Киону, там, на берегу реки. Она нуждается во мне.

— Но вы же не собираетесь уехать вот так, основываясь лишь на галлюцинации! — возмущенно воскликнул он. — Простите, на видении!

— Это не просто видение. Я ведь вам объясняла. Киона умеет перемещать свой образ в пространстве, это ее дар. Брат моей подруги Мадлен умер, понимаете? О, я теряю драгоценные минуты!

Он удрученно кивнул, понимая, что не может оставить ее без помощи.

— Хорошо, я все сделаю, чтобы ускорить ваш отъезд. Разумеется, это очень плохая новость…

Родольф утратил привычное красноречие. Его богиня готовилась вот-вот исчезнуть из его жизни. Он был сражен наповал, подавлен.

— Я думал, мы поужинаем после вашего выступления, — тихо добавил он.

Молодая женщина бросила на него отсутствующий взгляд. Для нее больше ничего не имело значения, кроме отчаянного зова Кионы. Живописный пейзаж, царящее вокруг оживление, роскошный чайный сервиз — все это внезапно поблекло, словно покрылось пеплом, как лицо девочки. Эрмин казалось, что она погрузилась в густой туман, и она испытывала почти болезненное желание сократить расстояние и перенестись к своей драгоценной младшей сестренке.

— Мне плевать на ужин и на выступление! — отрезала она. — Простите мою откровенность, но моя настоящая жизнь — там, около моего мужа, наших детей, моей семьи… И Шоган был частью этой жизни.

Метцнер выдавил из себя учтивую улыбку, позвал официанта и расплатился по счету. Его лицо выражало несколько притворное сочувствие, поскольку он никак не мог смириться с таким ударом. Напрасно он спрятал телеграмму, пытаясь обмануть судьбу.

В такси Эрмин не проронила ни слова. Это не было холодностью, она просто боролась с гложущей ее тревогой.

— Я словно сижу рядом с очаровательным призраком, — произнес он. — Дорогая мадам, я бы очень хотел поддержать вас в этом испытании, но увы! Я не знаю, как это сделать. Я благодарен вам за эти несколько дней, полных радости и легкости. Мне понятно ваше горе, но позвольте хотя бы попросить вас не отказываться от наших проектов. Ваша карьера обещает резко пойти вверх — я об этом позабочусь.

— Спасибо, Родольф. Не волнуйтесь, у меня есть ваша визитная карточка со всеми номерами телефонов. Я тоже хочу записать эту пластинку и обязательно свяжусь с вами в скором времени, если, конечно, на мою долю не выпадет новых испытаний. Эта смерть выбила меня из колеи. Шогану было всего тридцать четыре года. Что произошло? Несчастный случай или болезнь? Я ничего не знаю! Мы не так часто виделись, но я ужасно расстроена.

Молодая женщина на секунду закрыла глаза. «Сколько раз на берегу прекрасной реки Перибонки я пела для Шогана, бабушки Одины, Аранк и ее детей! Они слушали меня, восхищенные и счастливые, в свете большого костра, который разводил Тошан. Где ты, Тошан? Я так мало думала о тебе в последние дни, да, так мало…»

Родольф Метцнер осторожно, кончиками пальцев, взял ее за руку.

— Держитесь, однажды вы будете счастливы и горе перестанет для вас существовать, — сказал он. — Вы звезда, луч света на этой земле.

— Это очень мило с вашей стороны, но жизнь состоит из радостей и бед, — ответила Эрмин, мягко убирая руку. — Я давно уже не верю в лучшие миры. К тому же на земле столько людей, которым гораздо хуже, чем мне!

Они обменялись долгими взглядами. Эрмин плакала. Метцнер не решился вытереть ей слезы. Он побоялся, что она отстранится.

— Я никогда вас не оставлю, — пообещал он. — Считайте, что вы нашли своего ангела-хранителя.

Ей захотелось его поцеловать, забыться в запретном поцелуе. Этот мужчина волновал ее особым образом, более утонченным, сокровенным, отличающимся отвлечения, которое она испытывала к Овиду Лафлеру.

— Мне не терпится оказаться рядом с мужем, — сказала она, словно пытаясь спрятаться за этим щитом от собственной слабости. — Я обязательно познакомлю вас с ним, с моим Тошаном, повелителем лесов, как назвала его одна подруга-журналистка.

— Повелитель лесов, — тихо повторил Родольф. — Буду рад и польщен.

Как истинный джентльмен, он сумел утихомирить поднимающуюся в нем бурю ревности. Эрмин ничего не заподозрила.

Два часа спустя они расстались на платформе вокзала.

Мукки бегом спустился по склону. Тошан остановился, держа Фебуса за поводья. Конь заметно нервничал, издавая недовольное ржание. Привыкнув скакать во весь опор с Кионой на спине, он с трудом приноравливался к медленному шагу. Бабушка Одина выглядела глубоко опечаленной. Она, словно мул, была нагружена громоздкими вещами — тюками с мехом, кухонной утварью и холщовыми мешками. Шарлотта беззвучно плакала.

— Папа, — позвал подросток, — где Людвиг и Адель?

— Я все объясню вам позже, — ответил Тошан. — Возвращайся домой, сынок, подготовь сарай для коня. Там есть мешок с зерном. Поставь также ведро с водой. Беги, прошу тебя.

Несмотря на разочарование, Мукки поспешил подчиниться. Тем временем к группе подошла Мадлен. Тошан обнял ее и поцеловал в лоб.

— Шоган покинул нас, — сказал он. — Думаю, его поразила та же болезнь, что и детей, но его организм не справился[25].

— Я знаю, — ответила молодая индианка. — Киона сказала мне.

— Разумеется. Пойдем скорее домой, Шарлотта держится из последних сил.

В порыве искреннего сострадания Мадлен хотела взять за руку беременную женщину, выступающий живот которой обтягивало ситцевое платье, серое, грязное, залатанное. Но та устало оттолкнула ее.

— Не нужно меня жалеть, — сквозь зубы процедила она с непроницаемым лицом. — Ты сейчас начнешь твердить, что на все воля Божья. Я не хочу этого слышать.

От этих слов внутри у Мадлен все оборвалось. Она подумала о худшем. Неужели Адель тоже умерла?

— Что случилось? — воскликнула она. — Тошан, Одина, скажите мне прямо сейчас, иначе я не смогу сделать ни шага, у меня сердце разрывается.

— Шарлотта страдает душой и телом, — ответил тот. — Она уже не знает, что и думать. Оставь ее! Не волнуйся, Адель жива. Я потом тебе все объясню. Потерпи немного.